Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А принцы Брауншвейгского семейства, отпущенные на свободу и пребывающие в полном довольстве (Екатерина посылала деньги, достаточные для содержания приличного штата, а также дорогие подарки), жить обычной жизнью уже не могли. Впрочем, маленький датский городок Горсенс, куда их поместили, для них тоже был своего рода тюрьмой. Уже через четыре месяца королева Дании (их родная тетка, сестра Антона-Ульриха) пишет Екатерине, что принцы скучают по своим холмогорским лугам и лошадкам (королева, как видно, считала, что Брауншвейгская семья под властью Екатерины жила в богатом поместье) и говорят, что им тут еще хуже.
В 1782 году в очередном припадке безумия умирает принцесса Елизавета, чью красоту и ум отмечали даже присланные с ревизией чиновники и в которую был без памяти влюблен молодой столичный генерал. Потом один за другим умерли принцы. Осталась Екатерина, ей было уже 63, когда она написала своему духовнику: «Преподобнейший духовный отец Феофан! Што мне было в тысячу раз лучше жить в Холмогорах, нежели в Горсенсе… И я теперь горькие слезы проливаю, проклиная себя, что я давно не умерла».
Так благодаря Натану Эйдельману мы знаем о доподлинном, не выдуманном преступлении Екатерины. И в который раз видим: она была беспощадна, когда речь шла о ее власти.
«Императрица уважала Бибикова и уверена была в его усердии, – пишет Пушкин, – но никогда его не любила», и далее прямо связывает эту ее нелюбовь с холмогорским делом. Между тем источники этого ее отношения не подтверждают. Когда собралась Уложенная Комиссия, Екатерина, у которой был большой выбор среди тех, кто мог бы эту Комиссию возглавить, выбрала Бибикова. А ведь это предприятие было в то время главным делом ее жизни, тут простого уважения было бы мало, и даже одного единомыслия не хватило бы; тут требовалась личная симпатия, без которой они вряд ли могли бы работать так, постоянно и ежедневно, как они в те дни работали.
Между тем есть основания утверждать, что Бибиков принадлежал к тем избранным, которые были непременными участниками важнейших предприятий Екатерины, – во всяком случае, именно его, вместе с другими приближенными, она взяла с собой в знаменитое путешествие по Волге. Во время этого путешествия, в котором принимало участие много народу, Бибиков оказался в узком кругу приближенных (где были Елагин, братья Орловы – Григорий и Владимир, Захар Чернышев и другие), вместе с Екатериной занимавшихся в пути переводом знаменитой в то время книги Манмортеля «Велизарий», причем Бибиков переводил одну из самых важных глав книги, трактующую об обязанностях государя. И тут близость и полное доверие.
Симпатия Екатерины к Бибикову сказалась и еще в одном эпизоде этого путешествия: Екатерина посетила дом Бибикова, стоящий на берегу Волги, – приезд государыни к кому-то в гости считался великой честью и знаком симпатии. Сын Бибикова сообщает об этом визите с полной достоверностью, потому что Екатерина его, тогда ребенка, взяла на руки и тут же произвела в прапорщики Измайловского гвардейского полка (это значит, что карьера Бибикова-младшего была обеспечена, и это должно было доставить его отцу живейшее удовольствие). «С тех пор щедроты ее не иссякали», – пишет Бибиков-младший. Александр Ильич вообще очень дорожил семейными связями, был предан родным, и когда Екатерина объявила ему, что за его деятельность в Казани она награждает его орденом Александра Невского (а надо знать, повторим, в какой цене были тогда ордена!), Бибиков просил, чтобы орден этот дан был его отцу, – Екатерина поняла его и согласилась.
