Блондинки начинают и выигрывают - Светлана Успенская

Сотрудники стали размещаться по номерам. Мне досталась комната на втором этаже окнами на парк. Не успел я запереть замок, как в дверь ввалилась Алина со своим багажом.

— Наконец-то мы одни, пупсик, — пролепетала она игриво.

Я буркнул что-то невнятное, а пожилая горничная, торопливо прибиравшая номер перед заселением постояльцев, посмотрела на меня с подозрительной внимательностью. Потом наметанным взглядом она окинула мою спутницу, вынесла свой вердикт и понимающе прищурилась. Старая ведьма меня узнала!

В «Верхних Елках» мы отдыхали полгода назад, и, очевидно, старая карга обладала феноменальными способностями, раз помнила всех своих клиентов. Она покопалась в памяти, отыскала там мою фотокарточку, потом умножила два на два, разделила на десять, прибавила четыре — и все!

Наверняка она припомнила неприятный инцидент с записной книжкой, в которой находилась таблица кодов к тайному счету. Эту без преувеличения золотую таблицу адским трудом я выцарапал из Галины Валерьевны. Чтобы ее добыть, мне даже пришлось петь хором «Ромашки спрятались, поникли лютики»!

Хватившись пропажи, я нежно осведомился у горничной, не видела ли та блокнот. Но, вместо того чтобы пасть в ноги с униженными извинениями, мегера ехидно ухмыльнулась мне в лицо, словно разгадав все мои незаконные замыслы до последнего пунктика, и вскоре принесла мне изжеванную до кашицеобразного состояния книжку. Что она с ней делала? Неужели уже переваривала в желудке?.. Я еле-еле восстановил драгоценные цифры.

Едва гарпия с тряпкой убралась, я натужно улыбнулся смазливой самозванке, удобно расположившейся перед зеркалом для наведения поврежденного марафета:

— Конечно, устраивайся! Мне ведь все равно нужно возвращаться в город сегодня вечером…

— Зачем? — с тупой прямотой спросила девушка.

— Понимаешь, — заерзал я, — дети и все такое… Больной отец у меня… Шурин… Короче, я обещал.

— Я тебя не пущу! — театрально воскликнула Алина, привычно бросаясь мне на шею.

Меня спас телефонный звонок. В тихом номере его переливчатое верещание звучало как разорвавшаяся бомба. И я был счастлив слышать этот настойчивый перламутровый трезвон.

«Кеша! Это он!» — воскликнул я про себя и, трепеща, нажал «прием». Но это был не Кеша.

— Из агентства «Орлиный глаз» беспокоят, — послышался смутно знакомый голос с тусклой гнусавинкой.

На кой черт мне какое-то агентство… Теперь, когда блестящая операция, разработанная мной, стремительно приближается к концу и…

— Наш сотрудник полностью закончил работу по вашему делу, — продолжал гнусавый. — Вам представить письменные материалы или желаете предварительно ознакомиться с результатами?

На кой черт мне их материалы… На кой черт мне результаты розыска, когда я уже одной ногой стою на Лазурном Берегу?..

Кеша? Разве теперь меня интересует, кем он был раньше, чем занимался до той памятной встречи на перекрестке? Когда я уеду, ему придется отдуваться в одиночку. Опыт выживания в экстремальных условиях северных лагерей ох как ему пригодится… Интересно, сколько ему дадут? Лет двадцать, надеюсь…

А гнусавый голос все говорил, говорил, говорил… Поневоле пришлось прислушаться.

— …Обнаружено, что указанный вами человек служил артистом в одном из московских театров, откуда уволился чуть менее года назад по собственному желанию…

— Какой театр, вы что? — оторопело пробормотал я.

— Да, Детский драматический театр, ДДТ… Там Стрельцов Иннокентий Иванович, уроженец Мурманской области, проработал около десяти лет после окончания Щукинского училища. От театра он получил столичную прописку и койко-место в общежитии, где и обитал до сентября прошлого года, когда, по словам соседей, он исчез в неизвестном направлении.

— Это какая-то ошибка, я не…

— По фотографии сослуживцы Стрельцова признали его. В их числе были следующие лица: вахтер дядя Гриша, главная исполнительница роли Белоснежки Снежана Долгогривова, бывшая долгое время его гражданской женой, заведующая литчастью Феврония Волконская, да и сам заведующий труппой театра Владислав Цискаридзе. В фойе театра сохранилось множество фотографий Стрельцова в различных спектаклях. Есть даже видеозапись бестселлера позапрошлого сезона под названием «Веселые медвежата», где он был занят в роли медвежонка Темы. За время работы в театре взысканий не имел, по службе характеризовался положительно… Иннокентий Стрельцов полюбился московской детворе следующими ролями: роль Зеленой Гусеницы в «Трулялятах», Кабачка в «Чиполлино», Шпунтика в «Незнайке»…

— Достаточно, — взмолился я.

