Блудные братья - Евгений Филенко

Кратов отрицательно помотал головой.

— Я уже точно не ангел, — пробормотал он неверным языком. — Вот она— может быть…

— Драд-дхэйам, — выругался эхайн. — Как такое возможно? Я даже вытрезвился от хмеля! То-то я смотрю, а этот дуралей Шьесс на карачках перед ней ползает! Да тут всякий не то что на карачках, а и на пузе поползет… У меня внутри все болит, вот уже сорок лет не стихает, едва я первую жену похоронил… а теперь вдруг все прояснилось и успокоилось. Будто было мне отпущение всех грехов. — Он с опасливым благоговением посмотрел на мирно спящую Озму. — Это светлый ангел залетел в мой дом. А я даже не умею его приветить как полагается…

— Сейчас этому ангелу нужна только мягкая и чистая постель, — сказал Кратов.

Лэрдзорид не глядя, через плечо, театральным шепотом гаркнул что-то на все том же варварском наречии — прислужники вышли из столбняка и кинулись выполнять распоряжение.

— И еще здесь что-то прозвучало насчет Рыцарского Устава, — продолжал Кратов.

— К демонам эту дрянь! — рявкнул Лэрдзорид и в испуге прихлопнул свой рот широченной ладонью. — Да простит пречистая янтайрн мой гнусный голос… Я не хочу даже вспоминать о воине. Как можно после такого?..

— Можно, — возразил Кратов. — Если совершенно умозрительно… У вас есть текст Устава?

— Нет у меня текста, — проворчал эхайн. — Зачем мне текст, когда я его наизусть помню… зря, что ли, зубрил его в унтерской школе?

— Отлично, — сказал Кратов. — То есть, конечно, безобразие, что в доме нет Рыцарского Устава!

— А на кой он нужен? — упирался Лэрдзорид. — Уж всех моих воинов давно нет в живых, а я свое под знаменами Нишортуннов давно отбарабанил.

— Все равно — непорядок… Что там говорится насчет ответственности солдат за их злодеяния против мирного имущества, скота и живых душ?

— Ничего такого не говорится, — удивленно сказал Лэрдзорид. — Солдаты в том неповинны. Что с них взять? А отвечать должны полководцы.

— Нельзя ли сформулировать поточнее?

Продолжая удивляться, Лэрдзорид сформулировал поточнее.

— Прекрасно, — заявил Кратов. — То есть, разумеется, полный бардак… В этом поселке есть суд?

— Есть, — покачал головой Лэрдзорид. — И чем же я провинился перед пречистым яннарром?

— Наоборот, — промолвил Кратов. — Вы меня несказано выручили. И не только меня. Так что ждите новых милостей от гекхайана.

— Нечего мне ждать, — буркнул старик. — Не вернет он мне ни жен, ни детей.

Неслышно приблизился один из прислужников, что-то прошелестел, указывая в направлении тростниковой сдвижной перегородки. Кратов поднялся из-за стола — хмеля как не бывало.

— Сейчас я уложу янтайрн Озму в постель, — сказал он, — а сам наведаюсь в ваш суд. Если случится что-то непредвиденное… Берегите ее, гекхайэдд.

— Я ее сберегу, — пообещал Лэрдзорид, глядя в сторону. — Я ее так сберегу, что демонам тошно станет. Я за нее всякому горло перерву, не посмотрю, что т'гард…

7

Поселковый судья Дзатлэг, одних примерно лет с гекхайэддом, внешностью своей, однако же, напоминал отнюдь не Отца Тука, а пожилого, разморенного жарой льва. Седая грива была в беспорядке рассыпана по необозримым плечам, тусклые глазки прятались в морщинах, огромную рыхлую физиономию украшали пышные бакенбарды и густые висячие усы. На столе перед судьей лежала обязательная для отправления правосудия металлическая наковальня Традиций, а кристалл Справедливости был зажат в могучей лапе.

— Что угодно яннарру? — прохрипел судья Дзатлэг.

— Защиты от беззакония, разумеется, — объявил Кратов, приближаясь.

Судья смахнул просторным рукавом невидимую пыль со столешницы и, примерившись, грянул кристаллом о наковальню. Под деревянные своды воспарил чистый металлический звон. Эхайны, бесшумными тенями блуждавшие по залу суда и шепотом переговаривавшиеся, на мгновение застыли.

— В чем суть претензии? — вопросил судья.

