Александр Дюма - Анри Труайя

Это длинное и жалобное послание датировано 28 декабря. И в тот же самый день в театре «Порт-Сен-Мартен» прошла премьера «Анжелы», ловко сделанной жестокой и слезливой мелодрамы. Смелость положений и резкость текста потрясли публику, заставили ее блаженно содрогнуться. Журналисты наперебой расхваливали талантливых актеров – Бокажа, Локруа, мадемуазель Верней. Даже Ида Ферье, несмотря на ее «дородность и гнусавый голос», была хороша в роли принесенной в жертву молодой женщины. Тем не менее один из критиков осмелился написать, что у нее плохая дикция, что она не может выговорить слово «мама» и реплика звучит у нее так: «Баба, я так десчастда!» Что же касается Александра, «La Gazette des Lettres» дошла до того, что наградила его титулом «главы современной романтической школы». Гюго, таким образом свергнутый с престола «ремесленником», едва не лопнул от злости. Намереваясь вырыть яму Дюма, когда ссорился с ним из-за «Марии Тюдор», он сам в нее угодил, зато Александр, вознесенный на вершину, ликовал. Впервые в редакциях газет его воспринимали всерьез. Ипполит Роман, исследуя его личность в «Revue de Deux Mondes», объявил его «наименее логичным созданием из всех […], лгущим в ипостаси поэта, алчным в ипостаси артиста […], слишком либеральным в дружбе, слишком деспотичным в любви, по-женски тщеславным, по-мужски твердым, божественно эгоистичным, до неприличия откровенным, неразборчиво любезным, забывчивым до беспечности, бродягой телом и душой […], Дон Жуаном ночью, Алкивиадом днем, истинным Протеем, ускользающим от всех и от себя самого, столько же привлекающим своими недостатками, сколько достоинствами».

Александр остался вполне доволен этим портретом. Обласканный в Париже зрителями и прессой, он горел нетерпением отправиться в Руан, чтобы получить там причитающуюся ему долю восторгов от Мари Дорваль. Узнав о его намерениях, она одновременно и обрадовалась, и перепугалась. Что будет, если об этом узнает Виньи? Она могла сколько угодно изменять «своему» поэту, но не хотела его огорчать. «Как получилось, что все здесь обещают мне твое скорое появление? – пишет она Александру. – Ты с ума сошел! […] Разве так можно, ты что же – хочешь, чтобы я немедленно уехала? […] Не мог бы ты приехать на день или два попозже? Это очень просто – остановись в той же гостинице, только не приходи в мою комнату. […] Пришли мне записочку, в которой будет сказано, где ты поселился».

Повинуясь лишь своему инстинкту, Александр почтовой каретой выехал в Руан, снял номер в гостинице, послал условленную записочку – и вскоре сжимал в объятиях Мари Дорваль, которая от терзавшего ее раскаяния стала еще прекраснее. И они снова, в который уже раз, охваченные преступным неистовством, обманули бедняжку Альфреда, продолжавшего тем временем слать неверной возлюбленной печальные и страстные письма.

После трех дней любовной горячки Александр вернулся в Париж, чтобы разделить с Идой радость успеха «Анжелы». Но еще до своей поездки в Руан он приметил в театре «Gaоté»[59] молоденькую актрису по имени Эжени Соваж. Поскольку она совсем не выглядела строгой и неприступной, Дюма не устоял перед искушением и решил познакомиться с ней поближе. Театры представляют собой неисчерпаемый садок, полный хорошеньких, легкомысленных, искушенных и не таких уж глупеньких молоденьких девиц. Так зачем же искать себе женщин в других местах, если можно выбрать любую из этих прелестных служительниц драматического искусства?

Однако закулисные сплетни распространяются с быстротой молнии. Вернувшись в январе 1834 года в Париж, Мари Дорваль узнала, что Александр вновь сошелся с Идой, поселил ее в своей новой квартире в доме 30 по Синей улице и что он стал любовником Эжени Соваж, посредственной актрисульки, играющей в мелодрамах роли «наивных глупышек». С другой стороны, Альфред де Виньи донимал Мари уличающими вопросами и обвинениями. Связанная контрактом, она должна была уехать в Бордо и играть там несколько спектаклей. Это обязательство ее вполне устраивало, поскольку она окончательно запуталась в чувствах, которые испытывала к двум мужчинам своей жизни. Александр предложил сопровождать ее в этой поездке. Мари была настолько растеряна, что согласилась. 24 января 1834 года, в шесть часов вечера, почтовая карета увезла ее в Бордо. Александр, чтобы не возбуждать новых сплетен, не явился к отъезду кареты в Мессажери, а сел в нее на следующей станции. Три дня они нежно ворковали под носом у всех тех, кто завидовал Дюма, у которого была такая любовница, после чего Александр в одиночестве уехал обратно.

В Париже, в новой нарядной квартире на Синей улице, ждала обиженная Ида. Несколько поцелуев, немного лживых заверений – и ее плохого настроения как не бывало. Она принялась играть роль безупречной хозяйки дома. Они наняли нового лакея, Луи, сменившего прежнего, Жозефа, который начал воровать слишком нагло, и еще одного секретаря, Фонтена, в помощь Рускони, который жаловался на то, что завален работой и не справляется с ней. Несмотря на то что все на первый взгляд было устроено как нельзя лучше, Дюма, казалось, выдохся и ничего не мог сочинить. Несколько новелл, посредственная пьеса «Венецианка», написанная в необъявленном соавторстве с Анисе Буржуа, и еще одна – «Екатерина Говард», представлявшая собой неуклюжую переделку в прозе незабываемой «Длинноволосой Эдит», созданной им в 1829 году. Критики оказались суровы, да и публика от них не отставала. Надо было как можно скорее прекратить это необъяснимое охлаждение.

Тем временем в столицу, в свою очередь, вернулась и Мари Дорваль. Но пламя и с той, и с другой стороны угасло. Любовники решили расстаться – отныне их будет связывать лишь нежная дружба. Ида, которая обо всем догадалась, тем не менее продолжала донимать Александра подозрениями и требованиями. Он жил в грозовой атмосфере, где приступы веселья сменялись нервными припадками, а поцелуи неизменно были с привкусом слез. Изо всех сил стараясь успокоить Иду и убедить ее в искренности своих чувств, он втайне самоотверженно помогал Мари Дорваль справиться с интригами, которые плели вокруг нее в Французском театре под влиянием грозной мадемуазель Марс. С большим трудом он добился, чтобы возобновление «Антони» с Мари Дорваль в главной роли назначили на 28 апреля. День, казалось, был выбран удачно. Однако 13 апреля в Париже начались беспорядки, отголоски восстания в Лионе, и Национальная гвардия выступила не в меру энергично, разгоняя манифестантов. Не помешают ли эти выступления новому взлету «Антони»? Несомненно, думал Александр, нет худшего врага у литературы, чем политика. Достаточно писателю попытаться заявить о себе значительным произведением, как тут же ему начинают в этом препятствовать внешние события. Похоже на то, будто народ и правительство поочередно изощряются, вставляя палки в колеса всем тем, кто упорствует, стараясь добиться успеха во Франции!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});