Говоря о холодности Екатерины к Бибикову, Пушкин объясняет это тем, что генерала подозревали в приверженности к партии, которая хотела возвести на престол Павла. Но дальнейший пушкинский текст свидетельствует о том, что Бибиков был отнюдь не на стороне придворных, которые «беспрестанно отравляли отношения между матерью и сыном», напротив, он «не раз бывал посредником между императрицей и великим князем». В доказательство Пушкин приводит пример, весьма, кстати, примечательный для понимания того, сколь напряженной и едва ли не взрывоопасной бывала ситуация. Однажды Павел спросил полковника Бибикова, брата Александра Ильича, сколько времени понадобится полку в случае тревоги, чтобы прийти в Гатчину (резиденцию Павла). На другой день Бибиков-старший узнал, что об этом вопросе донесли императрице и что у брата отнимают полк. Он кинулся к Екатерине, объяснил, что речь шла о делах военных, а не о заговоре. Екатерина успокоилась, но все же велела передать брату (как полагаю, в виде мрачной шутки), «что в случае тревоги полк его должен идти в Петербург, а не в Гатчину».
При всей напряженности отношений Екатерина – несмотря на Холмогоры и на независимость своего генерала – все же верила Бибикову и именно к нему обратилась, когда пришла беда. «Она подошла к нему на придворном бале с прежней ласковой улыбкой и, милостиво с ним разговаривая, объявила ему его новое назначение» – он должен был ехать гасить пожар пугачевщины. Генерал, выразив готовность служить отечеству, все-таки ответил насмешливо – словами песенки о сарафане, который «везде пригождается, а не надо, сарафан и под лавкой лежит». Но это могло означать также, что, по его мнению, ему можно было поручать больше работы, чем поручали.
Он тотчас отправился в Казань, нашел состояние дел ужасным. «Наведавшись о всех обстоятельствах, – пишет он жене вскоре после приезда, – дела нашел прескверны, так что и описать, буде б хотел, не могу; вдруг себя увидел гораздо в худших обстоятельствах и заботе, нежели как сначала в Польше со мной было… Зло таково, что похоже (помнишь) на петербургский пожар, как в разных местах вдруг горело и как было поспевать всюду трудно». И тут уже пылало, местами уже выгорело, повсюду бродили мятежники, а дворяне в панике бежали под защиту властей, которые не умели их спасти. Правительственные войска терпели одно поражение за другим. Трудно было сколотить боеспособную армию, еще труднее было ее прокормить в разоренном крае, с ненавидящими жителями. «Зло велико. Преужасно. Батюшку, милостивого государя, прошу о родительских молитвах, а праведную Евпраксию (бабушка, воспитавшая Александра Ильича. – О. Ч.) нередко поминаю. Ух! дурно». Его письмо графу З. Г. Чернышеву: «Терпение мое час от часу становится короче в ожидании полков, ибо ежечасно получаю страшные известия… Воеводы и начальники отовсюду бегут с устрашением… Не могу тебе, мой друг, подробно описать бедствия и разорения здешнего края, следовательно, суди и о моем по тому положении. Скареды и срамцы здешние гарнизоны всего боятся, никуда носа не смеют показать, сидят по местам, как сурки, и только что рапорты страшные посылают. Пугачевские дерзости и его сообщников из всех пределов вышли; всюду посылают манифесты, указы. День и ночь работаю, как каторжный, рвусь, назаседаюсь и горю как в огне адском; но варварству предательств и злодейству не вижу еще перемены, не устает злость и свирепость, а можно ли от домашнего врага довольно охраниться…»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- При дворе двух императоров. Воспоминания и фрагменты дневников фрейлины двора Николая I и Александра II - Анна Федоровна Тютчева - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература
- Екатерина II - Иона Ризнич - Биографии и Мемуары / История
- В постели с Елизаветой. Интимная история английского королевского двора - Анна Уайтлок - Биографии и Мемуары
- Власть Путина. Зачем Европе Россия? - Хуберт Зайпель - Биографии и Мемуары / Прочая документальная литература / Политика / Публицистика
- Фридрих Ницше в зеркале его творчества - Лу Андреас-Саломе - Биографии и Мемуары
- Проделки есенистов - Алексей Елисеевич Крученых - Биографии и Мемуары
- Петр Первый - Светлана Бестужева - Биографии и Мемуары
- Победивший судьбу. Виталий Абалаков и его команда. - Владимир Кизель - Биографии и Мемуары
- Ювелирные сокровища Российского императорского двора - Игорь Зимин - Биографии и Мемуары
- Воспоминания - Великая Княгиня Мария Павловна - Биографии и Мемуары