Повесть о граффах - Даша Клубук

давать советы исключительно сквозь призму собственных историй.

– Когда мне было четырнадцать, у меня был друг по имени Макс. Мальчишка-сорвиголова, так его называли в школе. Он был левитантом и постоянно нарушал все правила. Однажды в одну из своих авантюр он привлек и меня – а ты знаешь, Ирв, меня ведь тоже сложно назвать блюстителем порядка – и наперекор всем запретам мы отправились в Полилу-Лава.

Ирвелин знала об этом месте. Город-на-деревьях, или, как его обычно называли в Граффеории, город Левитантов.

– Детям ездить туда без сопровождения взрослых строго-настрого запрещено, только моего друга Макса сей момент лишь подзадоривал. Мы имели: двоих неугомонных мальчишек и большой лес, где всюду ходили мрачные тени от сотни хижин, сколоченных на деревьях. Макс, как единственный левитант среди нас двоих, полетел наверх в деревню разведывать обстановку. По его замыслу, он должен был договориться с кем-то из левитантов помочь нам – поднять меня, материализатора, наверх. Макс улетел, а я остался ждать на земле. Долгие часы вокруг меня были только толстые стволы бука и высокая трава. Час ждал, два – Макс не возвращался. Спустя четыре часа ожидания я начал кликать его – вдруг, думаю, кто-нибудь из левитантов услышит и спустится. Толку от моего крика оказалось мало. Ветер глушил мой зов, унося его на юг, да и хижины левитантов стояли высоко от земли. После получасового крика я выдохся, сел на траву и продолжил ждать, а когда стало темнеть и тени от хижин стали мрачнее, ветер усилился, я, перепугавшись, побежал обратно в столицу. Поступок не самый смелый, но для мальчишки двенадцати лет, надеюсь, оправданный. «Что же мне теперь делать?» – думал я. Мой друг где-то там, среди чужих людей, на высоте с Дюры. Да, Макс был отчаянным, храбрым – намного храбрее меня – и имел талант филигранно обращать любую ситуацию в свою пользу. Не единожды за годы нашей дружбы он исчезал, а после – возвращался, целым и невредимым. Расскажи я родителям Макса или своим о нашем походе, мой поступок бы тут же обрел статус предательства. Для подростков признание родителям в таком серьезном неповиновении сравнимо со смертью. Юношеские предрассудки, конечно.

– И что же ты предпринял?

Емельян громко хмыкнул.

– Пошел к родителям Макса и все им рассказал. Я понимал, Макс не одобрит моего поступка и наша дружба может закончиться, но гораздо важнее для меня было убедиться, что с ним все хорошо. – После короткой паузы Емельян продолжил: – А знаешь, куда он в итоге пропал?

– Куда?

– Родители Макса, оба кукловоды, вызвали спасательную службу левитантов. В тот же вечер они отыскали Макса. Будучи левитантом с двенадцатым уровнем ипостаси, на подлете к хижинам Макс застрял в ветвях одного кедра. Он никак не мог выбраться и долгое время провисел вниз головой. Получается, своим решением я его спас.

– А ваша дружба?

– Максу тогда крепко от родителей досталось. Дулся он на меня около года. С течением времени наше общение возобновилось, но, увы, меня в свои приключения Макс больше не брал.

Ирвелин устремила взгляд в окно, снаружи снова пошел снег.

– Главная ноша друзей – доверие, – добавил Емельян. – В недобрый час они доверяют свою жизнь тебе, а ты свою – им.

– Я поняла твой совет, пап.

– Уверен, ты примешь правильное решение, Ирв.

И она действительно его приняла.

Теперь ей предстояло перейти к следующей теме. Отодвинув табурет, Ирвелин села на пол, скрестила ноги и взялась за телефон обеими руками, да покрепче, словно ожидая, что после ее вопроса отец захочет положить трубку.

– Пап, у меня есть к тебе еще один вопрос. И, боюсь, он тебе понравится куда меньше предыдущего.

– Слушаю тебя, – как и всегда, без предисловий откликнулся Емельян.

Лишь однажды отец разговаривал с Ирвелин о похищении Белого аурума тринадцать лет назад. Тогда он объявил ей, что никакой он не преступник и что единственной целью его деяния служило желание глубже изучить Белый аурум, проникнуть в его незыблемые тайны и оставить полезный вклад в науку Граффеории. Он не собирался красть Белый аурум, он намеревался взять камень на время, изучить, а после – вернуть его в Мартовский дворец в кристальной сохранности.

С тех пор отец и дочь больше не возвращались к разговору о Белом ауруме. И сейчас Ирвелин предстояло вскрыть с трудом зажившую рану. И зажила ли она?

Мысленно извинившись перед отцом, Ирвелин произнесла:

– Пап, скажи, делился ли ты с кем-нибудь методом, с помощью которого ты смог… взять Белый аурум из стеклянного куба?

Мгновенного ответа она не получила. Минуту Емельян лишь шумно дышал в трубку, чем сильно взволновал Ирвелин. Как оказалось, волновалась она зря.

– Меня разрывает любопытство, Ирв, – заговорил он все тем же умиротворенным тоном, будто дочь интересовалась его утренним рационом, – в связи с чем ты задала мне такой вопрос? Белый аурум украден?

– Не совсем, – сказала Ирвелин. – Я не знаю, имею ли я право что-либо рассказывать…

– Говори как есть. Я постараюсь помочь всем, чем смогу.

Услышав знакомые услужливые нотки в голосе отца, которые она привыкла слышать при любой возникшей проблеме, Ирвелин приободрилась. Она решила рассказать ему все.

– В начале сентября, когда я только вернулась в Граффеорию…

В трубке послышался громкий хлопок, а сразу после – мамин голос, но слов Ирвелин не разобрала.

– Сколько? – ответил в отдалении Емельян. – Агата, мы можем чуть задержаться?

Последовал мамин ответ.

– Я понял. Дай мне секунду.

Емельян снова заговорил в трубку:

– Ирв, давай созвонимся сегодня вечером, сможешь? Твоя мама взяла билеты в театр, на русский балет, и мы уже опаздываем. А ты знаешь ее отношение к русскому балету, более трепетного поклонника у него нет. Так что, получится?

Деваться было некуда, и Ирвелин согласилась.

– Договорились, – произнес Емельян и вполголоса прибавил: – Но сразу хочу ответить на твой вопрос, Ирв. За все тринадцать лет, что я живу вне Граффеории, я никому не раскрывал своего метода. Никому.

– Я верю тебе, пап, – сказала Ирвелин, и они попрощались.

Да, она поверила. Нильс Кроунроул оказался не только взломщиком, но и гнусным лжецом.

Ирвелин подняла голову к старым часам Агаты. «Если выйду прямо сейчас, к вечеру успею вернуться». Речь, которую ей предстояло озвучить, она проматывала в голове столько раз, что уже успела запомнить ее наизусть.

Спустя полчаса Ирвелин Баулин вышла из квартиры, помахала господину Сколоводалю, который, вне сомнения, дежурил на своем посту, и поспешила на улицы Граффеории, к мосту Возрождения.

* * *

Ноябрьская вьюга нещадно колотила по окнам темного кабинета. Чват сидел напротив бюро