Рейтинговые книги
Читем онлайн Умножающий печаль - Аркадий Вайнер

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 70 71 72 73 74 75 76 77 78 ... 87

– Усек…

Не знаю, может быть, она права. Вообще это похоже на правду. Красота – это дар, физиологический талант. Талант ученого, или торговца, или скрипача имеет цену. А почему красота – самый редкий и самый востребованный в мире товар – не должна иметь цену?

У нас, слава Богу, она не имела цены. Может быть, потому, что, как говорит Хитрый Пес, тогда не было реальных денег. А может, потому, что не было ничего дороже – приценить не к чему было.

Пустое. Я многого не цепляю, у меня странное чувство, будто я лечу по касательной к этой жизни. Не сопрягаюсь.

Положил Лене руку на колено:

– Назови цену.

Она легко, прикосновением погладила мою ладонь, со смешком сказала:

– Тебе – бесплатно. Фирма угощает…

АЛЕКСАНДР СЕРЕБРОВСКИЙ: РАЗДАЧА СЛОНОВ

Человек – животное ритуальное. Неохота думать о том, что каждое пробуждение – это и есть твой новый день рождения. Неохота и некогда. День рождения отмечается как сложный ритуал.

Приятно раз в году, потратившись чуток на угощения, собрать близких людей.

Близкие – это орда халявщиков, прохиндеев-стололазов, надоевшие сотрудники, друзья детства, с которыми ты познакомился, когда они узнали, что ты далеко уплыл в восьмизначные цифры, и, конечно, надежные компаньоны и партнеры, мечтающие повидать тебя на следующих праздниках – в гробу, на поминках.

С утра до обеда они будут идти через мой кабинет – сегодня это дозволено – и непрерывно врать, кривляться, лебезить и притворяться. Вечером – шикарный прием в загородном доме в Барвихе. Как сейчас говорят – большая парти.

А я улыбаюсь поощрительно, сегодня я добр и доступен. Правила ритуальной игры. Надя и Кузнецов в приемной следят за жестким расписанием движения поздравителей – всем назначен точный срок, минута в минуту, всем определено количество времени для выражения теплых чувств и зачтения поздравительного адреса.

Стол для совещаний уставлен сегодня рядами фужеров с шампанским и наполеонками с коньяком. Подносы тарталеток, канапэ и маленьких пирожных, вазы с фруктами и бездна цветов. В углу горой свалены пакеты и свертки с подарками.

Кто-то из обслуги, от большого ума, догадался пустить через спикеры негромкую классическую музыку. Вот кретины! Нечто похожее я видел только на прощании с отравленным банкиром Кивелиди.

Я выслушивал очередного визитера из близких, говорившего обо мне так сладко, что на губах выступал сахариновый налет, принимал адрес, благодарил сердечно, и если это был дальний-близкий, то мило и душевно ручкался, а если заявлялся близкий-близкий, то мы и лобызались троекратно.

Я думаю, что эта наша неискоренимая традиция – обниматься и целоваться с противными мужиками – восходит к душевной необходимости плотнее ощупать собеседника и убедиться, что он не прячет за спиной нож. А камень – за пазухой.

После этого возвращался к своему столу и смотрел на терминал финансовых индексов – биржа катилась вниз неостановимо. Сегодня она может рухнуть.

Это, конечно, плохо. Очень плохо. Но я ничего не могу сделать…

А посетители все шли. Они любили меня. Они искренне надеялись притулиться к моим деньгам.

Владимир Вольфович, похохатывая, хлопал меня по плечу:

– Нет, Александр, ты не правильно себя ведешь! Однозначно! Ты же форменный нормальный гений! Держись ближе к нам – все будет у тебя нормально!…

Мясищев, грубый человек, хозяин агропромышленного банка, обнимал меня, досадливо крякал:

– Трудный денек сегодня, Сашок! Вкладчики бегут, паникуют, тащат понемногу… Знаешь, курочка по зернышку клюет, а весь двор в говне…

Президент «СБС» Смоленский веселился, подначивал, до печенок достать старался:

– Ну, тезка, поздравляю! Еще годешник отмотал! Ты – орел! Одно мне только скажи – зачем ты попер в губернаторы? Нужно это тебе? Будут шутить – у олигарха положение хуже губернаторского!

Стая кинорежиссеров – все невероятно революционные художники, верящие в торжество прекрасного:

– … и ваши несомненные будущие успехи, Александр Игнатьич, мы считаем залогом бессмертия, непобедимости нашего многострадального кинематографа…

Сенька Агафонов, глава «Росалюминия», низкий завистник, долго рассматривал картины, потом сочувствующе вздохнул:

– Цены на русскую школу в Европе катятся вниз, как сегодняшняя биржа…

– Не тревожься, Семен! После того как повисят на моих стенах, эти полотна свою цену удвоят…

А министр экономики Хейфец сказал по-простому, по-мужицкому, по-нашему:

– Ну что же, господин Серебровский, я очень доволен, что премьер поручил мне вас поздравить и сказать вам, что вы лишний раз доказали, как может быстрых разумом Билл-Гейтсов российская земля рождать. Вы по праву являетесь лидером нашего поколения Интер-Некст!

