Гринвичский меридиан - Юлия Лавряшина

Кто-то окликнул его удивленно и радостно:

— Да неужели это Пол Бартон?

Он оглянулся через плечо и поспешно встал, увидев учительницу немецкого языка, которая, как ни странно, и в самом деле была немкой. Ее родители происходили из немцев Поволжья, и во время войны, еще детьми, оказались в Германии. Эмма родилась там, а замуж вышла за англичанина, который увез ее в Лондон. С Полом они сдружились, когда он выяснил ее русские корни и сразу почувствовал интерес к коллеге, на которую еще вчера не обращал внимания. Он расспрашивал ее о России, но ни разу не смог объяснить, почему она так его влечет. В этом было некое тайное предопределение, путь, намеченный Богом, по которому движешься беспрекословно, не задавая вопросов. Так человек внезапно выходит из дома, хотя собирался провести вечер у телевизора, и оказывается сбитым машиной на какой-нибудь проселочной дороге, где они проходят раз в сутки. Прослышав о таком, люди суеверно кивают и говорят: "Судьба".

Примерно то же чувствовал Пол Бартон по отношению к России. Он даже побывал в Пушкинском доме на Лэдброк-гроув, где его встретили приветливо, хотя и с некоторым удивлением. Прослушав выступление приехавшего из Петербурга поэта, Пол еще больше уверился в мысли, что должен попасть в Россию. Такова была его судьба, и от его воли уже ничего не зависело.

И он попал туда.

Теперь пришел черед Эмме Вайз пытать его расспросами о той далекой стране, что отчасти была ее родиной. Она уселась рядом с Полом на выхоложенной лужайке и откинула длинные светлые волосы. Нетерпение так и светилось на ее розовом курносом лице.

— Ну же, Пол! Какая она? Почему вы так быстро вернулись? Она в самом деле так ужасна, как все говорят?

— Здравствуйте, Эмма, — сказал Пол и улыбнулся. Он действительно рад был ее видеть, потому что Эмма несла в себе свет, который почему-то мало кто замечал. Учителя ее недолюбливали, как, впрочем, и всех "переселенцев". Глядя на нее, Пол попытался представить, как чувствовала бы себя здесь его юная русская жена. Конечно, он не дал бы ее в обиду, и все же…

— Что же вы молчите, Пол?! — взмолилась Эмма. — Неужели все было так плохо?

"Все было замечательно…" Как складно, почти без запинки, произнес он эту фразу, от которой тусклое сибирское утро совсем померкло, а пять родинок побледнели. Он сказал ей то, что обычно говорят наутро случайным женщинам, и даже тем самым тоном, которым это говорят. И она сразу все поняла и покорно отступила в толпу теней, когда-либо прошедших через жизнь Пола, чтобы слиться с ними и не мозолить ему глаза. Почему-то он осознал это лишь сейчас, глядя на мягко вылепленное лицо с крупными порами, которое всегда было приятно ему, но никогда не нравилось. Эмма ничуть не была похожа на его русскую звездочку, и все же чем-то неуловимо напоминала ее. Наверное, тем, что умела излучать свет…

— Эмма, — вдруг сказал он совсем не то, что собирался, — я влюбился. По уши. Как мальчишка. Или как старый дурак. Вы — женщина, посоветуйте, что мне делать?

Она заливисто захохотала, потом опомнилась и прикусила тонкую губу.

— Пол, неужели вы не знаете, что делают в таких случаях?

— Это — не такой случай, — терпеливо сказал Пол и понял, что ничего не сумеет объяснить. — Это ни с чем не сравнимый случай…

Эмма поглядела на него почти с материнской жалостью и вздохнула:

— Пол, вы как ребенок… Уж вам ли не знать, что каждому влюбленному его история кажется неповторимой?

"Она не понимает, — с бессилием подумал Пол. — Никто не поймет…"

Разглядывая узенькие, будто съежившиеся от холода травинки, он вяло пообещал:

— Я расскажу вам о России. Потом, ладно? Вот только немного приду в себя.

— Почему вы не привезли ее с собой, Пол?

Он поглядел в позеленевшие от сочувствия глаза и промолчал. Чтобы ответить, Пол должен был рассказать и о своих фильмах, и о наркотиках, и о Режиссере, и о коттеджах в сосновом лесу… И все это послужило бы только прологом к той бесконечной истории, которая могла дать ответ.

— Как вам живется в Англии? — спросил он. — Вы быстро освоились?

— Конечно, — с некоторым недоумением ответила Эмма. — Мне все тут сразу понравилось. Я ведь не одна приехала. Это одному тяжело… Правда, Пол? За своим мужем я отправилась бы даже на Аляску. Да-да, не смейтесь! Человек ведь может быть счастлив только с другим человеком, а не со страной.

Подождав ответных слов, Эмма осторожно спросила:

— Она не захотела покинуть свою Россию?

— Нет, — уверенно возразил Пол. — Она тоже готова была на Аляску… Эмма, я все испортил! Я просто-напросто сломал ей жизнь… В двадцать два года.

Эмма даже головой тряхнула, решив, что ослышалась:

— Сколько ей?

— Двадцать два, — уныло повторил он. — Совсем свихнулся, да? Я тоже так думаю.

— Так дело в этом?

— И не в этом. Я не ощущал этой разницы. Кажется, и она тоже. Дело во мне. Я — чудовище, Эмма, вот в чем дело!

Ее неяркие губы вдруг разошлись в улыбке:

— А знаете, Пол, говорят, когда тебе снится чудовище, нужно спросить у него имя. Вы не пробовали? Может, оно исчезнет?

— Вряд ли, — мрачно отозвался он. — Ведь оно мне не снится. Оно живет во мне. И то и дело вылезает наружу. Я борюсь с ним уже целую жизнь, а все без толку…

Задумчиво подергав длинную прядь, Эмма с надеждой предположила:

— А может, не стоит с ним бороться? Может, вы как-нибудь договоритесь?

— О нет! — воскликнул Пол. — С ним? Нет, с ним не договоришься.

— А вы пробовали?

Он решительно остановил:

— Ладно, Эмма, хватит об этом. Что за идиотский разговор? Слышал бы кто-нибудь… Что в школе? Мое место, конечно, занято до конца года?

Ее щеки опять порозовели:

— К счастью, нет! Никто не верил, что вы долго продержитесь в этом… Как называется тот город? Словом, в России. Вот и взяли пока совместителя.

Пол почувствовал себя слегка оскорбленным:

— Значит, не верили?

— Ну, — спохватилась Эмма, — не в вас не верили. Просто все представляют Россию совершенно дикой страной, заселенной одними разбойниками, вроде Дика Турпина. Это очень далеко от истины?

Пол засмеялся:

— Да в общем-то, нет… Меня обворовали в первые же минуты.

У нее восхищенно раскрылись глаза:

— Не может быть! А что еще с вами приключилось?

Давясь от смеха, Пол начал перечислять:

— Мне едва не отпилили ногу, потом ужасно зашили. Избили. Правда, не особенно сильно. А еще у меня случился инфаркт. Мое сердце умерло в России. Перед вами человек без сердца!

— Пол, вы сочиняете! — она добродушно шлепнула его по руке. — Не могло столько всего случиться за два месяца.