Лунный парк - Брет Эллис

– Прости меня, – только и сказал я и отвернулся.

– Ничего, – мягко произнес он, – я понимаю.

Голос его стал глубже – он повзрослел, это был уже не тот застенчивый мальчишка, которого я узнал за несколько месяцев, что мы прожили на Эльсинор-лейн, в нем чувствовался какой-то намек на возможность прощения. Его тайная жизнь, казалось, развеяла ту замкнутость, самоуглубленность. Он что-то для себя решил. Актера больше не было.

Мне пришлось отвернуться, потому что нервы не выдерживали.

– Почему ты ушел? – смог выдавить я осипшим голосом. – Почему ты покинул нас?

– Папа, – вздохнул он. И слово это прозвучало совсем не так, как раньше.

Он положил ладонь на мою руку. Я чувствовал – это по-настоящему. – Все в порядке.

Я протянул руку и коснулся ладонью его лица, и тут он застеснялся, как раньше, и опустил глаза.

– Не волнуйся, – сказал он, – я не пропащий… Я больше не пропащий, – повторил он.

Мне хотелось использовать свой последний шанс, но слишком стыдно было слышать его ответ. И все равно я сказал это:

– Робби, – я подавился, – вернись, пожалуйста.

Но он увидел лишь улыбку понимания, осветившую мое мокрое от слез лицо.

Уже стоя на улице, он в последний раз посмотрел на меня в окно.

Эта история была ему небезразлична.

Я заметил оставленный сыном рисунок: лунный пейзаж. Рисунок был настолько подробный, что я еще долго разглядывал его, поражаясь терпению, которое потребовалось, чтоб так наглядно изобразить эту часть поверхности луны. Откуда в нем это жгучее стремление, непреходящая целенаправленность?

На рисунке было написано одно слово, и я провел по нему пальцем.

Я не знал, что привело Робби сюда. И не знал, что увлекло его дальше.

Он вернулся в страну, куда бежит всякий мальчишка, которому приходилось проявлять смелость и находчивость: имя ей – новая жизнь. Куда бы он ни отправился, он ничего не боялся.

Кремовый «450SL» выехал с парковки, повернул сразу на бульвар Вентура и влился в поток машин, и, когда я потерял его из виду, история закончилась.

Встреча длилась всего несколько минут, но, когда я поковылял обратно в машину, на землю уже опускались сумерки.

Через дорогу от «Макдональдса» находилось отделение Банка Америки, где хранился прах моего отца. О том, что произошло восьмого ноября, когда я приехал сюда забрать прах, я не рассказывал никому. Когда я открыл сейф, стенки его были серыми от пепла. Ящичек, в который был упакован прах моего отца, будто взорвался, и прах запекся по краям продолговатой ячейки. На пепле кто-то – пальцем, наверное, – вывел то же слово, что было написано на лунном пейзаже, который мне оставил мой сын.

На рыбацкой лодке мы вышли в Тихий океан, и здесь отец мой обрел наконец вечный покой. В просоленном воздухе прах рассеялся над волнами, и ветер понес его вдаль, в прошлое, окутывая оставшиеся там лица, заполняя все вокруг, а потом, вспыхнув, облако пепла закрутилось в воронку и рассыпалось узорами, и среди них стали проступать образы мужчин и женщин, которые создали его, и меня, и Робби. Облако проплыло над улыбкой матери, оттенило протянутую к тебе руку сестры и двинулось дальше, открывая все то, чем бы тебе хотелось поделиться со всем миром.

