Отель - Артур Хейли

– Привет, – сказала Марша. – Если бы вы не пришли, мне пришлось бы брать какого-нибудь пассажира.

В легком летнем платье она казалась еще восхитительней, но несмотря на веселый, беззаботный тон, каким она его приветствовала, Питер почувствовал, что она стесняется, – возможно, из-за того, что произошло между ними накануне. Он порывисто взял ее руку и пожал.

– Вот это уже лучше, – сказала она, – мне это нравится, хоть я и обещала папе, что буду держать руль обеими руками.

Таксист сманеврировал, освобождая ей путь, и Марша вырулила на проезжую часть улицы.

Похоже, подумал Питер, пока они стояли на Канал-стрит, дожидаясь сигнала светофора, что он только и делает, что разъезжает по Новому Орлеану с хорошенькими женщинами. Ведь всего три дня назад он ехал в «фольксвагене» Кристины к ней домой! Это было в тот вечер, когда он впервые встретился с Маршей. Казалось, с тех пор прошла уйма времени возможно, такое впечатление создалось у него из-за того, что произошло это объяснение с Маршей. Правда, при отрезвляющем свете дня Марша могла посмотреть на дело иначе. Как бы там ни было, решил про себя Питер, он первым касаться этой темы не станет.

И тем не менее близость Марши волновала его, особенно, стоило ему вспомнить минуты расставания вчерашней ночью, – поцелуй, сначала робкий, потом с нарастающей страстью; головокружительные секунды, когда Марша из девочки превратилась в женщину; тесное объятие и обещающий трепет ее тела.

Питер украдкой наблюдал за девушкой – молодая, порывистая, гибкая и такая тоненькая под платьем. Стоило протянуть руку и…

Ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы сдержаться. В эти секунды борьбы с искушением Питер вспомнил, как часто на протяжении его сознательной жизни близость женщины затуманивала ему разум, толкала на необдуманные поступки.

Взгляд Марши на мгновенье оторвался от дороги и скользнул в его сторон у.

– О чем это вы сейчас думали?

– Об истории, – солгал Питер. – А кстати, куда мы едем?

– На старое кладбище святого Людовика. Вы там бывали?

Питер отрицательно покачал головой.

– Я никогда не заношу посещение кладбищ в список дел, не терпящих отлагательства.

– А в Новом Орлеане следовало бы.

До Бейсин-стрит было рукой подать. Марша ловко поставила машину на южной стороне улицы, они пересекли бульвар и подошли к обнесенному стеной кладбищу святого Людовика – вход на него охраняли старинные колонны.

– С этим местом связано немало исторических событий, – сказала Марша, беря Питера под руку. – В начале восемнадцатого века, когда французы основали Новый Орлеан, здесь были в основном болота. Да так оно было бы и сейчас, если бы не дамбы, сдерживающие реку.

– Я знаю, что грунт под городом насыщен влагой, – сказал Питер. – В подвале нашего отеля стоит насос, и сточную воду мы качаем не вниз, а вверх, чтобы она попала в канализацию.

– А в те времена здесь было еще влажнее. Даже в относительно сухих местах вода стояла всего в трех футах от поверхности, так что когда рыли могилу, она заполнялась водой прежде, чем успевали опустить гроб.

Рассказывают даже, что могильщикам приходилось вставать на гробы, чтобы заставить их опуститься. Иногда они просверливали дырки в днище, чтобы гроб поскорее затонул. Народ мрачно шутил: если тебя закопали, а ты еще не умер, то захлебнешься.

– Совсем как в фильме ужасов.

– Есть книги, в которых написано, что иной раз даже питьевая вода отдавала трупным запахом. – Лицо Марши исказила гримаса отвращения. – Так или иначе, потом издали закон, по которому запрещалось зарывать покойников в землю.

Они вышли на аллею, по обеим сторонам которой тянулись ряды причудливых склепов. Такого кладбища Питер действительно никогда еще не видал. Марша сделала широкий жест рукой.

– Вот что произошло после того, как закон был принят. В Новом Орлеане мы называем это городом мертвецов.

– Понятно почему.

Это действительно похоже на город, подумал он. Неровные аллеи, словно улицы, застроены склепами в виде миниатюрных зданий из кирпича, покрытого штукатуркой, некоторые даже с балкончиками из кованого железа, а вокруг проложены узенькие дорожки. Домики были в несколько этажей. Единственное, что отличало их от настоящих, это отсутствие окон, вместо которых зияли многочисленные дверные проемы. Питер указал на них Марше:

– Совсем как вход в квартиры.

– А это и есть квартиры. Причем большинство сдается на короткий срок.

Питер озадаченно взглянул на свою спутницу.

