Друд, или Человек в черном - Дэн Симмонс

— Но вы так и не нашли там Диккенса?

— Нашли, сэр. Мы увидели огонек его фонаря во мраке впереди. Но в следующий момент мы подверглись нападению: на нас обрушился град камней, брошенных вручную и запущенных из пращи.

— Маленькие дикари, — предположили.

— Совершенно верно, сэр. Сыщику Хэчери пришлось несколько раз пальнуть из револьвера, и только тогда наши противники — смутные тени, выпрыгивающие из боковых тоннелей, швыряющие в нас камни и снова исчезающие, — обратились в бегство, а мы смогли возобновить преследование. Но было уже слишком поздно. Ваш друг улизнул от нас, скрывшись в лабиринте канализационных коллекторов.

— Значит, ваша погоня оказалась неудачной, инспектор, — сказал я. — Хотя и весьма захватывающей. Но к чему вы, собственно, ведете?

— А вот к чему, мистер Коллинз: едва ли Чарльз Диккенс — знаменитый Чарльз Диккенс — в ходе своей бесцельной ночной прогулки по Подземному городу стал бы прилагать такие усилия к тому, чтобы скрыться от нас, если бы не собирался встретиться с реальным человеком по имени Друд.

Я рассмеялся. Я не мог не рассмеяться.

— Я бы предположил ровно обратное, инспектор. Только увлекательность погони и детская зачарованность тайной, им самим вымышленной, заставляют Диккенса тратить столько времени на эту вашу беготню по канализационным тоннелям. Когда бы он не знал наверное, что ваши люди последуют за ним по пятам, уверяю вас, он не приехал бы в Лондон вечером девятого июня. Никакого Друда не существует.

Инспектор Филд пожал плечами.

— Думайте как хотите, но мы в любом случае признательны вам за помощь, что вы продолжаете оказывать нам в наших попытках выследить короля преступного мира и жестокого убийцу, в существование которого вы не верите. Те немногие из нас, полицейских, кто сталкивался с Друдом и его приспешниками, знают, насколько он могуществен и опасен.

На это мне было нечего сказать.

— Вы попросили о встрече со мной единственно потому, что хотели узнать об участи тех трех бандитов, мистер Коллинз?

— На самом деле — нет. — Я смущенно поежился. — Я хотел напомнить вам о вашем обещании.

— Касательно особняка на Глостер-плейс и миссис Шернволд? Я занимаюсь этим делом, сэр. И я по-прежнему абсолютно уверен, что вы и ваша… гм… миссис Г*** заполучите дом в свою собственность в течение года.

— Да нет, нет. Я о другом вашем обещании. Вы как-то сказали, что я смогу воспользоваться услугами сыщика Хэчери, коли мне понадобится вернуться на Погост Святого Стращателя, отодвинуть каменный постамент в склепе и спуститься в катакомбы, в опиумный притон Короля Лазаря. Последние несколько недель мои подагрические боли стали просто невыносимыми… лауданум уже не помогает.

— Сыщик Хэчери будет к вашим услугам в любое угодное вам время, — ответствовал инспектор ровным тоном, в котором не слышалось ни осуждения, ни превосходства. — Когда вы хотите обраться к нему за помощью?

— Сегодня, — сказал я. Сердце мое забилось учащенно. — Сегодня в полночь.

Глава 17

Октябрь 1866 года выдался необычайно холодным и дождливым. Я делил дни и ночи между клубом, домом и подземным притоном Короля Лазаря, а по уик-эндам частенько гостил в Гэдсхилле.

В одну дождливую субботу, под расслабляющим действием лауданума, я рассказал Диккенсу о нескольких своих идеях, касающихся следующей книги.

— Вы задумали историю о призраках? — спросил Диккенс.

Мы сидели в его кабинете, наслаждаясь теплом камина. Неподражаемый, писавший тогда очередную рождественскую повесть, уже закончил работу на сегодня и внял моим уговорам воздержаться от прогулки по такой промозглой погоде. Дождевые струи хлестали по стеклам эркерного окна.

— Со столоверчением и вызовом духов? — уточнил он.

— Ничего подобного, — сказал я. — Я думаю скорее о комбинации нескольких упомянутых мной ранее сюжетных мотивов — кража, расследование преступления, тайна — с мотивом предмета, несущего на себе проклятие. А реально проклятие или нет, я предоставлю решать читателю.

— И какого рода предмет? — спросил Диккенс — я определенно возбудил в нем любопытство.

— Драгоценный камень. Рубин или сапфир. Или даже алмаз. У меня в голове уже выстраивается сюжет, основанный на пагубном влиянии проклятого камня на каждого человека, завладевшего им честным или бесчестным путем.

— Интересно, дорогой Уилки, очень интересно. На камне лежит древнее родовое проклятие?