И довольный сложной шуткой – домашней заготовкой – с чувством засмеялся, вперед меня…

Шли, шли, шли.

Потом появился взволнованный Палей. Тревога, тайный испуг явственно проступали сквозь восторженно-поздравительное выражение лица, как на плохо загрунтованном холсте.

– Дорогой Александр Игнатьич! С восхищением, с гордостью…

– Притормозите, Вениамин Яковлевич, – остановил я его. – Спасибо за поздравление, но мы с вами финансисты и оба знаем, что лесть – просто эффективное коммерческое действо. Набираешь моральный капитал, не вкладывая ни копейки из основных средств. Давайте лучше поговорим по делу.

Палей тяжело вздохнул:

– Вести неутешительные, рынок не сегодня-завтра может рухнуть. Это приведет к международному дефолту… Государственное банкротство…

– Бог милостив, а западные кредиторы не зарежут курицу с золотыми яйцами, огромными, как у быка. Что еще?

– «Московский комсомолец» напирает на нас. Фамилий никаких не называют, но грубо намекают, что хорошо бы разобраться – кто инициировал кризис и кому он может быть выгоден…

– Ну, это они, молодые, ретивые, торопятся. Поперед батьки в финансовое пекло лезут, – усмехнулся я. – Рановато разбираться пока. А что с немцами? С банкирами?

– Возмущены и огорчены, – покачал удрученно головой Палей. – Говорят, что впервые сталкиваются с таким несправедливым и нелояльным поведением партнера. Они потрясены…

Палей просто цитировал их. Я спросил – он ответил. Но он им сочувствовал.

Он со мной был не согласен. Он думал по-другому. Он считал, что мы с немцами братья навек. Он считал, что нам еще многому можно будет научиться у них.

В Писании сказано: «Мои пути – не ваши пути».

– Вениамин Яковлевич, пошлите им для успокоения вагон валиума. Кстати, нам надо решить один вопрос. Присядьте, пожалуйста…

Усадил его в кресло, обслужил, как хороший официант, – подал бокал шампанского, на тарелочку покидал закусь.

– Нам предстоят тяжелые времена, большая война. Статейка в «МК» – просто первая ласточка…

– Что вы имеете в виду? – встревоженно спросил Палей.

– По моим прикидкам уже на следующей неделе начнутся поиски концевого, стрелочника, виноватого. Наши позиции неуязвимы, но в азарте свершения справедливости, в разгуле гражданского гнева надо быть подальше от места праведного побоища…

– Я не понял, уточните… – попросил побледневший Палей.

– Я говорю о вечной проблеме нашего правосудия – ужасного выбора между произволом и самосудом, – спокойно пояснил я. – Чтобы выстоять в предстоящей кошмарной разборке, нужны огромные деньги, гигантские связи и стальные нервы.

– По-моему, у нас все это в наличии, – дрожащими губами вымолвил Палей.

– У меня – да. А у вас – плохие нервы, вам просто не по силам битва с этими разбойниками – газетчиками, прокурорами, кредиторами и прочими стервоядными! Мы должны сделать правильный ход…

Палей резко встал, шампанское плеснуло на его серый пиджак, растеклось на лацкане неопрятной черной кляксой.

– Вы хотите избавиться от меня?

– Ну, ну, ну! Вениамин Яковлевич, опомнитесь! – Я положил ему руку на плечо, силой усадил обратно в кресло. – Когда-то мне Гарри Каспаров сказал замечательную вещь: не сделанный вовремя нужный ход сразу ухудшает твою позицию. Ему-то просто – Каспаров играет в обычные шахматы с жесткими правилами. А я шпиляю в стоклеточные шахматы, где все фигуры ходят как могут…

– И что вы предлагаете? – Его быстрый глаз померк, и в голосе задребезжало старческое бессилие.

– Я прошу вас отдохнуть, – как можно мягче сказал я. – Вам сейчас нужен хороший отпуск – подольше и подальше. Где-нибудь на Багамах. Или на Кайманах… Естественно, отпуск оплаченный…

Палей мелко, суетливо вздыхал, будто дышал жабрами. Он хотел что-то сказать, может быть, крикнуть или броситься на меня. Но не было воли.

Потом собрался с силами и спросил сдавленно:

– Это приказ?

– Это моя просьба, Вениамин Яковлевич. Подождите, мы еще с вами побушуем! А пока положимся на вековую народную мудрость – на нет и суда нет! Билет на Барселону у вас на завтра, на восемь вечера… У Наденьки…

1 ... 70 71 72 73 74 75 76 77 78 ... 87
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Умножающий печаль - Аркадий Вайнер бесплатно.

Оставить комментарий