Сообщенное не укладывалось в голове.

— Во время работы в театре Стрельцов параллельно снимался в рекламе. В двадцатисекундном ролике он блестяще сыграл Бутылку Кетчупа, похищенную злобными конкурентами, был занят в рекламе прокладок, майонеза и жвачки. Потом его пригласили на роль второго плана в сериале из жизни бандитов, где он изображал отморозка, который всю жизнь скитался по зонам, а после выхода на свободу безжалостно расправился со своим обидчиком, раздавив того асфальтовым катком…

— Спасибо, — пробормотал я, — большое спасибо.

— Видеоматериалы и документы будут вам представлены по первому требованию.

— Благодарю, — рухнувшим голосом пробормотал я и нажал «отбой».

Медленно опустился в кресло, туго соображая.

Кеша — актер? Вовсе не бомж, а добросовестный служитель Мельпомены? А как же его нищенство, как же внешность опустившегося пропойцы, как же игра в паралитика на перекрестке? Как же…

Впрочем, все это как нельзя лучше вписывалось в новый, внезапно раскрывшийся образ Кеши. У меня словно растворились доселе слепые глаза, и я прозрел.

Понятно, зарплата в театре мизерная, вот Кеша и отправился, так сказать, на большую сцену. Используя свой актерский талант, изображал инвалида на перекрестке. Там я его и подцепил. А он, охотно разыграв из себя нищего пройдоху, надул меня, надеясь заработать на нашем поразительном внешнем сходстве…

Опять звонок… Это он! Ну, сейчас я ему…

— Простите, что вновь беспокою вас… Это опять по поводу Стрельцова… Забыл сообщить вам один любопытный факт. Больше года назад Стрельцов оперировался в клинике известнейшего пластического хирурга. С одной стороны, подтяжка лица среди актерской братии, даже у мужчин, дело весьма обычное, но в клинике нам сказали, что его целью был вовсе не греческий профиль и гладкое, без единой морщинки лицо. Стрельцов предъявил хирургу снимок неизвестного человека, будто бы западного актера, и потребовал от него добиться максимального портретного сходства. Хирург, конечно, покрутил пальцем у виска, но сделал все, что смог. Они выполняют даже желания явных психов, лишь бы у тех были деньги…

— Неприятные новости? — осведомилась Алина, состроив участливую гримаску. Надеюсь, она ничего не поняла из разговора.

— Нам пора спускаться в зал, кажется, все уже собрались…

И действительно, издалека уже доносилась жизнерадостная музыка, ликующе гудела в предвкушении празднества разгоряченная компания.

— Идем, — произнес я чужим голосом. — Теперь все равно уже ничего не изменить…

Мы спустились в просторный холл. Столики, расставленные в шахматном порядке, ломились от яств и откупоренных бутылок.

В центре, где восседало начальство и почетные гости, сиял бриллиантовой печаткой на пальце сам господин Дерев. Неподалеку ерзал тощей попкой на стуле Вася Петин, старавшийся держаться поблизости от босса. Мрачной гранитной глыбой возвышался Недыбайло, с мучительной болью взиравший на копчено-соленое изобилие вокруг, к которому он не смел прикоснуться.

Кто-то махнул мне рукой, приглашая за стол, но я предпочел занять местечко ближе к выходу. Чтобы легче было незаметно улизнуть, едва градус окружающего веселья превысит процент «Столичной» водки.

— Прошу внимания! — Патрон нависал над столом округлой внушительной тушей. Серебристый ножик несколько раз звонко коснулся стенок бокала.

Разноголосый гам послушно стих, воцарилась предвкушающая тишина.

— Сегодня, друзья мои, мы собрались не просто так, сегодня мы собрались по поводу! — привычно начал Дерев. В ответ на сто раз слышанную шутку послышался привычный смех. — Сегодня мы празднуем стремительный прорыв нашей компании в ряды отечественных брендов, ее превращение в транснационального топливно-энергетического монстра… — Патрон говорил долго и витиевато. И не всегда по существу.

Потом все наливали бокалы, чокались, кричали «ура», пили, ели, опять наливали, целовались, потом вприсядку шли плясать под гопающую и ухающую музыку, которая оглушительно лилась откуда-то из-под потолка.

И я тоже вместе со всеми чокался, целовался, выкрикивал тосты, ел и прилежно выбрасывал ноги в залихватской присядке. Но не пил ни капли. Я был ужасающе, патологически трезв.