– Склепы разделены на секции, – пояснила Марша. – Обычно в семейном склепе от двух до шести секций, а если семья большая, то больше. У каждой секции свой маленький вход. Перед новым захоронением одну из дверок предварительно открывают. Гроб, находившийся там прежде, опорожняют, а останки сбрасываются сквозь щель в задней стенке на землю. Старый гроб сжигают и на его место ставят новый. Он постоит с год, а потом все повторится сначала.

– Всего год?

– А больше и не надо, – проговорил кто-то за их спиной. – Случается, конечно, что покойник лежит и подольше, – это когда следующий не подпирает. Некоторым помогают тараканы.

Питер и Марша обернулись. Перед ними стоял плотный пожилой мужчина в заношенном бумажном комбинезоне. Приветливо поздоровавшись, он снял допотопную соломенную шляпу и вытер лысину красным шелковым платком.

– Жарко, верно? Там будет попрохладней. – И он хлопнул по склепу, словно то был старый знакомец.

– Если вам безразлично, – заметил Питер, – то я в таком случае предпочитаю жару.

– Все равно туда попадете, – усмехнулся толстяк. – Здрасьте, мисс Прейскотт.

– Привет, мистер Коллоди, – сказала Марша. – Познакомьтесь, это мистер Макдермотт.

Могильщик вежливо поклонился.

– Пришли взглянуть на семейное гнездышко?

– Как раз направляемся туда, – сказала Марша.

– Тогда идите за мной. – И бросил через плечо:

– Мы там у вас навели порядок недельку-другую назад. Теперь красота, да и только.

Они пошли вдоль узеньких аллеек, напоминавших миниатюрные улицы, и Питер заметил, какие древние выбиты на склепах имена и даты. Их проводник ткнул пальцем в сторону кучки мусора, тлевшей на площадке:

– Пришлось вот кое-что спалить.

В дыму Питер разглядел остатки гроба.

Они остановились перед мавзолеем из шести секций, напоминавшим традиционный креольский дом. Выкрашенный в белый цвет, он выглядел более ухоженным, чем большинство окружающих. На потрескавшихся от времени мраморных досках значилось много имен – в основном Прейскоттов.

– Мы старая семья, – сказала Марша. – Должно быть, праху моих предков становится тесновато.

Косые солнечные лучи яркими зайчиками играли на мавзолее.

– Аж сияет, а? – Могильщик сделал шаг назад, любовно оглядывая свое хозяйство, потом кивнул на дверцу в верхнем ряду. – Вот эту, мисс Прейскотт, откроем следующей. Для вашего папочки. А вот эта для вас, сказал он, дотронувшись до дверцы во втором ряду. – Хотя, наверно, не мне уж придется вас туда класть. – Он помолчал и задумчиво добавил:

– Ведь всех нас призывают туда, когда нам самим еще совсем неохота. Вот так-то сэр, а потому нечего терять зря время! – И снова промокнув платком лысину, старик поплелся прочь.

Несмотря на жару, по телу Питера пробежал озноб. Ему стало не по себе от одной мысли, что для такого юного существа, как Марша, уже приготовлено смертное ложе.

– Вовсе это не так ужасно, как кажется. – Глаза внимательно смотрели на Питера, и он еще раз поразился способности девушки читать его мысли. Просто мы здесь так воспитаны, что с детства привыкаем относиться к этому, как к части нашего бытия.

Питер кивнул. Все равно он был сыт по горло этим царством мертвых.

Они уже подошли к выходу на Бейсин-стрит, когда Марша вдруг взяла Питера за локоть и придержала.

Перед воротами как раз остановилась вереница автомобилей. Захлопали дверцы, из машин вышли люди и столпились на тротуаре. По их виду ясно было, что сейчас появится похоронная процессия.

– Питер, нам придется обождать здесь, – прошептала Марша.

Они отошли еще подальше в сторонку, откуда, однако, хорошо было видно все, что происходило у ворот.

Тем временем люди на тротуаре расступились, пропуская небольшой кортеж. Первым показался болезненного вида человек с вкрадчивыми манерами – видимо, хозяин похоронного бюро. За ним следовал священник.

За священником медленно шли шесть носильщиков – на плечах их покоился массивный гроб. Чуть сзади четверо других несли маленький белый гробик. На крышке его лежала лишь ветка олеандра.

– О боже! – проговорила Марша.

Питер крепко сжал ее руку.

– Да возьмут ангелы ваши души в рай, да выйдут мученики навстречу вам и поведут во священный град Иерусалим, – монотонным речитативом завел священник.

Траурная процессия следовала за вторым гробом. Впереди в одиночестве шел еще довольно молодой мужчина. Черный костюм на нем был явно с чужого плеча; в руках он неловко мял шляпу. Казалось, он не мог оторвать глаз от гробика. По щекам его текли слезы. В группе, следовавшей за ним, громко всхлипывала пожилая женщина, которую поддерживала другая, помоложе.