Третий выстрел - Саша Виленский

поплакали. Не так Фаня представляла свое возвращение, совсем не так. Начало темнеть, стремительно, как это всегда бывает на Ближнем Востоке. Свет зажигать не стали. Михаль положила голову матери на колени, и та, перебирая ее волосы, тихо, почти шепотом, рассказывала о своей службе в Александрии в штабе Средиземноморского флота Великобритании.

Бомбежка Тель-Авива тогда действительно все перевернула. Несмотря на то, что где-то там, далеко, шла война, город жил своей привычной жизнью: люди сидели в открытых кафе за чашечкой кофе или стаканом пива «Нешер», обсуждали политическую ситуацию в мире и новые фасоны платьев, листали «Давар» и «Теша ба-эрев», слушали «Голос Иерусалима» и Би-би-си. Хозяйки сплетничали в очередях за керосином, а британские офицеры пытались ухаживать за еврейскими девушками.

И хотя за два месяца до этого итальянцы уже бомбили Хайфу, но для тель-авивцев все это было где-то там, далеко. Тем более, что Хайфа — промышленный центр, а Тель-Авив-то за что? Так что когда появились низко летящие транспортные «Савойя-Маркетти» люди не сразу поняли, что сейчас на город будут высыпаны десятки бомб, которые унесут жизни полутора сотен человек.

Шок от июньского налета перевернул сознание многих, в том числе и Фани. Решение пойти добровольцем в британскую армию она приняла не сразу, но после долгих и мучительных раздумий. Сегодняшний уход Меира был так же ожидаем, как и давнее исключение из кибуца. Меир был жестким и принципиальным, их всегда считали идеально подходящей друг другу парой: оба непримиримы до нетерпимости, никогда не скрывали своего мнения, даже если оно шло вразрез с мнением большинства, оба часто страдали от своей резкости, но себе не изменяли. Фаня даже подслушала однажды, как несколько ребят из Иргуна обсуждали, что у них с Меиром происходит в постели. Кто-то, смеясь, утверждал, что у них и там идут бесконечные споры, не любовные битвы, а схватки принципов. «Интересно, кто у них сверху — тот, кто победил в споре о выборе тактики секса?» Она даже не обиделась, просто смешно стало. Знали бы вы, ребята, каким нежным и ласковым мог быть этот суровый руководитель!

Тогда они с Меиром разругались вдрызг, он был категорически против любого сотрудничества с британцами. То, что Хагана отправилась воевать с вишистами[70] в Сирии, его возмутило до глубины души. Для него уже и ЭЦЕЛь был недостаточно радикальным. А Фаня тогда пришла к выводу, что единственно логичным решением было записаться добровольцем в армию Его Величества. Ее заявление долго не принимали, считали ее неблагонадежной, но чем дольше отказывали, тем упорней она становилась в своем стремлении воевать с нацистами. В конце концов, она победила. Как всегда.

После бомбардировки Тель-Авива итальянские войска маршала Грациани двинулись в сторону Эрец Исраэль, а британские войска генерала О'Коннора начали отход. Значительно продвинуться к Суэцкому каналу итальянцам не удалось, но в феврале следующего, 1941 года, в Ливии высадился немецкий Африканский корпус генерал-лейтенанта Эрвина Роммеля, и угроза падения Палестины, а, значит, неизбежной резни, стала реальностью. Земля Израиля оказалась зажатой между немцами и итальянцами на юге и французскими войсками на севере. Надо было воевать. Или погибать. Фаня выбрала воевать. А как иначе? Как Меир не понимал такой простой вещи?!

— Мам, а кем ты служила?

— Я бы хотела быть если не инструктором по стрельбе, то заняться любой практической деятельностью, но меня даже к пишущей машинке не подпустили: вдруг я начну воровать секреты? Я же неблагонадежная. Да и возраст: самая старшая в женской команде. Поэтому меня отправили работать на складе…

— И все?

— И все. Учет и контроль. Прием и выдача. В армии, доченька, делают то, что необходимо, а не то, что хочется. Знаешь, какой лозунг был у наших вспомогательных сил? «Присоединяйся к нам, освободи мужчин для службы на флоте!» А складскую работу все равно надо было кому-то выполнять. Вот я и выполняла. Это нормально.

Михаль долго мялась, видно было, что хочет что-то спросит, но не решается. Фаня ее не торопила — пусть созреет. Помолчали.

— Мам, — решилась наконец.

— Да, Михалюш?

— Вот ты хотела быть инструктором… И папа говорил, что ты хорошо стреляешь…

— Да, таким вот Бог наградил талантом. Хотя, врать не буду, и я иногда промахиваюсь.

Не хотелось ворошить в памяти тот августовский вечер на заводе между патронным и гранатным цехом, но как тут не вспомнить судьбоносный промах?! Ладонь как бы вновь почувствовала отдачу браунинга, когда она себя пересилила и заставила палец нажать на спусковой крючок. И этот запах сгоревшего пороха, который ни с чем никогда не спутаешь.

— А ты могла бы с нами позаниматься?

— С кем «с нами»?

— Мы тут с ребятами хотим отряд организовать. И вообще, уметь стрелять никогда не вредно. А по нынешним временам — даже полезно.

— Михаль! Тебе же всего 16 лет!

— А тебе сколько было, когда ты первый раз выстрелила?

— Я была старше.

— На два года? Так и время прошло, сегодняшние мы гораздо старше вас, тогдашних. Ну так как?

— Давай-ка сначала с твоими ребятами познакомимся, поймем, чем они дышат и что собираются делать. А то знаю я вас, — улыбнулась. — Я и в восемнадцать глупостей натворила немало. Сейчас давай спать. Поздно уже. Утром на свежую голову будем решать наши проблемы.

То, что в восемнадцать, да и много позже, казалось самым главным и важным… Нет, это и сегодня было самым главным и важным! Но теперь у нее была дочь, взрослая, самоуверенная, ироничная. Это была уже не та девочка, которую нужно было накормить, обуть-одеть, почитать с ней книжки, спеть на ночь колыбельные на идиш и на русском. Впервые Фаня задумалась о том, какой она была матерью для Михаль — и поняла, что матерью была плохой. Она не могла четко ответить, почему так думала, они с девочкой были близки, любили друг друга, смеялись, дурачились, играли в разные игры — только оказалось, всего этого мало, чтобы считать себя хорошей матерью. Хорошая мать не оставит ребенка на два с половиной года, тут Меир прав. Но она и сейчас была уверена, что поступила правильно. И что теперь делать? Михаль ее любит и помнит, но разговаривает с ней как со старшим товарищем, не как с матерью.

Что там у них за отряд? К кому они ближе, кто их учителя? Хагана или Иргун? Ведь дети же, а стремятся научиться стрелять, и стрелять метко. Смогут ли эти подростки выстрелить в человека? Сможет ли она научить их стрелять в людей? Да и можно ли этому научить? А вот самое