— Я, Константин Кратов, — звучным голосом, как и полагалось, начал тот, — этлаук, — при этом слове дряблые щеки Дзатлэга дрогнули: он явно был осведомленнее хлебосольного и недалекого гекхайэдда, а несколько эхайнов опрометью кинулись к выходу, — временный гражданин города Тритоя, что на планете Эльдорадо, желаю обвинить военное руководство Светлой Руки Эхайнора, первым среди коего числится тсокхард Авипкух Вемлугд, седьмой т'монг Абшизгэмб, а последним — ашпайг Кьеллом Лгоумаа, третий т'гард Лнхлэбр, в преступном и злоумышленном нарушении традиций и законов Светлой Руки, в частности — Уголовного уложения в том смысле, что допущено и не пресечено неправомерное осуждение и наказание лиц, находящихся вне пределов юрисдикции означенного Уголовного уложения.

— Каковы факты, подлежащие рассмотрению суда? — нахмурясь, осведомился Дзатлэг.

— Боевые соединения Светлой Руки Эхайнора, руководимые упомянутыми лицами, а также иными военачальниками в обозначенном оными лицами интервале чинов и званий, в течение продолжительного времени ведут карательные акции против разумной расы этлауков и их союзников, не имея на то юридических оснований. Поскольку этлауки и их союзники не упоминаются в официальном реестре флоры и фауны Светлой Руки, издаваемом Эхлиамарской Академией натуралистики, они не могут считаться дикими животными, а должны быть недвусмысленно причислены к разумным существам. В то же время, они не могут быть объектами карательных операций либо иных репрессивных действий со стороны подданных Светлой Руки Эхайнора, поскольку пребывают вне пределов юрисдикции Уголовного уложения, каковое распространяется исключительно на эхайнов. С другой стороны, оглашаемая здесь претензия, направленная против всего личного состава боевых соединений Светлой Руки, включая младшие воинские чины и звания, а также рядовой состав, может быть существенно и ко всеобщей пользе ограничена лишь упомянутыми выше лицами. Как гласит Рыцарский Устав, «воины в пешем, верховом либо каком ином прочем строю не расплачиваются за злонамеренные, нерассудительные либо скудоумные деяния своих боевых вождей».

— Это так, — проворчал Дзатлэг. — Но правосудие в моем лице пребывает в сомнении: может ли этлаук, представитель стороны, которая по меньшей мере до решения суда должна рассматриваться в качестве неприятельской, заявлять иск в суде Светлой Руки Эхайнора…

— Полагаю, что может, — произнес Кратов. — Ибо нигде не сказано обратного.

Судья Дзатлэг задумчиво поиграл кристаллом Справедливости.

— Точно так же никто и никогда не говорил до сих пор, — сказал он, приоткрывая в усмешке желтые от старости клыки, что этлауки наделены смелостью, то есть качеством, более приличествующем воину-эхайну.

— Этлауки, ваша честь, наделены всеми качествами, подобающими разумному существу, — с достоинством заметил Кратов. — У них лишь иные мерила нравственных совершенств. Однако же, это не есть достаточный повод для их покарания.

Судья свирепо покосился в сторону сидевшего за терминалом молодого эхайна-секретаря, позволившего себе легкий и неуместный в зале суда смешок.

— И все же правосудие в моем лице находится в затруднении, — изрек он.

— В чем же причина? — недовольно спросил Кратов. — Я невнятно изложил суть дела?

— И это тоже, — рыкнул Дзатлэг. — Я способен отдать дань уважения вашей отваге. Но вам следовало бы избрать для предъявления столь серьезной претензии более высокую инстанцию…

— Я не могу ждать, — сказал Кратов. — Я могу просто не добраться до Гверна, где, конечно же, более подходящее место для тяжбы двух галактических цивилизаций, нежели этот во всех иных отношениях достойный населенный пункт. Но я полагал, что принять и зарегистрировать иск в Верховном суде Юкзаана можете и вы.

— Я всего лишь поселковый судья, — покачал головой Дзатлэг.

— А разве бывает поселковое правосудие? — усомнился Кратов.

— В окрестностях Амулваэлха стоит эскадрон бронемехов т'гарда Лихлэбра, — сказал Дзатлэг, — Если ко мне применят силу — что мне останется, как не подчиниться ей?

— Кто же отважится применить силу к столь уважаемому лицу?!

Вместо ответа судья Дзатлэг глазами указал на дверь.

— Мне что — убираться отсюда ни с чем?! — вспыхнул Кратов.

— Это вполне возможно, — уклончиво произнес судья. — Уж как получится…

Тихий шелест голосов, что не смолкал ни на мгновение, вдруг разом оборвался, словно кто-то воспользовался невидимым регулятором громкости, и в здании суда установилось абсолютное молчание. Утопая в ауре всеобщего неодобрения, Кратов обернулся.

На пороге стояли двое гигантских эхайнов в полевых комбинезонах бронетехников. В руках у каждого был разрядник, на рожах соблюдалось одинаково зверское выражение, а желтые зенки уставлены были на Кратова.