Книга японских обыкновений - Александр Meщеряков

Приговор дворянина к самоубийству. С гравюры сер. XIX в.

Тюрьмы для обыкновенных преступников устроены довольно сносно. Но все это нимало не относится к тюрьмам, в которых содержатся важные преступники прежде или после суда. Они не напрасно называются гокюйя или гокуйя (ад). В этих тюрьмах, находящихся в здании губернаторского управления, помещают по пятнадцать и по двадцать человек в одном покое, в который свет и воздух проходят через небольшое отверстие, проделанное в потолке и прикрытое решеткой. Дверь отворяется только для выпуска или впуска преступников. Им не дают ни книг, ни табаку, не допускают ни малейшего развлечения. Постелей нет. Вместо шелковых или тонких холстинных поясов надевают на них пояса соломенные, знак бесчестия. В одну дыру подают кушанье и принимают нечистоты. Кормят их самыми дурными припасами, и хотя им позволено получать кушанье из дому, однако же они не могут пользоваться этой милостью, если присылаемого кушанья недостаточно на всех заключенных: обитатели этих адских мест преданы полному своеволию самых гнусных страстей и отнимают друг у друга что хотят. Из этого выходит, что самые злые господствуют в этих убежищах преступления, и слабые в совершенной зависимости у сильных.

* * *

Главное управление почт (для писем и курьеров) находится в Огосаки, потому что этот город считается первым по торговле в империи. Из него беспрестанно сносятся с столицами Мияко и Эдо, с резиденциями князей, губернаторов и с Нагасаки невольным местом жительства иностранцев. Почта непременно идет из Оюсаки 7, 17 и 27 числа к аждиго месяца в Нагасаки, а 8, 18 и 28 в Мияко и Эдо. Впрочем, ежедневно можно переписываться из Огосаки с Мияко. Письма вкладываются в сумки из клеенки: ее несет на палке скороход. Подбегая к следующей станции, он кричит; от него принимает сумку другой скороход и бежит далее; таким образом остановки нет нигде. Если в сумке есть ценные бумаги, ее несут два скорохода; их называют фи-фияк от китайского слова; это значит крылатые ноги.

Если величайший и важнейший князь империи встретит почтового гонца, то обязан дать ему дорогу и позаботиться, чтобы то же сделала его свита. Кроме этих постоянных почт всегда можно послать нарочного; плата такому скороходу зависит от времени года. От Огосаки до Нагасаки платят от 200 до 400 рублей ассигнациями. Если же надобно передать важное известие как можно скорее, то зажигают на вершинах гор огни или пускают ракеты.

Земледелием японцы занимаются прилежно и успешно. Вся земля обработана, до самых вершин гор, за исключением дорог и мест, где растут леса, необходимые для снабжения империи строевым лесом и углем. Там, где нельзя пахать волами, люди заменяют их или даже вместо сохи действуют руками. Почва вообще посредственна: но с помощью труда, дельно рассчитанных орошения и сильного удобрения из нее извлекают нередко самую большую жатву.

Всего более возделывают рис, который считается лучшим в Азии. Самый уважаемый сорт был, как снег, и так питателен, что по словам Кемпфера, иностранцы, непривыкшие к нему, не могут съесть его много за один раз. Ячмень и пшеница также растут в Японии. Первый употребляется единственно на корм скота; да и пшеницу мало уважают. Однако из нее приготовляют пироги; она же входит в состав сои, японской приправы, которая в большом употреблении во всей Японии и которую привозят даже в Европу.

Н. Бартошевский.

«Япония. (Очерки из записок путешественника вокруг света)»[116]

Вряд ли где-либо существует страна, обычаи которой представляют более оригинальности и интереса, чем японские. Нигде вы не встретите такой самобытности, таких своеобразных форм в частной и общественной жизни; здесь вы на каждом шагу наталкиваетесь на что-то небывалое и немыслимое у нас; каждая мелочь говорит вам, что тут люди шли совершенно не тем путем, как мы, и что история привела их и нас далеко не к тем же результатам. Совокупность явлений здешней, как внешней, так и внутренней жизни, часто незначительных и незаметных порознь, представляет вам в целом загадку, перед которой вы невольно задумываетесь, ища ответа на множество вопросов, родившихся в вашей голове при знакомстве со столь оригинальной страной. Довольно взглянуть, например, на их чайные дома, чтобы окончательно потеряться в догадках относительно нравственной, религиозной и общественной стороны их обычаев.