Я хочу показать тебе кое-что, шептал прах. И видно было, как пепел поднимается все выше, завихряясь вокруг толпы образов из прошлого, и то обрушивается вниз, то взлетает к солнцу, и вот облако раскрылось и показало молодую пару, как они смотрят вверх, а потом женщина вглядывается в глаза мужчины, и он протягивает ей цветок, и сердца их бьются в унисон и медленно раскрываются, и облако пепла покрывает их первый поцелуй, и вот уже молодая пара везет в коляске ребеночка по Фермерскому рынку, а прах кружится по двору и несется к розовой штукатурке первого – и единственного – дома, купленного ими совместно, на улице Вэлли-Виста, и влетает в коридор, где за дверью играют дети, и осыпается на воздушные шарики, и мягко тушит свечи, блекло горящие на торте, купленном в магазине по случаю твоего дня рождения, и вихрится вокруг рождественской елки в гостиной, приглушая свет стягивающих ее разноцветных гирлянд, и усыпает велосипед, на котором ты, пятилетний, гонял по тропинке до ворот и обратно, и плывет к желтой горке у бассейна, мокрой от твоих с сестрами игр, а потом пепел собирается в облако и оседает на ветви пальм, окружающих дом, на стакан молока, которое держишь ты, еще совсем малыш, на мать в халате, следящую, как ты плаваешь в прозрачном подсвеченном бассейне, и пепельная пленка стягивает поверхность воды, куда отец кидал тебя, и ты, радостный, приводнялся, забрызгивая всех вокруг, и вот семья едет куда-то по пустыне, и в машине играет песня («Сегодня спас мне кто-то жизнь», настаивает писатель), и пепел рассыпающимися комочками падает на поляройдные снимки, запечатлевшие молодых маму с папой и все наши семейные путешествия, и от подсвеченного бассейна на заднем плане поднимается пар, и аромат гардений реет в ночном, колышущемся от жары воздухе, и появляется маленький золотистый ретривер, совсем щенок, весело скачущий вокруг бассейна, самозабвенно гоняющийся залетающей тарелкой, и прах окропляет разложенный перед тобой «Лего», и по утрам мама на прощанье машет рукой и тихо что-то говорит, и пепел снова кружится и взлетает в воздух, и дети мчатся за ним, а он сыплется на клавиши пианино, на котором ты играл, и на доску для нард, за которой вы с отцом не раз сходились, и приземляется на гавайском берегу, на фотографии гор, засвеченной сбоку лучом оранжевого солнца, всходящего над стиральной доской дюн в Монтерее, и дождем окропляет розовое шапито и чертово колесо каньона Топанга, и оседает на белом кресте, увенчивающем холм в Кабо-Сан-Лукас, и прячется в доме на Вэлли-Виста за семейными портретами, окутав все невыполненные обещания, все нарушенные связи, неисполненные желания, крушения надежд и подтвердившиеся опасения, и все захлопнувшиеся двери, и так и не состоявшиеся примирения, и вот уже пепел покрывает все зеркала во всех комнатах, где мы когда-либо жили, скрывая от нас наши несовершенства, и в то же время течет по нашим венам, и, сгустившись, прах сопровождает задумчивого мальчика, который убежал, сына, который узнал, кто ты есть, но все слишком молоды, чтобы понять – жизнь-то схлопывается, и как глупо и трогательно было думать, что нам всем как-то удастся проскочить, а прах все несется и уже накрыл целый город облаком, которое ветер гонит все дальше и поднимает все выше, и образы становятся все меньше, и когда облако, минуя речку, пролетает над Невадскими горами, смешиваясь со снегом, я вижу городок, в котором отец родился, вижу, как он ко мне идет – совсем еще ребенок, улыбается и протягивает мне апельсин обеими ручками, а собаки деда гоняются за облаком пепла под косым дождем, прибивающим его к земле, и мочат свои шкуры, и прах начинает кровоточить, превращаясь в образы, и проплывает над его спящей матерью и кропит лицо моего сына, которому снится луна, и во сне он затемнил ее поверхность, но когда облако пролетело, луна стала светить ярче, чем когда-либо, а облако пролилось обратно на землю дождем пепла, который теперь, закручиваясь в воронку, сверкает на солнце, и вскоре его уже не видно из-за лучей, в чьем свете начали осыпаться и образы. Пепел рассеялся над могилами его родителей и наконец достиг холодного, освещенного мира мертвых и, оплакав стоявших на кладбище детей, где-то на краю Тихого океана – прошелестев по страницам этой книги, рассыпавшись по словам и создав новые – начал покидать этот текст и, затерявшись где-то за пределами моей досягаемости, исчез, и Солнце покачнулось, и Земля, сдвинувшись по орбите, пошла себе дальше, и хотя все кончилось, началось что-то новое. Море дотянулось до края земли, где виднелся силуэт семейства, которое наблюдало за нами, пока туман не скрыл их из виду. От тех из нас, кого позабыли-позабросили: вас будут помнить, вы были нужны мне, в своих мечтах я любил вас.

В общем, если увидите моего сына, скажите ему, что я передаю привет, и пусть будет хорошим мальчиком, что я думаю о нем и знаю – он издали присматривает за мной, и пусть не беспокоится: когда захочет, он всегда сможет найти меня здесь, прямо здесь – я жду с распростертыми объятиями, на страницах, за обложкой, в конце «Лунного парка».

Примечания

1

Перевод М.Лозинского.

2

Перевод В.Ярцева, Т.Покидаевой.

3

Перевод И.Кормильцева.

4

Лос-Анджелес.

5

Игра слов: Ellis Island – также Эллис-Айленд, остров в заливе Аппер-Нью-Йорк-Бей, на котором прежде находился перевалочный пункт для эмигрантов из Старого Света.

6

Алоизий Снаффлапагус – длинноносая кукла, персонаж «Маппет-шоу».

7

Имеются в виду песни «Funeral for a Friend/Love Lies Bleeding» Элтона Джона (1973), «The Ghost in You» группы Psychedelic Furs (1984), «Thriller» Майкла Джексона (1982), «Witchy Woman» группы Eagles (1972), «Evil Woman» группы Electric Light Orchestra (1975) – или же одноименная песня Black Sabbath (1970), «Rhiannon» группы Fleetwood Mac (1975), «Sympathy for the Devil» группы Rolling Stones (1968),