Чего не видит зритель. Футбольный лекарь №1 в диалогах, историях и рецептах - Гагик Карапетян

– Хотя сам-то Лобановский – без этих красноречивых жестов – внешне выглядел спокойным.

– Вы правы! Во время матча он сдерживался в проявлениях чувств. Скажем, почти никогда не кричал со скамейки, крайне редко выходил к бровке. Я имею в виду даже такие распространенные случаи, когда тренер по ходу встречи вынужден корректировать игру подопечных. Если возникала необходимость, Валерий Васильевич просил помощников. Или меня с массажистом: нам разрешалось вблизи поля шастать – мол, идите, подскажите через вратаря. Но если Лобановский приблизился к бровке, значит, возникло форс-мажорное обстоятельство.

Само его появление там – мощное психологическое воздействие на команду. В остальных случаях Валерий Васильевич предпочитал указания давать игрокам во время предыгровой установки и в перерыве. Причем мысли умел выражать кратко, но емко.

– То, что Лобановский за словом в карман не лез, мы в случае с Морозовым могли убедиться. А как он объяснялся с футболистами?

– В одном из игровых эпизодов Буряк неожиданно отдал пас пяткой. Однако вместо пользы эффектный прием сработал против нас: получился «обрез» – возникла атака на наши ворота. Нотаций по данному поводу Лобановский ему в раздевалке читать не стал. А лишь сухо сказал, как отрезал:

– Леня, «пятку» убираем!

Тот:

– Красиво же! Для народа играем!

Лобановский:

– «Народ» тоже убираем!

– Вы вскользь упомянули о лаконичности установок Лобановского. С кем его можно сравнить?

– Да ни с кем! У Бескова были очень длительные установки, иногда до получаса. Симонян держался посередине. Но наиболее краткими они получались у Лобановского. Самая долгая – не более 10 минут. Потому накануне он проводил беседы по линиям атаки и обороны. На установке я присутствовал однажды – в первый и последний раз…

– Что так?

– А это тоже к вопросу об особенностях стиля Лобановского. Приученный его предшественниками к присутствию на установке, я и с Валерием Васильевичем повел себя точно так же после того, как приступил к работе. Благо, никто меня не предупреждал, хотя и не приглашал. Но когда явился, сразу понял – зря это сделал. Потому что у Лобановского на том собрании присутствовал ограниченный круг лиц: он, помощник по команде и ребята.

– И что вы особенного подсмотрели в тот единственный раз?

– Любопытна обстановка, в которой все происходило. Боже упаси, кому-то опоздать! Когда Валерий Васильевич заходил своей знаменитой походкой – у него был размеренный шаг, и поэтому когда он, словно нес себя – в помещение, там воцарялась мертвая тишина. Никто не смел рта раскрыть. Это у Бескова слово непременно предоставлялось помощникам: может, добавят по делу. Никита Павлович тоже просил ассистентов высказаться. А Лобановский – нет. Только сам говорил минут десять. После чего команда погружалась в автобус. Причем к задержавшимся с отъездом был не менее строг, чем с опоздавшими на установку.

– Почему, он не жаловал лишних на предматчевой установке? Боялся утечки информации?

– Я, грешным делом, тоже думал, что главная причина в этом. По прошествии времени понял: предыгровая установка для Лобановского не столько «священная корова», сколько важное средство максимальной концентрации футболистов перед выходом на поле. Сужу об этом хотя бы по тому факту, что из тренерской работы он никакого секрета не делал даже перед иностранными соперниками.

Во всяком случае, когда перед чемпионатом мира в Италии мы проводили 20-дневный сбор на базе местного «Интера» под Миланом, на тренировки приезжали и Фабио Капелло (нынешний тренер сборной Англии. – Прим. Г.К.), и Аригго Сакки (бывший наставник «Милана» и национальной команды Италии. – Г. К.). Более того, когда Морозов всполошился и прибежал к Лобановскому со словами «Васильич! Ты смотри – они же там сидят и все пишут!», Лобановский ответил:

– Да пусть пишут!

И привел сравнение:

– Если выведаешь рецепт того или иного замечательного торта, сможешь его испечь?

То есть объяснил: той, видимой стороны тренировочного процесса, что доступна посторонним, ему не жалко. А скрытые аспекты тренерского искусства и технологии – тот же учет пульсового режима – и в бинокль не разглядишь. Конечно, кое о чем зарубежные коллеги догадывались. Недаром они уважительно называли Лобановского «колонео» (в переводе с итальянского – «полковник». – Прим. Г.К.).

