Майя и другие - Сергей Николаевич

* * * * *

“Пришлите судно и клизму”. Я отнесла телеграмму – никого – бланк в ящик – вернуться на почту. “Не надо судна и клизмы”. Так надо или уже не надо? Что у них там случилось? Я спросила у начальницы – она никогда не спала, сидела и смотрела воспаленными красными глазами на неуправляемый мир, – так мне относить эти вот телеграммы или нет? Одна ведь отменяет другую. И дома у них никого. Может, они катаются по Неве на кораблике? Может, ну их? “Неси! Инструкция говорит: неси! Мало ли что. С нас спросят!”

Я отнесла раз и два; и третий раз я отнесла загадочным держателям кружки Эсмарха взаимоисключающие просьбы. Я ходила взад-вперед до позднего вечера, но квартира молчала, никто мне не открыл, никто не перезвонил на почту, и назавтра никого не было, и послезавтра тоже. А потом мне все это надоело. И я уволилась.

Инвалид посмотрел мне вслед с осуждением: так он и знал, из меня не вышло солдата Почтовой Службы. Начальница уже с тревогой думала о следующем работнике – он только что вышел из тюрьмы, был белый как утопленник, и его водила за руку молодая красивая жена с огромным дутым золотым браслетом. “Как ты думаешь, ему доверять можно?” – спросила она меня, но не стала ждать ответа, ведь она разговаривала сама с собой.

Я уволилась, заработав целые тридцать пять рублей, прямо как стипендия отличника; наелась черносмородинного мороженого с сиропом и уехала на дачу: июль обещал быть таким же чудным, каким был июнь. Чудным он и был. Только мне долго потом казалось, что мир как-то неуловимо изменился. Как будто шумы какие-то умолкли. Или я оглохла, что ли.

Данил Гурьянов

Диктатор и сумасшедшая

Знаменитая актриса N посмотрела по НТВ репортаж о Софии Ротару и решила ехать в Ялту, устраиваться к знаменитой певице домработницей. Взяв паспорт, взяв деньги из тайника, она успешно улизнула из квартиры. Как в молодости, она стремительно выбежала к дороге – вскинув руку, встряхивая волосами, улыбаясь, оглядываясь. Огненная комета ворвалась в ваш мир, люди! Дребезжащая грязная развалюха мгновенно подъехала к ней. Водитель-мигрант, неразговорчивый и с трудом понимавший ее речь, отвез пассажирку на Казанский вокзал.

Актриса побежала искать кассы. Она не знала, когда отходит поезд в Ялту, и боялась опоздать. Но внезапно ее пронзила мысль, что Украина теперь заграница! Актриса стала обращаться к окружающим: “Вы не знаете, чтобы уехать на Украину, нужен загранпаспорт или нет?!”

Люди реагировали недружелюбно, старались не смотреть на актрису и ускоряли шаг, как будто она источник опасности.

Актриса кинулась к сидевшей поблизости женщине с книгой. Женщина вздрогнула, оторвалась от чтения и, внимательно посмотрев на актрису, осторожно сообщила, что если нет загранпаспорта, то печать на таможне поставят во внутренний паспорт. Но (добавила) не все любят пачкать внутренний паспорт печатями. “Действительно, действительно! – согласилась актриса. – Что же делать?!” Она оглянулась, закусив губу. Снова посмотрела на женщину. “Вы меня узнали?!” Актриса представилась и перечислила легендарные фильмы, в которых снималась лет тридцать назад. Всегда в главных ролях. Женщина с книгой неотрывно смотрела на актрису, будто наблюдала стыковку двух космических кораблей. “Я еду к Софии Ротару. Я буду у нее домработницей. Что же делать?! – N, мучительно размышляя, оглянулась. – Нужно делать паспорт. Какие там документы нужны, вы не знаете?!”

Как молодая, выскочила она из здания вокзала, активная, полная жизни, бросилась к стоянке такси: “В паспортный стол!” Встряхнув волосами, стремительно села в машину, хлопнула дверцей. Тронулись!

Проехали не много. Когда стояли на светофоре, актриса смотрела в сторону Чистопрудного бульвара, на площадь перед вестибюлем метро, – там бурлила жизнь, все спешили, полным-полно молодежи, и день получился солнечный… “Сколько я вам должна?!” – стремительно повернулась она к водителю. Водитель был внешне мурло, а внутрь лучше не заглядывать, – он спокойно озвучил сумму адекватную билету на самолет. Актрисе немного не хватило, он ее простил, и она, счастливая, рассыпаясь в благодарностях, выскочила на дорогу: посреди затопленного автомобилями перекрестка. Стала пробираться “к берегу”, тормозила водителей властным жестом! Беспокойно, возбужденно, радостно оглядываясь, шла сквозь это безумное море гудящих машин… она вспомнила эту свободу, смелость и самоуверенность кинозвезды. Кинозвезды наглой и шикарной!..

Около метро звучала зажигательная арабская музыка (здесь продавали диски), а у нее в руке почему-то была мелочь, она растерялась: что делать? Мимо прошел высокий молодой мужчина, она заметила его красивые ноги в джинсах, сразу же пошла за ним. Не отставая, она следовала за красивыми ногами весь бульвар, мужчина куда-то исчез – она сразу же пошла обратно, счастливая, подставляя лицо весеннему солнцу, жмурясь… На лице играла улыбка…

“Категорически! Ее нельзя трогать! Она плачет!” – закричал знаменитый эксцентричный режиссер F, когда журналисты сказали, что хотят делать у нее ремонт. Журналисты завершали подсъемку – одна знаменитость желала счастливого ремонта другой знаменитости (это для телешоу). Журналисты объяснили знаменитому режиссеру, что Первое Лицо скоро наградит знаменитую актрису N орденом. (Первое Лицо – то есть президент, его фамилию было не принято называть по телефону, а иногда и в обществе.) Так вот, он ее наградит, ее имя всплывет, почему бы ее не вспомнить?

“Вы видели, какая она сейчас? – многозначительно глядя в глаза тяжелой холеной журналистке, произнес режиссер. – Посмотрите!”

“Почему же это произошло с ней?” – спросил знаменитого режиссера молодой драматург, когда съемочная группа ушла из кабинета.

“Расплата за грехи…” – чуть отстраненно, словно завороженный воспоминаниями, произнес режиссер.

Молодой драматург, который сиял как самовар в присутствии знаменитого режиссера и был мрачнее тучи, когда шел по улице один, переночевал ночь и на следующий день вернулся с выводом: “В ней всегда это было. В ее игре всегда чувствовалось что-то пограничное – то ли безумие, то ли гениальность…”

Она была безумно красивая, безумно сексуальная, она стала звездой после своего первого же фильма. Она была умная, элегантная, с безупречным вкусом, она никогда не была вульгарной. Женщины не любили ее, но и не могли злословить в ее адрес. Мужчины были ее рабами (может, поэтому в итоге ничего не получилось). Один молодой романтичный актер, похудевший, с красивыми страдающими глазами, несколько суток стоял перед ее дверью на коленях. Когда она выходила – кутаясь в легкую шубу, торопливая, резкая, – всегда раздраженно говорила: “Ой, ну не мешайте!” Уходила в лифт, а он, как лебедь, повернув шею, смотрел на нее преданным взором – впрочем, она этого не видела, так как копошилась в сумочке, и створки лифта закрывались. Ночью актриса возвращалась то с одним, то с другим мужчиной, красиво смеялась, а изможденного красавца на коленях просто не замечала, как что-то безусловное и естественное. Чем кончилась его история – неизвестно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});