Абель-Фишер - Николай Михайлович Долгополов

буквально перекупать любую атомную информацию. Из советской зоны оккупации Германии все находившиеся в ней ученые моментально перебрались на Запад. Ушли даже с нами до того сотрудничавшие.

Но Судоплатову надо было как-то оправдывать существование свое и отдела «С» — требовались акции, «почины», громкие имена. Так родилась безумная идея с Нильсом Бором. С высочайшего дозволения и, видимо, по подсказке лично Берии решили отправить к нему целую делегацию работников отдела «С». Узнали, что Бор вернулся в Данию, и поехали.

К собственному удивлению, группу возглавил только-только призванный в отдел доктор наук физик Терлецкий. Он работал с развединформацией как профессионал-ученый: сортировал, комплектовал, обобщал.

Но вопросы Нильсу Бору придумал даже не он. Сформулировали их настолько элементарно, были они так просты, что я никак не могу понять, зачем вообще все это затевалось. Преподнести себя повыгоднее Сталину?

Бор, человек деликатный, интеллигентный, к СССР хорошо относившийся, не мог отказать во встрече. Беседы в Копенгагене состоялись. О том, что такими вот рандеву рискуют подставить Бора, Судоплатов, конечно, не думал. А Терлецкий стеснялся, нервничал. Он-то понимал, с какой величиной имел дело. Однако этика этикой, а отказаться выполнить личное задание Берии не осмелился. Вопросы задал через приставленного к нему судоплатовского переводчика. Английским Терлецкий владел неважно.

Насколько же перекрывался нашей развединформацией этот список вопросов Судоплатова, и говорить нечего. Бор ничего ценного не сказал. Отвечал в общих направлениях. Результат миссии — нулевой. Зато из отдела «С» к Сталину пошло бравурное сообщение об умело выполненной операции. Но Бор, между прочим, сообщил службе безопасности о контакте с советскими. Не мог не сообщить. Вдруг узнали бы и без него? И что тогда, как с репутацией? Так что — засветились.

Понятно, что ответы Нильса Бора передали Курчатову. И он, досконально в проблеме разбиравшийся, дал всей этой показушной шумихе очень скромненькую оценку. Поездка получилась пустой.

Никакой помощи от Бора, Оппенгеймера и других столь же великих ни Курчатов, ни разведка никогда не имели. Давайте расстанемся с мифами.

И вновь полковник Абель и Персей

— Владимир Борисович, как у вас сложилась жизнь после Англии?

— Нормально. Я же говорил, я кондовый научно-технический разведчик. В 1948–1950 годах работал в США. С 1956-го снова там — уже резидент.

— То есть возглавляли всю советскую разведсеть в Штатах?

— Легальную. Шесть лет.

— Ого! Почему все-таки вы не генерал?

— В мое время нам генералов не присваивали.

— И трудились в Штатах по тому же атомному делу?

— И по тому же, и не только по этой проблематике. Атомными вопросами мы и сейчас занимаемся — ставятся новые опыты в ядерной физике, появляются другие виды боеголовок… Надо знать, что делается.

— В США?

— Везде.

— Вторая мировая закончилась. Энтузиазм друзей-коммунистов угас…

— Согласен. Работать стало намного труднее.

— Бескорыстные и идейные, наверное, перевелись?

— К сожалению, да. И все же приходится искать, нанимать и оплачивать. Вера угасла, появился страх перед нами и своей контрразведкой.

— Но и мы ведь сами немало сделали, чтобы от себя отвадить?

— Мы много для этого сделали. Сегодня, признаюсь прямо, поиски помощников затруднены. Но бросать из-за этого работать никто не собирается. Жизнь внесла поправки в методы, и существенные.

— Покупаете?

— Приходится.

— Зашел разговор на современную тему — вы, Владимир Борисович, стали немногословны.

— А как иначе? Ниточки-то тянутся.

— Ясно. В свои заезды в Штаты вы должны были застать полковника Абеля…

— Ему полковника тогда еще не присвоили. Понимаете, я был помощником резидента по линии научно-технической разведки. А нелегальная разведка всегда была и остается табу для всех. Как правило, Центр поддерживает контакт со своими нелегалами самостоятельно. У них собственные каналы связи. Только руководители нелегальной резидентуры знают о том, что есть конкретно такой нелегал. Единственное, что мне было известно: с человеком, которого вы называете Абель, есть запасная связь на тот случай, если основная оборвется. Остальное до поры до времени меня касаться было не должно.

— То же самое относилось к Коэнам?

— Я знал, чем они занимаются, пока Коэны были в сети легальной разведки. Публика эта мне была великолепно известна, и что она делала, и на что способна. Настоящие разведчики. Сколько же они для нас всего добыли! Но я напрямую с Коэнами в контакт не вступал, хотя непосредственно руководил деятельностью этой группы через моего сотрудника Соколова. Когда Соколов, известный Коэнам под именем Клод, шел на встречи с ними, он докладывал мне. Мы познакомили Коэнов с Абелем, который принял руководство над всей этой группой.

— И Абель встречался с ними?

— Да. Отдача в этот короткий период была большая.

— Почему короткий?

— К тому времени Коэнам пора было спешно покидать Америку, и потому сотрудничество их с Абелем было недолгим…

— А как развивалось сотрудничество с Абелем?

— Я работал в Штатах до 1962 года. Арест его произошел в 1957-м при мне. Но к этому времени он на нас уже не замыкался. Непосредственно — на Центр. Иногда, очень редко, поддерживали с ним связь. Были кое-какие каналы. Передавали деньги, документы — и всё. Не виделся я с ним там ни разу. Мне бы не хотелось развивать дальше всю эту тему… Я испытываю к Вильяму Фишеру, взявшему при аресте имя Абель, огромное уважение. Боготворю нелегалов-разведчиков. На риск они идут страшный. Любой из них для меня, если хотите, образец.

— Мой интерес к Абелю вам понятен. А тот сотрудник КГБ Абель, фамилией которого назвался Фишер, в Штатах не работал?

— Нет. С ним Вильям Фишер познакомился еще до войны в одной из своих долгосрочных нелегальных командировок.

— А с Персеем, который передал нам еще во время войны чертежи атомной бомбы, вы не пересекались?

— Он входил в группу «Волонтеры» Коэна — Крогера. Передавал информацию с Клаусом Фуксом прямо из лаборатории Лос-Аламоса. Но друг друга они не знали и даже не подозревали, что делают одно общее дело. Но потом Персей оттуда уехал, переселился в другой город. Абель с ним сам встречался. Персей или, как мы его называли, Млад — парень своеобразный, не такой