Алмазный мой венец (с подробным комментарием) - Валентин Катаев

348

В. Нарбут прибыл в Одессу 15 мая 1920 г. Одесское украинское отделение РОСТА, которое он возглавлял с 1920 по 1921 гг., К. позднее назвал «школой политического воспитания беспартийных поэтов».[430] В Одессе Нарбут организовал также выпуск литературных журналов «Лава» и «Облава».[431] О Ю. Олеше и К. в Одукросте вспоминал Б. В. Косарев: «…в Одессе в РОСТА художники часто насмехались над ними. Принесут Катаев и Олеша какие-нибудь стихотворные подписи к плакату, который надо нарисовать — что-то про Петлюру и халтуру и натуру <…>, а те и говорят: „Ну, покажите, как это должно выглядеть“, а потом смеются над их беспомощными, „гимназическими“ рисунками».[432]

349

От кит. хунхухцзы, букв. краснобородый, — так называли участников вооруженных банд в Маньчжурии. Ср. в ст-нии В. Нарбута «Большевик» (1920): «Обритый наголо хунхуз безусый, // хромая, по пятам твоим плетусь».

350

Воспроизводится литературная ситуация из «Зависти» Ю. Олеши — Андрей Бабичев (Нарбут) — машинистки: «Девушек, секретарш и конторщиц его, должно быть, пронизывают любовные токи от одного его взгляда».[433] Ср. также в рассказе К. «Бездельник Эдуард», опубликованном при жизни В. Нарбута: «…заведующий „Югростой“, демонический акмеист и гроза машинисток».[434]

351

В. Нарбут происходил из старинного украинского дворянского рода, имевшего литовские корни. В Черниговской губернии поэт родился и провел детство. К большевикам он примкнул после Февральской революции 1917 г., выйдя из партии левых эсеров. Кисти руки Нарбут лишился в 1918 г., в новогоднюю ночь. Сам он следующим образом сообщал об этом в письме к М. А. Зенкевичу: «Ничего особенного со мной не было — кроме того, что я в январе прошлого года вследствие несчастного случая (описывать его крайне тяжело мне) потерял кисть левой руки».[435] См. также сообщение в газете «Глуховский вестник»: «В дер. Хохловка, Глуховской волости, в усадьбе Лесенко было совершено вооруженное нападение неизвестных злоумышленников на братьев Владимира Ивановича и Сергея Ивановича Нарбут <…> Нарбут ранен выстрелом из револьвера. Ему ампутирована рука».[436] Эти же авторы сообщают со ссылкой на семейное предание: «Никто не сомневался, что нападение было политическим, покушались на Нарбута-большевика».[437]

352

В. Нарбут официально вступил в РКП в 1919 г. К. — 49 лет спустя: «…в 1958 году вступил в партию, что явилось логическим завершением всей моей духовной жизни».[438]

353

Первое издание книги вышло в 1912 г., в Петербурге, второе — в Одессе, в 1922 г.

354

В синодальной типографии был выполнен набор для обложки «Аллилуйя». 1-ое изд. этой книги было конфисковано из продажи департаментом полиции постановлением суда за порнографию. Ср. в рассказе К. «Фантомы» о поэме В. Нарбута «Александра Павловна» (1914–1922): «В стихах, которые я прочел, точек было больше, чем слов. И клянусь, я эти точки яростно заполнил».[439] Ср. с шутливым инскриптом самого Нарбута на издании «Александры Павловны»: «А это — более древние плоды порнографии и пр. Насладись, приятель Соловьев! 11/22 В. Нарбут».[440]

355

Неточно цитируется начало ст-ния В. Нарбута «Годовщина взятия Одессы» (1921).

356

Сервильная отсылка к заглавию известной работы В. И. Ленина «Детская болезнь „левизны“ и коммунизм» (1920).

357

Цитируется начало ст-ния В. Нарбута «Россия» (1918). Отчетливо христианская символика нарбутовского образа «пяти хлебов» побудила К. упрекнуть поэта в «несколько мистическом изображении революции» (См. следующий абзац «АМВ»).

358

Знаменитая «поправка» из толстовских «Воспоминаний».[441] А цитировал Толстой ст-ние А. С. Пушкина «Воспоминание» (1828).

359

В. Нарбут заведовал харьковским Укроста в 1921 г. Из Одессы он уехал 14 апреля 1921 г.