— Или религиозное. — Я блаженствовал, умиротворенный недавно принятым лауданумом и воодушевленный неподдельным интересом Диккенса к моему будущему роману. — Если, скажем, камень был похищен из храма какой-нибудь древней и суеверной страны…

— Индия! — выпалил Диккенс.

— Я думал о Египте, — сказал я, — но Индия тоже неплохо. Очень даже неплохо. Что же касается названия, я предварительно записал «Змеиное око» или «Око змея».

— Звучит чересчур сенсационно. — Диккенс сложил ладони домиком и вытянул ноги к камину. — Но интригующе. Вы введете в роман вашего «сержанта Каффа»?

Я покраснел и лишь пожал плечами в ответ.

— А опиум там будет фигурировать? — спросил он.

— Не исключено, — с вызовом ответил я, уже не польщенный, а раздраженный пытливыми расспросами; от нескольких наших общих друзей я слышал, что Диккенс решительно не одобряет хвалы, вознесенные наркотику моей Лидией Гвилт в «Армадейле».

Диккенс переменил тему:

— Полагаю, за прототип своего камня вы возьмете алмаз Кохинор, выставлявшийся в Хрустальном дворце на Всемирной выставке пятидесятого года.

— Я сделал несколько заметок о данном артефакте, — холодно промолвил я.

— Знаете, друг мой, а ведь действительно ходили слухи, будто на Кохинор было наложено проклятье после того, как им силой завладел махараджа Дхулип Сингх, по прозвищу Пенджабский Лев. А подлинная история о том, как генерал-губернатор Индии лорд Далхаузи тайно вывез камень из Лахора в Бомбей еще во время Великого восстания, может послужить материалом для двух или трех захватывающих романов. Говорят, леди Далхаузи собственноручно зашила алмаз в пояс, который лорд Далхаузи носил, не снимая, несколько недель кряду, покуда не передал драгоценность капитану британского военного корабля в Бомбее. Говорят, он каждую ночь сажал на цепь двух свирепых сторожевых псов рядом со своей походной кроватью, чтобы они разбудили его лаем в случае, если в палатку проникнут воры или разбойники-душители.

— Я этого не знал, — признался я.

Я предполагал писать о рубине или сапфире, почитаемом за святыню каким-нибудь древним египетским культом, но сейчас, когда Диккенс упомянул о реальных фактах, связанных с Кохинором, у меня так и зачесались руки взяться за перо.

Нас прервал настойчивый стук в дверь кабинета.

Вошла Джорджина, вся в слезах и вне себя от волнения. Когда Диккенс успокоил свояченицу, она сообщила, что ирландский волкодав по кличке Султан напал на очередную невинную жертву — на сей раз на маленькую девочку, приходившуюся сестрой одной из служанок.

Диккенс отослал Джорджину обратно вниз. Потом с тяжелым вздохом открыл чулан и достал оттуда двуствольный дробовик, который я в последний раз видел десять месяцев назад, в рождественскую ночь. Затем он подошел к столу и вынул из нижнего правого ящика несколько крупнокалиберных патронов. Дождь уже перестал барабанить по окнам, но небо по-прежнему застилали низкие темные облака, быстро плывущие над черными ветвями полуголых деревьев.

— Боюсь, я проявлял излишнюю терпимость к этому псу, — тихо проговорил Диккенс. — У Султана доброе сердце, и он всецело мне предан, но его агрессивный нрав выкован в адовом огне. Он не желает ничему учиться. Я готов терпеть любые недостатки — в собаке ли, в человеке ли, — кроме нежелания или неспособности учиться.

— И больше никаких предупреждений? — спросил я, поднимаясь с кресла, чтобы выйти из кабинета за ним следом.

— И больше никаких предупреждений, дорогой Уилки, — сказал Диккенс. — Смертный приговор этому псу вынес гораздо более могущественный судья, чем мы с вами, еще в ту пору, когда Султан был слепым щенком и тыкался в соски своей матери. Теперь нам остается только привести приговор в исполнение.

Палаческая команда состояла, как и положено, из одних мужчин: к нам с Диккенсом присоединился четырнадцатилетний Плорн, вызванный из своей комнаты. Мой брат Чарльз, приехавший на уик-энд в Гэдсхилл со своей женой Кейти, тоже получил приглашение присутствовать на казни, но отказался. Еще к нам примкнул старый кузнец с обветренным морщинистым лицом, тогда перековывавший двух лошадей в конюшне Диккенса. (Кузнец оказался давним другом приговоренного, он помнил убийцу крохотным щенком и всегда с удовольствием наблюдал за его выходками. Старик принялся шумно сморкаться в платок еще прежде, чем мы двинулись прочь от дома.)