Действительно, что вы скажете о заведении, в котором воспитываются по несколько сот девочек со специальной целью сделаться, по наступлении 14-летнего возраста, наложницей офицера или чиновника, или женою человека более низкого сословия, чаще же всего просто публичною женщиной? В Европе, конечно, такое заведение считалось бы и было бы на самом деле рассадником разврата; здесь, напротив, как эти дома, так и пансионерки их пользуются уважением; публичные женщины Японии не только не носят такой отличительный характер, как наши, но и ничем не отличаются от прочих обитательниц Японских островов. Чайные дома — это большие здания, где помешается иногда до четырехсот девиц, большей частью дочерей бедных родителей, отданных на воспитание какой-нибудь старухе; за это родители денег не платят, а напротив, часто содержательница сама дает им деньги, уверенная, что выручит их с избытком, продав свою воспитанницу в жены или наложницы, когда ей наступит 14 лет. Эти дома нельзя назвать гостиницами, хотя в них заходят поесть и попить, как в наши рестораны; не похожи они и на публичные дома, как есть они у нас, хотя цель существования их тождественна, зато, как я сказал, громадна разница в том, как стоят они в общественном мнении; вследствие чего и самая обстановка не имеет такого оттенка пошлости и грязности, как у нас; относительно поведения девушек не может быть и сравнения, насколько скромно и прилично они себя держат. Чайных домов в каждом городе множество, и все они устроены по одному образцу, в них ходят повеселиться не только холостые, но и женатые, часто со своими женами, и действительно находят здесь развлечения самые разнообразные: здесь можно встретить и актера, и акробата, и танцора, и музыканта, но главное, что нравится публике — это гейши. В гейши выбирают молоденьких девочек, особенно способных нравиться; они поют, играют на трехструнной гитаре, говорят стихи, загадки, сказки, вообще занимают публику различными способами, но главное их назначение — своею красотой и своими сальными играми возбуждать страсти молодых людей, заходящих в дом, для чего они часто танцуют совершенно нагие и делают различные движения не совсем скромного свойства, но сами они всегда должны оставаться целомудренными. Гейши считаются самыми образованными женщинами в Японии, они не только знакомы с шитьем, вышиванием и разными мелкими ручными работами, но умеют даже сочинять стихи и сказки. Вообще всех девочек до четырнадцатилетнего возраста учат в чайных домах разным наукам. В Японии женщины получают одинаковое образование с мужчинами и обязаны уметь читать и писать. Эти подростки до четырнадцатилетнего возраста, называемые хавроси, находятся в услужении у более взрослых девиц; положение хаврось самое скверное, их худо кормят и одевают и заставляют кроме наук исполнять самые грязные работы.

Японки очень недурны собой, но они весьма скоро старятся и тогда делаются безобразными, чему способствует в особенности обычай, предписывающий замужним женщинам чернить себе зубы и выщипывать волосы у бровей; говорят, что это делается для предупреждения ловеласов, потому что закон смотрит весьма неодинаково на связь с женщиной и девушкой; например, изнасиловавший девушку не подвергается никакому наказанию, тогда как изнасиловавший чужую жену обязан распороть себе живот: несмотря на такие строгости, интриги с замужними встречаются довольно часто.

Японцы нрава веселого; они постоянно шутят, поют песни, играют и танцуют. Шутки их довольно остры, но всегда циничны. Смеются они часто, но еще чаще довольно глупо улыбаются повторяя свое неизменное хе, хе, то есть да, да. Их песни монотонны, унылы и все на один мотив; то же надо сказать и об их игре на инструментах. Танцы состоят из кривлянья и мимики; лицом они выделывают ужасные гримасы, а телом движения, по большей части очень нескромные. Японцы — большие театралы, у них в каждом городе непременно есть спектакль. Канва пьес большей частью историческая, интрига всегда сальна до крайности. Некоторые пьесы могли бы быть интересны, если бы говорились намеками, а не так бесцеремонно: да кроме того, так как все эти пьесы отнесены за несколько тысяч лет назад то и исполнители, желая подражать выговору и манерам предков, коверкают язык, делают отвратительные гримасы, уродливые и неестественные движения и издают совершенно нечеловеческие звуки.