Сорок правил любви - Элиф Шафак

Керра

Май 1247 года, Конья

Очень трудно возражать, когда дело касается такой деликатной темы, как любовь. Это все равно что пытаться сдерживать порыв ветра. Даже если знаешь, что ветер несет с собой разрушение, его бег нельзя замедлить. Довольно скоро я перестала задавать Кимье вопросы, однако не потому, что она убедила меня в своей правоте, а потому, что я увидела в ее глазах любовь. Что толку спрашивать? Пришлось принять эту свадьбу, как и все другое, над чем я не властна.

Месяц Рамадан пролетел в хлопотах. У меня не было ни минуты, чтобы подумать о предстоящей свадьбе. Праздник Эйд пришелся на воскресенье, а через четыре дня мы выдали Кимью за Шамса.

Вечером, накануне бракосочетания, случилось кое-что, полностью изменившее мое настроение. Я была одна в кухне и месила тесто, чтобы приготовить лепешки для гостей. Неожиданно, сама не понимая, что делаю, я принялась лепить нечто из небольшого шарика теста. Получилась фигурка Девы Марии. Моей Богоматери. Ножом я вырезала длинное платье и лицо со спокойным, жалостливым выражением. И до того забылась за этим занятием, что не заметила, как кто-то подошел и встал у меня за спиной.

— Керра, что это ты делаешь?

Сердце едва не выпрыгнуло у меня из груди. Обернувшись, я увидела Шамса, который стоял у двери и с любопытством следил за мной. Первым моим побуждением было спрятать фигурку, но — слишком поздно. Шамс подошел поближе и посмотрел на мое творение.

— Это Дева Мария? — спросил он и, когда я не ответила, повернул ко мне сияющее лицо. — Она прекрасна. Ты очень тоскуешь по ней?

— Прошло много времени с тех пор, как я стала мусульманкой. И я — мусульманка, — отрезала я.

Однако Шамс продолжал говорить, словно не слыша меня:

— Наверно, тебе интересно, почему в исламе нет женщины, подобной Марии? Конечно же есть Айша, есть Фатима, но это не совсем то, по крайней мере для тебя.

Я чувствовала себя неловко и не знала, что сказать.

— Позволь мне рассказать одну историю.

И вот его история:

— Однажды сошлись вместе четыре путешественника — грек, араб, перс и турок. Оказавшись в небольшом городке, они решили раздобыть какую-нибудь еду. Так как денег у них было немного, то и выбрать они могли что-то одно. Каждый мысленно представил лучшую, на его вкус, еду. Когда спросили перса, то он ответил: «Ангур». Грек сказал: «Стафилион». Араб попросил для себя анеб, а турок — изюм. И они принялись спорить, не понимая друг друга. Спорили они, спорили, с каждой минутой все более озлобляясь, пока не вмешался случайно проходивший мимо суфий. На собранные деньги суфий купил виноградную гроздь. Потом он положил ее в коробку и примял. По его настоянию путешественники выпили сок и выплюнули кожуру, потому что главным был вкус плода, а не его внешняя форма.

— Христиане, иудеи, мусульмане спорили о внешнем виде плода, а для суфия была важна его суть, — сказал Шамс с радостной улыбкой.

— Я… я не думаю, что это правильно, — с запинкой произнесла я.

— Почему же нет? Религии что реки. Они все текут в одно море. Богоматерь утешает, сострадает, любит безусловной любовью. Она принадлежит всем и каждому в отдельности. Став мусульманкой, ты все равно можешь любить ее и даже назвать свою дочь Марией.

— У меня нет дочери.

— Будет.

— Откуда тебе знать?

— Я знаю.

Я разволновалась, услышав такое, однако волнение вскоре сменилось чувством покоя. Объединенные покоем и некой гармонией, мы вместе смотрели на фигурку Богоматери. Мое сердце растаяло, и в первый раз с тех пор, как Шамс появился в нашем доме, я смогла увидеть в нем то, что видел Руми, — человека с большим сердцем.

И все же я сомневалась, что он станет хорошим мужем для Кимьи.

Элла

29 июня 2008 года, Бостон

Близко, совсем близко бостонский отель. К тому времени Элла была настолько напряжена, что у нее путались мысли. В холле она увидела группу японских туристов. Элла стала прохаживаться, будто бы внимательно разглядывая картины на стенах, а на самом деле — чтобы не встречаться взглядами с окружающими. Тем не менее очень скоро любопытство победило. И едва ее взгляд оторвался от стен, она увидела его, наблюдавшего за ней.

На нем была рубашка цвета хаки, застегнутая на все пуговицы, и вельветовые брюки.

Похоже, он два дня не брился, но это придавало ему еще больше привлекательности. Каштановые вьющиеся волосы падали на зеленые глаза, отчего он казался одновременно уверенным в себе и, как ни странно, озорным. Жилистый и худощавый, легкий и гибкий, он был полной противоположностью Дэвиду в его дорогих, сшитых на заказ костюмах. В его речи Элла уловила шотландский акцент, очаровавший ее, к тому же у него была открытая улыбка. Он не скрывал радости и волнения. И тогда Элла спросила себя: что может быть плохого, если они вместе выпьют по чашке кофе?

Позднее она уже не помнила, как одна чашка превратилась в несколько чашек, почему он вдруг стал целовать ее пальцы и почему она не остановила его. Через некоторое время, казалось, уже ничто не имело значения. Он говорил, а она слушала его, не сводя взгляда с ямочки в уголке его рта и раздумывая о том, каково это будет, если она поцелует ее. Половина двенадцатого ночи. Она в отеле с мужчиной, о котором не знает ничего, кроме того, что он сам сообщил в электронных посланиях, и написанного им романа.

— Значит, ты тут по заданию журнала? — спросила Элла.

— На самом деле я тут ради тебя, — ответил Азиз. — Получил твое письмо, и очень захотелось тебя увидеть.

Пока еще, понимала Элла, можно отступить. До определенного момента еще можно сделать вид, что их отношения всего лишь дружески-виртуальные — письма, телефонные переговоры. А небольшой флирт — почему бы нет? Можно было остановиться. Можно было, пока Азиз не спросил: «Элла, ты не против, если мы поднимемся в мой номер?»

Если это и была игра, то они оба играли только до этого момента. После его вопроса все встало на свои места, словно этот вопрос обнажил правду, которую они знали, но старались не признавать. Элле стало не по себе, она запаниковала, однако согласилась. Никогда в жизни она еще не принимала столь скоропалительного решения; впрочем, она понимала, что это было предопределено.

Номер шестьсот восемь был красиво декорирован черными, красными и бежевыми цветами. В нем было просторно и тепло. Элла попыталась вспомнить, когда она в последний раз была в отеле. В голове вспыхнуло воспоминание о давней поездке в Монреаль с мужем и детьми. Потом они стали проводить лето на острове Родос в своем доме, и у нее не было причин останавливаться в местах, где каждый день меняли полотенца, завтрак готовил кто-то посторонний. В номере отеля Элла чувствовала себя словно в другой стране.