Русская война 1854. Книга четвертая - Антон Дмитриевич Емельянов

на обычно безопасных тысяче ста метрах, но я был почему-то уверен, что сейчас на нас не пожалеют и ракет.

— Отставить! — приказал я. — Забирайтесь выше, чтобы подходили к врагу только над облаками. Для наводки использовать «Чибисов»! Митька! Выдели нашему «Киту» пару «Пигалиц»!

— Есть, Григорий Дмитриевич! — отозвался казак.

Все эти перестроения заняли время, и мы как раз успели долететь до самой линии столкновения. Я быстро оглядел поле боя и как-то разом понял задумку вражеского командира. Броневики Руднева и наши ракетчики все так же оперативно и точно поражали любые вражеские батареи, стоило тем только попытаться закрепиться где-то кроме как на кораблях. Но вот боеприпасов для поражения обычной пехоты просто не хватало.

Вперед шли туземные индийские полки, французские зуавы. Их встречали картечью, но ее было просто физически мало, чтобы всех остановить. Эх, если бы мы заготовили побольше ядер с шрапнелью — ими получалось накрывать целые полки, но… Мы-то готовились, прежде всего, уничтожать вражескую технику, а не людей. За первыми рядами шли вторые — задирали головы, чтобы показать презрение смерти и не смотреть, на кого встают ноги. Текли реки крови, но удержать позиции не получалось.

Вот взяли одну из скрытых батарей и тут же вскинули вверх ружья с отрубленными головами. Вот в целую толпу ворвался один из броневиков Руднева. Я видел, как сам капитан сигналил ему возвращаться, но командир машины словно в исступлении давил врагов и стрелял во все стороны.

— Ну же, назад! — Лешка смотрел туда же.

— Поздно, — мне хотелось отвернуться, но нельзя.

Я увидел, как сзади к машине подбежали сразу несколько солдат с кувшинами — бросок, и броневик охватило пламя.

— Как же я их ненавижу! — Лешка скрипел зубами.

— Ненавидеть или нет, решим потом. А сейчас нужно победить!

Тем временем ведущие «Адмирала Лазарева» «Чибисы» начали заходить на поле боя с севера. По ним выпустили несколько ракет, и самолеты резко ушли в стороны — ничего, зная скорость дирижабля, дальше его можно будет навести и так.

— Всем приготовиться! — я отдал приказ по всем нашим эскадрильям. — После атаки заходим на поле боя и отстреливаем все ракеты. На пехоту не тратим, стараемся достать корабли прикрытия и десанта. Там сразу всех кучно накроем!

— Есть! Есть! Есть!..

Командиры звеньев отозвались, а потом под вспышки подбирающихся все ближе молний «Адмирал Лазарев» начал вываливать флешетты. Те свистели в полете, и вражеские солдаты начали задирать головы. Кого-то поразило прямо в этой позе. Кто-то бросился бежать, расталкивая своих же. Кто-то, услышав приказ командира, замер на месте — шансы выжить у них у всех в этот момент были примерно одинаковы. Стальные стрелки, разогнавшись с высоты больше тысячи метров, пробивали даже доски, за которыми пытались укрыться самые сообразительные. Жаль, что не меньше половины прошло мимо, но и остальных хватило, чтобы атакующий порыв врага сбился. А там и мы полетели.

Прямо над растерянной пехотой, которая и думать забыла, что нужно делать в таком случае. На флангах еще были те, кто пытался стрелять, но… Их было слишком мало — мы успели выйти на дистанцию атаки и выпустить по четыре ракеты, поджигая все добравшиеся до берега корабли.

— Назад!

Уйти мы попытались там же, где и прорвались, но враг успел собраться. Я видел, как сразу несколько «Пигалиц» сбили в полете. Одна загорелась от прямого попадания, еще несколько посекло осколками, какой-то молодой пилот не удержал штурвал и чуть не сбил идущего рядом товарища. А когда они замешкались, уходя от столкновения, их тут же накрыл еще один пришедший в себя расчет ракетчиков Конгрива. Самолеты — страшная сила, когда работают по врагу вплотную, но как же они становятся при этом уязвимы…

Мы ушли на перезарядку, а пехота воспользовалась выигранным временем, чтобы снова закрепиться и закопаться в землю. Увы, дерзкие налеты поднимают боевой дух, но не могут выиграть сражение. Кровавая мясорубка снова начала раскручиваться, а мы пока могли только смотреть. На второй заход я приказал грузить бомбы с шрапнелью. Ина этот раз, когда дирижабль снова отвлек на себя внимание, выкашивая врага остатками флешетт, мы прошлись по их передним рядам.

Сколько мы убили? Тысячи! Но англичане с французами уже не считались с потерями и просто перли вперед. Словно эти несколько квадратных километров так далеко от дома были самым ценным, что было в жизни. На третьем вылете я немного задержался, увидев, как в проливах сблизились наши и вражеские корабли. Это был почти классический бой: две линии идут навстречу друг другу…

На что рассчитывают наши адмиралы? Кажется, я сказал это вслух, и Лешка услышал.

— Мы быстрее, — ответил он. — Кокрейн решил взять с собой все свои корабли, но поврежденные идут не больше шести узлов в час, что замедлило и всех остальных. Кажется, что в проливе это не будет иметь особого смысла, да и в сумме скорость будет одинаковой, но…

Тотчас же флагманские корабли, до последнего выжидавшие момента для атаки, открыли огонь. С нашей стороны били по идущему первым «Людовику», с вражеской — по «Парижу». И усиленный броней флагман Корнилова держался лучше. А еще действительно сыграл момент со скоростью. Воспользовавшись тем самым преимуществом в движении, Владимир Алексеевич отвернул в сторону. В итоге всем остальным союзным кораблям пришлось менять прицел, чтобы продолжить засыпать ядрами «Париж», а мы все так же расстреливали «Людовика». Вплотную!

Пока что не «кроссинг Т», как это будут делать в начале века двадцатого, но уже очень похоже. Еще и на малом расстоянии — в итоге французский «старичок» не выдержал и вместе со всей своей сотней пушек начал заваливаться набок. Огонь тут же сместился дальше, погружая в пламя шедшую второй «Королеву», а «Париж» еще держался. Кокрейн не захотел проходить дальше, опасаясь новых минных постановок и не желая уступать нам вход в Дарданеллы, и Корнилов пользовался этим. Огонь, огонь, огонь… Наш флагман уже тоже не раз вспыхивал, но команда успевала потушить все очаги. А вот «Королева» тоже не выдержала. Начало боя точно было за нами!

— Если бы враг начал отстреливать наши шлюпы, то уже лишил бы половины пушек, — Уваров как будто все это время не дышал.

— Не принято так, — я тоже… — Начнут стрелять по мелочи — как будто уступят нам инициативу. Нет, они будут до последнего бить по «Парижу». А мы, прикрываясь им, будем до