Расплата за жизнь - Эльмира Нетесова

— Жива она иль нет? — подходили женщины, соседки по палате, к постели Быковой.

— Кажется, пока дышит…

С утра до позднего вечера не отходила от постели больной Люся Потапова. Врач следила за каждым изменением. Постоянно проверяла температуру, давление, анализ крови. Уколы, капельницы, таблетки, микстуры — самые совершенные — применяли постоянно. От больной ни на минуту не отходили медсестры и врачи. За состоянием здоровья следили многие. Им интересовались все по многу раз на день.

Савва почти не уходил из морга. Он тоже ждал своего часа и ловил удачу.

— Никуда они от меня не денутся. Пожалуют, как милые. Тут я их и накрою. Сам.

Патологоанатом решил наказать прокурора и начальника милиции за недоверие к его сведениям. И решил поймать братьев Быковых без их помощи. Он хорошо изучил за долгие годы работы психологию людей. И был уверен, что слух, пущенный им по городу, дойдет до братьев Быковых, и те обязательно заявятся в морг. Теперь им в больнице делать нечего, — потирал руки Савва…

Чекистам в те дни было не до Быковых. Одно за другим происшествия срывали их среди ночи в Нарышкино, Мценск, Волхов.

— Взорван элеватор!

— Убит начальник автостанции…

— Исчез депутат городской думы! — сыпались срочные сигналы с мест.

Каждое новое задание отнимало не только время, но и силы. Установить причину, найти виновного как можно скорее. А тут новая беда опережает прежнюю:

— В банке обнаружена мина!

Кто ее заложил? Кто посягнул на жизни работников? С какой целью?

И снова в путь, и ночи без сна, работа без отдыха и перерыва. Будь в сутках втрое больше времени, и его не хватило б…

Какой нынче день? Что там дома? Как там живут семьи? О том забыли. Не до того. Надо успевать.

Едва нашли рэкетиров, подорвавших элеватор, в тот же день поехали разыскивать убийц начальника автостанции. На третий день взяли обоих.

Депутата городской думы разыскали. За него требовали выкуп с семьи. Из рук пятерых матерых бандитов вырвали человека. Он уже с жизнью простился. Долго не мог поверить, что остался в живых. Почти неделю был заложником. А взяли прямо в подъезде дома, когда с работы возвращался. Не ночью, вечером. Ударили по голове чем-то тяжелым, затолкали в машину. Повезли куда-то.

Как разыскал его Потапов? Как вышел на след? О том он доложил только генералу. Сам освободил депутата. Без единого выстрела. И террористов взял. Всех…

— Рискуешь, Сашка. Ну, не подставляй голову! Ведь дети, жена у тебя! — напоминал генерал.

— А как иначе может быть? — отвечал тот смеясь.

— Да, другого выхода не имел, — согласился начальник, опустив голову. — Мало вас! Потому и

страшно за каждого! Терять не хочу, — сознался не впервой.

Соколов нашел минеров банка. Там потрудились конкуренты, подослали молодчиков. За возможность удержаться на плаву, не быть банкротами, избежать следствия заплатили круглую сумму. Что им жизни? Соколов остался в живых по счастливой случайности. Трое киллеров были доставлены в следственный изолятор в ту же ночь. Лишь в половине шестого прилег человек, чтобы хоть немного отдохнуть, перевести дух, а в семь звонок:

— На обочине магистрали трое покойников. Мужчина, женщина и ребенок…

— Где именно?

— Тридцать седьмой километр…

И снова мчится машина, увозя усталого человека на очередное спецзадание. Опять рэкетиры… Дорожные грабители не щадили никого. Они останавливали машины под видом гаишников и милиции, «голосовали», просясь в попутные машины, прикидывались умирающими от усталости, даже калеками — беспомощными и несчастными.

Несмотря на множество предупреждений милиции и прессы, иные жалостливые водители не выдерживали и становились жертвами разбоя.

Случалось, выходили рэкетиры на проезжую часть дороги целой группой. С оружием. Не остановись водитель, прострелят колеса, выволокут шофера и не просто убьют, а измучают, истерзают, запытают всех сидящих в машине. Ни кого в живых не оставляли. Чтобы не было очевидцев и свидетелей. Поймать этих бандитов было труднее всего, если не попались они на месте преступления. Справиться с дорожными бандитами не могла даже патрульная авиация. Рэкетиры, заслышав звук приближающегося вертолета, моментально уходили с места преступления, уводя за собой очередную жертву.

Чуть ли не каждый день поступали сведения о трупах, найденных в поле, в лесу, в реке. На обочине…

Вадим понимал: поймай сегодня одну банду, завтра объявится новая. Не менее дерзкая и жестокая, изощренная и неуловимая…

Тридцать седьмой километр…

— Приехали, — тормозит водитель машину.