– Чему вас научили годы, проведенные рядом с великим тренером?

– Дотошности, стремлению знать все до последней мелочи. К каждому разговору с Валерием Васильевичем необходимо было тщательно готовиться. Любой сбор начинался с того, что на рабочий стол Лобановского ложился анализ состояния футболиста на текущий день по двум направлениям, педагогическому и медицинскому.

– Какие его уроки остались в памяти?

– Поскольку я участвовал в организованном на его принципах тренировочном процессе, то поучиться было чему. Тем более, многие вещи носили новаторский характер. Например, во время интенсивных занятий Лобановский запускал знаменитую скоростно-силовую «круговую тренировку» по 8 «станциям». То есть она проходила на пределе возможностей футболистов, а меня просили контролировать пульс. Тогда, правда, я это делал вручную.

Максимальное достижение во время прохождения станций фиксировалось на уровне 180–190 ударов в минуту, иногда – до двухсот. А в интервале между упражнениями (серию провели, потом пауза) контролировался пульс. С исходного показателя – 140 ударов в минуту – начиналось повторное выполнение упражнения. Так достигался эффект воздействия нагрузок.

Во все это я вникал, многое даже старался за Лобановским записывать. Когда проводил утреннее обследование, то благодаря его информации знал, какая работа происходила накануне. То есть Валерий Васильевич в отличие от иных тренеров сборной активно включал меня в процесс ее подготовки.

– Значит, вы становились активным участником занятий, проходивших под руководством Лобановского, а не созерцателем на бровке поля, как это происходило обычно?

– Вот именно! Перед чемпионатом мира-1990 Лобановский отрабатывал, допустим, упражнения по прессингу, а мне уже были известны параметры функциональных сдвигов, происходящих в подобной ситуации на поле. Или тяжелое занятие «игра один в один»: форвард должен на скорости обыграть стоппера и ударить по воротам, а защитник обязан играть с ним так, как он ведет себя во время матчей в единоборствах. Причем все происходило с повторами – как говорят в кинематографе, ребята «проводили дубли».

Не ограничиваясь прежней ролью стороннего наблюдателя, по знаку Валерия Васильевича я был готов после упражнений контролировать – при помощи футболистов – показатели их пульса. Я ведь был хорошо знаком с режимами работы Лобановского и ответной реакцией организма на ту или иную нагрузку. Здесь считаю его своим Учителем. Потому что у него все проходило по науке. Причем свой игровой опыт он практически не использовал.

– Вы рассказывали об эпизоде, в котором присутствующие на тренировке сборной СССР видные иностранные специалисты конспектировали Лобановского. А были у него старательные ученики в собственном клубе?

– Конечно! Впервые я это подметил в Монреале-1976. Условия, в которых ребята жили в олимпийской деревне, были, мягко говоря, спартанскими. В комнату с двухэтажными, как в казарме, кроватями заселяли по восемь человек. Так что хочешь не хочешь, но все были друг у друга на виду. Тогда-то я и увидел, что после каждой тренировки Валерия Васильевича сначала Фоменко, а за ним Буряк, Блохин, Коньков доставали свои дневники и что-то записывали. Заметьте: все они, включая присоединившегося к ним в 1988 году Михайличенко, стали потом тренерами.

– То есть задумываясь о своем будущем после ухода из большого спорта, они брали уроки у выдающегося наставника. Кто из тех, конспектировавших Лобановского, по тренерскому уровню приблизился к нему?

– Первым я бы назвал Алексея Михайличенко, бывшего наставника сборной Украины и киевского «Динамо». Так сложилась судьба, что несколько лет назад, когда «Локомотив», где я давно работаю, проводил под руководством Юрия Павловича Семина сбор в Испании, туда приехало и киевское «Динамо». Михайличенко в ту пору работал главным тренером родного клуба, помогали ему динамовские ветераны – Анатолий Демьяненко и Михаил Михайлов. Мы занимались на соседних полях. Поэтому я хорошо разглядел, что все упражнения у них строились точно так же, как у Лобановского: и хронометраж, и поведение самого Михайличенко…

Словом, понял, почему получила столь широкое распространение полуслух-полушутка, что он – «внебрачный сын» Валерия Васильевича – настолько Алексей во всем копировал наставника.