360

Георгием Аркадьевичем Шенгели (1894–1954), которого в катаевском окружении упрекали в «аккуратном классицизме».[442] Ср. в автобиографии Шенгели: «…я пробрался в Керчь, а затем в Одессу, где прожил почти два года <…> К этому времени относится мое знакомство с Багрицким, Олешей, Катаевым, Верой Инбер, Л. Гроссманом и др. Осенью 21 г. я возвратился в Харьков».[443] В 1940 г., в заметке «Слово надо любить!» К. заклеймил один из фрагментов послесловия Шенгели к переводам из Байрона как «потрясающий по своему цинизму и полной нелюбви к слову».[444]

361

Ср. у современного стиховеда о том, что в нарбутовском «6-ст. ямбе нет опорных ударений, ритм становится трудноуловимым, и стих кажется тяжел и громоздок».[445] На эту параллель, свидетельствующую о филологическом таланте К., указал нам В. Беспрозванный.

362

С голландской живописью поэзия В. Нарбута сравнивалась, например, в рецензии, напечатанной в: Искусство и театр. Ташкент, 1922. № 2. С. 9.

363

Ср. в письмах самого В. Нарбута к М. А. Зенкевичу: «Антиэстетизм мной, как и тобой, вполне приемлем, при условии его живучести. На днях я пришлю тебе стихи, из которых ты увидишь, что я шагнул еще далее, пожалуй, в отношении грубостей <…> Бодлер и Гоголь, Гоголь и Бодлер. Не так ли?».[446]

364

Подразумевается знаменитое ст-ние Бодлера «Падаль» (1843).

365

Ср. с портретом читающего свои стихи поэта из мемуаров К. Г. Паустовского: «Не обращая внимания на аудиторию, Нарбут начал читать свои стихи угрожающим, безжалостным голосом. Читал он с украинским акцентом <…> Но неожиданно в эти угрюмые строчки вдруг врывалась щемящая и невообразимая нежность».[447]

366

В эту книгу, изданную в Одессе, в 1920 г., вошли стихи В. Нарбута, писавшиеся в 1912–14 гг.

367

В ст-нии В. Нарбута «Предпасхальное» (1913) «убой скота и аутопсия преломлены через христианский мотив смерти, попирающей смерть».[448]

368

Неточно цитируются строки из ст-ния В. Нарбута «Самоубийца» (1914).

369

Издевательская отсылка к заглавию романа Федора Сологуба «Мелкий бес».

370

8 октября 1919 г., в Ростове-на-Дону, В. Нарбута арестовала белая контрразведка как коммунистического редактора и члена Воронежского губисполкома. «Несмотря на пытки, никаких тайн он не раскрыл».[449] По счастливой случайности, поэт вскоре был освобожден из тюрьмы при налете красной конницы. Обстоятельства ареста и заключения Нарбута стали достоянием гласности в 1928 г., когда партийные инстанции рассмотрели вопрос о скрытии Нарбутом своих показаний белым в Ростове-на-Дону. В результате поэта исключили из партии.[450] 26.10.1936 г. Нарбут был арестован по доносу, осужден на 5 лет, повторно судим тройкой НКВД 7.4.1938 г. и расстрелян 14 апреля. См. в его деле 1936 г. утверждение о том, что из партии Нарбут был исключен «за предательское поведение во время ареста его деникинской контрразведкой в 1919 г.»[451]

371

С небольшими неточностями цитируется ст-ние В. Нарбута «После грозы» (1913).

372

К эвфемизму «исчезновение» К. прибегнул, чтобы избежать слова «расстрел» (Н. С. Гумилев был казнен большевиками по сфабрикованному обвинению 25.8.1921 г.).

373

К. слегка перевирает формулу из очерка Марины Цветаевой «Световой ливень» (1922): «Внешнее осуществление Пастернака прекрасно: что-то в лице зараз и от араба и от его коня».[452]

374

«То, обливаясь слезами, мы клялись друг другу в верности, то завязывали драки до крови, и нас силою разнимали и растаскивали посторонние».[453] То столкновение, которое изображено в комментируемом фрагменте «АМВ» произошло после того, как Б. Пастернак, грубо оскорбленный репликой С. Есенина, дал ему пощечину.

375

Из письма Б. Л. Пастернака к Г. Ф. Устинову от 24.1.1926 г.: «Мы с Есениным далеки. Он меня не любил и этого не скрывал».[454] См. также в мемуарах А. К. Гладкова: «За две недели до смерти С. Есенина Н. Асеев разговаривал с ним о призвании поэта и о многом другом. Есенин защищал право поэта на писание ширпотребной лирики романсного типа. Асеев записал слова Есенина: „Никто тебя знать не будет, если не писать лирики: на фунт помолу нужен пуд навозу — вот что нужно. А без славы ничего не будет, хоть ты пополам разорвись — тебя не услышат. Так вот Пстернаком и проживешь!..“».[455]