Место происшествия уже оцеплено. Здесь ждали следователей и чекистов.

И снова кровь на дороге, пустые гильзы, следы короткой и жестокой расправы…

Но вот в траве сверкнуло что-то. Вадим поднял пуговицу и тут же сравнил с теми, что на милицейской форме. Точь-в-точь. Кто-то, одетый в мундир, остановил машину. Конечно, нынче эту форму заиметь не сложно. А если ее не покупали?

— Может, они объявились? — мелькнула догадка. И Соколов внимательно осматривает место происшествия, надеясь найти новые улики, вещественные доказательства, рассматривает отпечатки обуви на земле. Здесь пассажиров и водителя оставили уже мертвыми. А значит, всякий след принадлежит убийцам. Один с троими справиться не может…

Но милицейская собака, взяв след, прибежала к магистрали. Беспокойно закружилась у проезжей части. Дальше след терялся. Убийцы, воспользовавшись автотранспортом, давно уехали.

«Где же их теперь искать? Быковы это или другие, они уже далеко. Хотя… Если братья — не сегодня, так завтра окажутся в Орле. Не все бандиты покидают город, где их разыскивают. Иные предпочитают обратное. Сыщи их в многолюдье! Поймай на улице, запруженной людьми. Это не на пустынной дороге, где можно применить оружие. Где права и возможности погони не ограничены. Хотя… Мои предположения вряд ли кого убедят», — думал Вадим, оглядывая местность вокруг.

Неподалеку тихая, кособокая деревенька прячется за лесом. Там давно затихла жизнь. Горстка стариков одиноко доживает свой век, сетуя, что Господь дал слишком долгую жизнь и позабыл о них, оставив на муки и страдания.

Раньше здесь водили хороводы. Детвора ловила плотву в речушке. Теперь деревня обезлюдела. Молодежь, едва окрепнув, уехала в город, забыв деревню навсегда.

Но вот из одной трубы вьется сизый дымок.

— Это у кого же печь топится? — вглядывается Вадим, и примечает: — У деда Тихона! У пасечника. Неужели к нему внук приехал? Иначе с чего бы теперь печь топил? Скотина на лугу. Себе уже вечером готовит, чтобы ночь тепло продержалось. Только для гостей расщедриться мог, — и идет знакомой тропинкой, петляющей в зарослях шиповника, малинника, ивняка.

Соколов научился ходить тихо. Так, что под ногами ни один сучок не скрипнет, не вспорхнет испуганная птаха.

Он не только видел, а и слышал каждый звук и шорох. Следуя профессиональной привычке, всегда старался держаться незаметно даже в лесу. Это не раз спасало ему жизнь. И вот теперь, решив повидаться с внуками деда Тихона, шел рядом с тропой словно тень, скользил незаметно, бесшумно.

Голос деревни он услышал издалека. Вон в дальнем конце заброшенной улицы сипло кричит петух. Его зовут шестым мужиком в деревне. А там — коза кричит. Старая. Как и ее хозяйка, бабка Стеша. Коза давно не доится. От старости усохло вымя. Облезла шерсть. Даже рога мохом покрылись. Но старуха держит животину Хоть чей-то голос рядом. Все отраднее… Оно и верно, не так одиноко. Есть о ком заботиться. Другая давно бы избавилась от той, какая напоминает саму хозяйку. Но как? Ведь и зарезать козу некому. Обессилели старики. Некому стало придерживать за рога. А любая жизнь, хоть и старая, никчемная, насилия не потерпит.

— Что? — остановился Вадим, вслушался в чужие голоса. Жителей этой деревни он знал слишком хорошо.

Через полчаса вернулся не один. Наряд милиции окружил дом Тихона. Из него вывели двоих полуголых мужиков.

— Ночью они ко мне ввалились. Четверо. Жрать потребовали. Самогонку. Грозились. Я им все отдал. Все, что было!

— А где два других?

— В город уехали. Так я понял, — отозвался избитый до черна старик. Он в точности описал братьев Быковых.

— Когда они должны вернуться?

— Мне не сказали, может, эти урки знают? — кивнул на двоих, взятых в наручники.

— Шалишь, контора! Мы своих не закладываем. Не знаем, когда возникнут. Одно точно! Тебе — не дышать! Это я говорю! Хана тебе! Встал на дороге, значит, ты — жмур! Секи про это! — цедил сквозь зубы заросший, звероватый мужик. И, стрельнув глазами в пасечника, продолжил:

— И ты, плесень, задохнешься! Распишут тебя уже сегодня. Это верняк!

— Меня обобрали, да еще грозят! — возмутился Тихон.