Память – это ты - Альберт Бертран Бас

Эти интересовали меня больше других, поскольку, так или иначе, я цеплялся за мысль, что если Хлоя жива, то наверняка сражается в рядах партизан-маки. А у Монтойи всегда были про них известия.

– Гомер, ты знаешь, что я не могу делиться с тобой конфиденциальной информацией. И не смотри на меня так… К тому же у меня есть грандиозная новость.

– У вас на первом этаже открыли кондитерскую?

– Ох! Это не повод для шуток. – Он состроил обиженную мину, я рассмеялся.

За эти годы Толстяк стал важной частью моей жизни. Конечно, ему далеко было до капитана, но он и не претендовал на то, чтобы кого-то заменить. Я был уже взрослый и вполне мог сам о себе позаботиться, но Монтойя помогал мне как мог. Например, он предпринял необходимые шаги, чтобы квартира капитана Амата отошла мне. Благодаря такой любезности в двадцать три года у меня уже имелись собственное жилье, оплачиваемая работа и первые успехи в области музыки.

– А я-то… позвал тебя, чтобы сообщить, что вчера ужинал кое с кем, кто заинтересовался твоей музыкой… – Толстяк наслаждался моментом.

– Не хочу выглядеть самонадеянным, но… такое часто случается.

– Приятель, великая Мария Яньес говорила про тебя. Она сама подняла тему, я тихо сидел.

– Что?! Мария… Прекрасная Дорита слышала обо мне?

– Она не только слышала, она хочет с тобой познакомиться.

– Как? Когда?

– Я знал, что ты разволнуешься, поэтому сказал ей, что в этом нет необходимости.

– Да как вы могли!

– Ты же не хочешь просто встретиться с ней за кофе. Ты хочешь – и всегда хотел – подняться на сцену в “Мельнице”. Или я ошибаюсь?

– Да, конечно, но… – Я увидел, что Монтойя самодовольно улыбается. – Стойте! Не может быть! Вы договорились о прослушивании?

– Нет. Прослушивания для любителей. В следующую субботу ты вечером выступаешь в “Мельнице”, – сказал он как ни в чем не бывало.

– Но… это невозможно. В субботу вечером… это же нужно быть…

– Так же невозможно, как пронести сдобу в этот кабинет, – ответил он, с сожалением доедая булочку.

В Барселоне не было хоть сколько-нибудь известного человека, с кем не знался бы Монтойя. Из чего я сделал вывод, что…

– Неужели… – прошептал я, словно кабинет был нашпигован микрофонами. – Прекрасная Дорита… тайный агент?

– Что ты несешь! – Он отвесил мне подзатыльник. – Хватит городить чепуху. Она моя подруга. Точка. Чертенок. Иди репетируй, а то буду из-за тебя дураком выглядеть.

– Да, сеньор. Большое спасибо. Простите, что я снова об этом, но…

– Нет. Ответ на твой вопрос “нет”. Я ничего не знаю ни об этих твоих Невидимках, ни об этой твоей девице.

– Но вы сказали, что…

– Я сказал тебе все, что знал.

– Но это было полгода назад.

– Они сейчас изо всех сил заметают следы произошедшего во Вьелье, понимаешь? Не хотят, чтобы люди узнали. Мне стоит огромного труда добыть хоть какие-то сведения.

– То есть сведения все же есть…

– Чертенок… Видишь, до чего ты меня довел? Из-за тебя я пью с утра. Послушай. То, что я скажу, тебя не обрадует, но не забывай, что это все не точно. Сам знаешь, как бывает. Здесь птичка напела, там, говорят одно, потом…

– Сеньор Монтойя, ради бога…

– Я только знаю, что партизаны-маки вошли со стороны Аранской долины с намерением завоевать Испанию. Несчастные глупцы… Люди сейчас живут трудно, и они думали, что по этой причине народ их поддержит. Это была чудовищная ошибка человека, который не понимает, что происходит в стране. Точнее, в том, что от нее осталось после трех лет войны и голода. Партизаны встретили изможденных и обнищавших людей, которые меньше всего на свете хотели снова браться за оружие.

– Поэтому они снова отступили в горы, так? – спросил я с надеждой.

– Большинство отступили, да. Но некоторые решили в лоб атаковать целую армию, поджидавшую их с другой стороны Вьельского туннеля.

Это сообщение меня сразило, поскольку я хорошо знал, что Хлоя не из тех, кто отступает.

– И… что с ними произошло? – Я сглотнул.

– Их уничтожили, Гомер, – ответил Монтойя мрачно, подливая себе рома. – Разом покончили со всем Сопротивлением. Их окружили и заперли в туннеле.

– А пленные?.. – глухо спросил я.

Монтойя тяжело вздохнул и отрицательно покачал головой.

Я сходил с ума. Неужели я никогда больше не увижу Хлою? Я не переставал верить, что судьба снова сведет нас, как бы все ни сложилось… Мне впервые пришло в голову, что так думать мог только беззаботный простак. Разве мало у меня было возможностей убедиться, насколько жизнь жестока?

– Слушай, может, ее там не было.

– Если бы вы знали ее так же хорошо, как я, то не сомневались бы, что она была в первых рядах.

– Храбрая женщина…

– Глупая девчонка! – воскликнул я, пытаясь совладать с болью. Я уже шел к двери.

– Послушай… Ты же знаешь, я всегда рад помочь тебе…

– Спасибо… И спасибо за “Мельницу”. Мне даже не верится… – Я попытался изобразить радость, но вряд ли убедительно.

– Эй! – окликнул меня Монтойя, заставив обернуться. – Ни пуха ни пера. – И ласково улыбнулся.

Я долго брел наугад. В голове теснились воспоминания о лучших моментах, проведенных с Хлоей, и я непрестанно задавался вопросом, какой была бы моя жизнь, реши я тогда остаться в пещере. Может, Хлоя была бы сейчас жива. Да и капитан Амат тоже. Может, ее отца не убили бы. Может, мы жили бы счастливо, работали на их ферме. Может, может, может…

Наверное, я шел целую вечность, потому что когда наконец поднял голову, то поразился, увидев, куда забрел. Передо мной раскинулось великолепное поле Лес-Кортс, стадион футбольного клуба “Барселона”. Вокруг оглушительно шумела стройка, начатая несколько месяцев назад: стадион расширяли, чтобы увеличить вместимость трибун до шестидесяти тысяч зрителей, благодаря чему он становился самым большим и шикарным в Испании.

– Мы еще строим новый козырек вон там, это будет что-то. Передовая технология, мировой уровень. Если мы и после этого не начнем выигрывать, то я уж не знаю… Буду тогда болеть за “Европу” или “Эспаньол”, честное слово.

Я не первый раз приходил к Полито. Как и многие в то время, он работал на стройке. Спрос на строителей был высок, ведь нужно было восстановить все, что перед тем так упорно разрушали. Барселона в который раз возрождалась из пепла, и Полито был среди тех, кто укладывал кирпичи.

Любопытно наблюдать, как города возрождаются, вырастают заново. В середине XIX века был такой генерал Бальдомеро Эспартеро[37], сказавший, что Барселону нужно взрывать каждые пятьдесят лет. И по правде говоря, его завет аккуратно исполняли. Но Эспартеро не понимал, что сердце города – его