Дом Цепей - Стивен Эриксон

Низина осталась позади; земля скользила от недавно пролившегося, принесенного бурей дождя, но все же давала ногам надежную опору. Т'лан Имасс свернул к ближайшему монументу. Подойдя ближе, спутники оказались защищенными от ветра массой статуи.

Вой ветра сменился гулкой тишиной. Онрек опустил Тралла наземь.

Тисте Эдур ошеломленно разглядывал громоздящееся над головами сооружение. Он молчал и продолжал сидеть, пока Онрек не решил отойти в сторону. — За ним, — спокойно пробормотал Тралл, — должны быть врата.

Онрек замер, неторопливо повернулся к спутнику. — Это твой садок, — не сразу сказал он. — Что ты чувствуешь в… монументах?

— Ничего, но я знаю, что они должны изображать. Как и ты. Кажется, здешние обитатели сделали их своими богами.

Онрек не нашелся с ответом. Он снова встал лицом к массивной статуе, опустил голову, озирая пьедестал, а потом поднял взгляд навстречу янтарным очам зверя.

— Там будут врата, — настаивал позади Тралл Сенгар. — Средство, чтобы покинуть этот мир. Почему ты медлишь, Т'лан Имасс?

— Я медлю, потому что вижу невидимое тебе. Их семь, да. Но два… живые. — Он поколебался и добавил: — И этот — один из них.

Глава 7

Армия выжидающая вскоре начнет воевать сама с собой.

Келланвед

Мир был окружен красным кольцом. Оттенок старой крови, ржавеющего на поле брани железа. Кольцо вставало стеной, словно повернувшаяся боком река, оно — бездумное и неловкое — нападало на грубые утесы, окружившие границы Рараку. Самые древние хранители Священной Пустыни, выбеленные солнцем известняковые скалы, таяли под бесконечной бурей Вихря, под гневом богини, не терпящей соперников. Готовой в слепой ярости пожирать даже утесы.

Но в середине Вихря царила иллюзия покоя. Старик, известный здесь как Руки Духа, медленно взбирался по склону. Его вялая кожа имела цвет бронзы; плоское некрасивое лицо покрылось трещинами морщин, походя на изгрызенный ветрами булыжник. Гребень над ним облепили ковром мелкие желтые звездочки, эфемерные цветы низкорослого растения, называемого местными племенами дхен» бара. Из сухих цветков получается чай, вызывающий головокружение, гасящий горести, бальзамом льющийся на душу смертного. Старик карабкался по крутому склону с каким-то остервенением.

Любая тропа жизни полита кровью. Лей кровь тех, что заступили путь. Лей свою кровь. Сражайся, усиливай бурю яростью, обнажай животную тягу к самосохранению. Зловещий танец посреди набегающих со всех сторон течений не отличается изяществом; думать иначе — впадать в заблуждение.

Заблуждения. Геборик Легкокрылый, бывший жрец Фенера, лишился всех заблуждений. Утопил их собственными руками уже давно. Его руки — его призрачные руки — оказались весьма пригодными для такой задачи. Они шепчут о незримых силах, они руководимы загадочной необоримой волей. Он знает, что лишен контроля над собственными руками. Какие уж тут заблуждения? Как он может…

За его спиной на обширной равнине встали тысячи палаток и шатров. Воинам и их приспешникам неведома чистота духовного зрения. Армия — это сильные руки, ныне отдыхающие, но готовые схватить оружие; но ведет ее воля отнюдь не стальная, воля, погрузившаяся в иллюзии. Геборик не просто отличается от людей внизу — он их противоположность, горькое отражение в кривом зеркале.

Дхен» бара дарит ему ночи без сновидений. Утешение беспамятства.

Он добрался до гребня, тяжело дыша от чрезмерных усилий, и уселся отдохнуть среди цветов. Руки Духа столь же ловки, как и руки телесные, хотя он их не видит — не видит даже слабого свечения, как все вокруг. Да уж, зрение неизменно его подводило. Проклятие стариков, кажется — видеть, как горизонты становятся все ближе. Даже ковер желтых цветков стал всего лишь смутным пятном. Лишь пряный аромат заполняет ноздри, оставляя привкус на языке.

Жара пустынного солнца подавляет, ошеломляет. Она наделена силой, делающей Священную Пустыню тюрьмой, навязчивой и безжалостной. Геборик приучился презирать жару, проклинать Семиградье, культивировать ядовитую ненависть к его народу. Но сейчас он оказался пленником. Барьер Вихря не делает исключений, не пуская никого изнутри наружу и снаружи внутрь. Никого, кроме Избранной.

Движение сбоку, смутно видимая черноволосая фигурка. Она уселась рядом с ним.

Геборик улыбнулся: — Я думал, что остался один.

— Мы оба одни, Руки Духа.

— Об этом и говорить не нужно, Фелисин. «Фелисин Младшая — но это имя нельзя произносить вслух. У твоей приемной матери, девочка, есть свои тайны». А что у тебя в руках?

— Свитки, — ответила девочка. — От Матери. Кажется, она снова жаждет писать стихи.

Татуированный бывший жрец хмыкнул: — Мне казалось, это не жажда, а любовь.

— Ты не поэт, — сказала девочка. — Но ведь истинный талант — умение говорить прямо. А в наши дни поэзией называют умение спутывать двусмысленности.

— Ты жестокий критик, милая.

— «Призыв Тени», так она их назвала. Точнее, она продолжила поэму своей покойной матери.

— Гм, Тень — мрачное королевство. Она явно избрала стиль, соответствующий теме. Наверное, такой же темный, какой любила ее мать.

— Слишком банально, Руки Духа. Но подумай, какое имя носит ныне армия Корболо Дома. Собакодавы. Вот тебе поэзия, старик. Имя, шатающееся под грузом показной бравады. Имя, вполне подходящее самому Дому. Он стоит на четвереньках от ужаса.

Геборик протянул руку и сорвал первый цветок. Поднес к носу, прежде чем уронить в кожаную сумку на поясе. — «На четвереньках от ужаса». Запоминающийся образ, девочка. Но я не вижу в напане страха. Малазанская армия в Арене — всего лишь три легиона новобранцев. Во главе ее женщина без всякого военного опыта. Корболо Дому нет причины бояться.

Смех девушки был столь резким, что прорезал воздух подобно осколкам льда: — Нет причины, Руки Духа? Причин много. Леомен. Тоблакай. Бидитал. Л'орик. Матток. И самая ужасная изо всех: моя мать. Ша'ик. Лагерь — змеиная яма, кишащая раздорами. Ты не застал последнюю вспышку. Мать отлучила Маллика Реля и Паллика Алара. Изгнала их. Корболо Дом потерял двух союзников в силовой борьбе…

— Никакой силовой борьбы, — пробурчал, схватив цветочные головки ладонью, Геборик. — Они глупцы, если верят в силу. Ша'ик выбросила этих двоих, ибо в их венах течет измена. На чувства Корболо Дома ей наплевать.

— Он думает иначе, и его убеждения важнее вероятной и невероятной истины. Но как Мать отвечает на последствия своих повелений? — Фелисин провела свитками по верхушкам цветов. — Поэмами.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});