Путь хирурга. Полвека в СССР - Владимир Голяховский

Как в каждом научном учреждении, у нас постоянно проводились конференции, симпозиумы и читались лекции по разным специальностям. Меня интересовало все, и хотя я работал в травматологии, но ходил на лекции, конференции и консультации наших гигантов медицины и многому научился у них. Вскоре я понял, что мое медицинское образование отстало от моей практической натренированности — руки мои обогнали голову.

Не один я вернулся в Москву: после трех лет работы из провинции вернулись мои друзья Вахтанг с Марьяной, Изя Зак, Павел Шастин, Инна Гурьян, Софа Кантер и многие другие. Все они, как и я, устроились на прохождение специализации. Мы были рады встрече и возобновили прерванную дружбу, на этот раз — уже навсегда.

Иногда на конференциях я встречал других своих однокурсников — тех, которых за общественную работу оставили в Москве. За три года многие из них, особенно партийные, сумели высоко продвинуться и защитить диссертации. Гена Сидоренко, Капитон Лакин и Юра Панченко стали доцентами. Павел Ширинский, тоже доцент, пробился в медицинский отдел ЦК Коммунистической партии — стал большим начальником.

Однажды на конференции я встретился с двумя сокурсниками-хирургами — Славой Францевым и Сашей Микаэляном:

— Ребята, здравствуйте! Рад вас видеть.

— А, Володя, здорово! Ты что тут делаешь?

— Проработал три года в Карелии, а теперь вот учусь в клинической ординатуре. А вы?

Они переглянулись:

— Мы защитили диссертации и стали ассистентами профессора Мешалкина, вместе с ним делаем первые в Союзе операции на сердце.

— Операции на сердце! И диссертации уже защитили! Ну молодцы!

Они были хорошие ребята и деловые студенты и, наверняка, заслужили то, чего достигли. Но про себя я с огорчением подумал: «Вот, они уже так много успели. И оперируют даже на сердце. А что я успел?»

Появилось какое-то чувство неудовлетворенности. Может, оттого, что ничего подобного не успел, а может, это было просто отражением личного духовного одиночества?

Как это случилось

Я не думал, что Ирина ждала меня все те три года. Она сама говорила год назад, что хотела выйти замуж. Но вспоминал я ее много раз — она оставила в моей душе глубокий след и нравилась мне больше всех моих знакомых женщин. Хотя, кроме поцелуев, между нами ничего не было, но моя память хранила ее ближе других. Что это было — родство душ? Не знаю, но что-то неуловимо близкое. Интересно, что же происходит с ней теперь? Я хотел, но все же боялся узнать и с некоторым трепетом набрал ее телефонный номер:

— Ирина, это Володя, я вернулся в Москву, — голос мой немного дрожал, не знаю почему.

— Я узнала тебя. Здравствуй. — «Ага, все-таки узнала!»

— Ты узнала меня? — от растерянности я говорил не то, что само просилось.

— Узнала, — ее голос тоже был какой-то неспокойный, будто она волновалась.

Я выдавил из себя:

— Ну, как ты живешь?

— Хорошо, я закончила университет.

Раз она в первую очередь заговорила об университете, то, может, не вышла замуж. Все-таки надо узнать побольше.

— Чем ты занимаешься?

— Устраиваюсь на работу.

Пожалуй, эта линия разговора все дальше отодвигается от замужества. Надо узнать еще больше.

— Что еще нового? — я все время спрашиваю, как дурак, не могу сойти с вопросов; ей это могло надоесть. Она сказала:

— Нового? Много нового, — так и есть, послышалась легкая интонация раздражения вопросами; надо мне менять линию разговора. Тогда я отчаянно брякнул:

— Могу я видеть тебя?

— Тебе этого хочется? — теперь она задает дурацкие вопросы.

О, великий Грэм Белл, неужели ты изобрел телефон для того, чтобы люди вели идиотские диалоги?!

— Конечно, хочется, — я уже наступал, как шахматист, захвативший инициативу.

— Если хочешь, приезжай.

— Когда?

— Ну, приезжай сейчас…

Я мигом сбежал вниз, сел в машину, и поехал. Нет, не поехал — я помчался, я устремился, я полетел. Спасибо милиции, что не остановила меня за нарушение скорости и, главное, не задержала. Я летел на крыльях ожидания: она сказала «приезжай сейчас» — значит, нет ни мужа, ни детской кроватки, никаких препятствий. От волнения и растерянности я еще не понимал, что уже выиграл самую сложную в моей жизни игру — мою любовь. На пятый этаж без лифта я взлетел в несколько прыжков. Только у двери слегка заробел. Она улыбнулась мне той своей улыбкой, которую я помнил все годы…

…Через месяц она стала моей женой.

Я многого не помню из того, что происходило вокруг меня в тот период времени. Я ходил на работу, я дежурил, я производил какие-то действия, из которых получались какие-то дела, но я не помню — какие. И опять я писал стихи Ирине:

Мы все безвольнее больных,Когда желанием объяты;Владея волей за двоих,Легко заставила меня тыС волненьем думать о тебе,Ласкать мечту стихов улыбкой…Ты так вольна в моей судьбе.Как виртуоз владеет скрипкой.Отдавши волю за любовь,Согласен впредь во всем с тобой я,С одним условием — чтоб вновьОбрел я страсть взамен покоя.

Каждый день после работы я мчался на машине взять Ирину с работы — она стала референтом в иностранном отделе Академии сельского хозяйства — ВАСХНИЛ. У меня всегда были с собой приготовленные мамой бутерброды, пирожки и кофе в термосе. Мы ехали куда-нибудь за город, гуляли, а потом целовались, целовались. Мы были одни, а вокруг пустота. Все было только — вихрь нашей любви.

Мир остановился для нас в нашем вихре чувств. Мы сами не сразу осознали генеральное изменение в нашей жизни — супружество. Мы не были дураками, но были слишком сильно влюблены. Я доминировал в том вихре и закрутил Ирину настолько, что она невольно поддавалась мне во всем. Для нас не существовало ничего, кроме нас самих, и мы даже не думали о том, чтобы делать формальную свадьбу. Нам хотелось быть вдвоем, только вдвоем; мы не понимали — зачем это надо исполнять ритуал гражданской регистрации брака в ЗАГСе, а потом сидеть за свадебным столом, тоскуя от присутствия многих людей, пусть даже и близких. Ну, а к тому же: куда бы мы съехались после свадьбы?

Ирина жила с матерью в двух небольших комнатках коммунальной квартиры. Даже это казалось тогда хорошо — все-таки не одна комната. И логично было предполагать, что ее мать отдаст нам одну, поменьше. Но моя будущая теща — Мирра Моисеевна Вермонт — с самого начала сочла меня не очень подходящей партией для ее дочери. Кто я такой? — мало зарабатывающий врач с малоперспективным будущим. Сама она была вдовой двух довольно известных писателей, у нее остались от них деньги, круг ее знакомых состоял из людей искусства — элиты московского общества. Она не собиралась стеснять себя для нас и ютиться в одной комнате. Ирина ее ни о чем не просила, а я, естественно, ни о чем не просил Ирину. Так мы с ней крепко любили друг друга, но жили раздельно почти целый год. По счастью, теща вела светский образ жизни и часто проводила вечера и полночи в обществе своих друзей. Тогда мы могли наслаждаться друг другом.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});