Куда исчез Филимор? Тридцать восемь ответов на загадку сэра Артура Конан Дойля - Макс Фрай

- Сереженька, мы совсем скромненько, ну правда же. Ты же меня знаешь.

Муж махнул рукой: и правда, девки дороже обходились.

На радостях Маша протащила Веронику по новому кругу лихорадочного шоппинга. И оставшуюся до отъезда неделю места себе не находила, так что Вероника почти пожалела, что пригласила ее, хотя и стыдно ей было от этого. Но все-таки пожалела, и когда в назначенный час Маша с вещами не приехала, внутренне содрогнулась. Бывало у нее такое, у Вероники, если сильно чего-то не хочется, значит, и не будет. Как бы беды какой не случилось. Стала Маше звонить - телефон отключен.

Уже из квартиры вышли, муж насупленный: бестолковая ты, даже подругу с собой взять и то без приключений не можешь. Виктория Александровна деликатно молчит, чтобы в супружескую ссору не вмешиваться, но всем видом любимого зятя поддерживает.

Вызвали лифт, и тут в квартире, за запертой дверью, заголосил телефон.

- Это Маша! - встрепенулась Вероника.

- Пусть на мобильный звонит, - проворчал Сергей Иннокентьевич.

- Я сейчас, я очень быстро, три секундочки. - Вероника, опустив глаза, чтобы не спорить, метнулась к двери. Ключом еле попала, замки заедали как назло, Веронику била дрожь, когда она наконец впрыгнула в квартиру и захлопнула за собой дверь - поленятся с ключами возиться, подождут... Ну нельзя же так просто бросить человека!

Вызванный лифт приехал и распахнул двери в зеркальное нутро. Там стояла нарядная Маша с кокетливой сумочкой через плечо.

- А я чемодан у машины оставила, водителю, - виновато улыбнулась она Сереже. - Извините, что задержалась, пробки... А где Вероника?

Вероника подвернула ногу и едва не упала: у новых туфель, купленных на Машин вкус, каблук был непривычно высокий. Но это задержало ее на секунду, не больше, и вот она уже схватила трубку и затараторила:

- Ты живая? Ну слава богу, я думаю, что случилось... Быстро-быстро давай на такси прямо в аэропорт, я там встречу и с таксистом рассчитаюсь...

Механически монотонный голос перебил ее.

- ...компании МГТС. Напоминаем вам, что ваш долг за услуги междугородной и международной связи составляет... кшшшш...

- Что? - опешила Вероника.

- ...Два. Рубля. Семнадцать. Копеек... кшшшш... Вы можете оплатить...

Тут и сработала химическая бомба, скрывавшаяся в организме Вероники Мармаревой.

Она с ясностью небывалой увидела себя и окружающее. Она должна всему миру. Она должна все и всем. И еще два рубля автоответчику.

И под воздействием этого обжигающего отчаяния вещество, пропитавшее Веронику до последней клеточки, вступило в мгновенную реакцию окисления и вспыхнуло, подобно магнию, или горькоземию, как его называли в старину.

Одной вспышки внутреннего невидимого огня хватило, чтобы высветить все складки и заломы окружающей реальности.

Видели старые платяные шкафы, в которые плотно вбиты ряды пиджаков и кримпленовых платьев? Не видели, конечно, но представьте себе: висит такой пиджак между убогими собратьями, и складки заутюжены теснотой, и моль в них год за годом проедает знатные прорехи.

И реальность наша так же стиснута и искорежена нашими правилами и привычками. Попадешь в такую складку - а там прореха с тебя ростом. А сквозь прореху просвечивает истинное Звездное Небо. И Альдебаран с Арктуром приветствуют тебя, руками машут, зовут. Один шаг - и ты уже где-то там. Где-то в таком месте, про которое и "там"-то не скажешь. Для оставшихся здесь это, пожалуй, уже совсем нигде и никогда.

Миг был настолько краток, что превратился в свою противоположность. Целую вечность стояла Вероника в прихожей, с телефонной трубкой в руке, исторгая из себя космическое сияние.

Звезды видели ее и посылали ей в ответ улыбки и радостный смех. Все обсерватории Земли засекли их перекличку - в виде вспышек, пучков жесткого излучения и электромагнитных волн.

Только за дверью, у лифта, никто ничего не увидел, никто ничего не услышал.

А как же они без меня? - подумала Вероника, истекая сиянием. А что ты можешь сделать? - спросила себя, глядя на свои ослепительные руки. - Ничего не могу. Им же теперь со мной... опасно?

И всегда было, поняла тут же Вероника. Потому и сложила так свою жизнь, чтобы как в скафандре, только не от окружающей среды защититься, а окружающую среду от себя уберечь. Но сносился скафандр, как снашиваются и железные башмаки в сказках.

Все.

Конец. Пора.

И Вероника шагнула в прореху, слегка опалив ее края, и обнялась с Арктуром - он оказался ближе всех.

АЛЕКСЕЙ ТОЛКАЧЕВ

ФОТОГРАФИРОВАТЬ УДИВЛЕННЫХ

он любил больше всего на свете. Ведь в моменты сильных эмоций мы не контролируем свои лица. Нам не до того: мы в это время заняты поиском нужных слов. Мы вообще любим говорить слова, а уж в моменты сильных эмоций - и подавно! А вот слова не любят, чтобы их произносили в таких ситуациях. Для слов это вредно: они от этого сильно изнашиваются, блекнут, трутся на сгибах и линяют. Поэтому, как только слова чувствуют повышение эмоционального градуса, они тут же прячутся по норам. И самые глубокие норы - у самых нужных слов. А на поверхности остаются лишь никчемные и легкомысленные. Они бестолково шатаются туда-сюда, приходят в голову и подворачиваются под язык. Их мы обычно и произносим, будучи во власти чувств. Те же из нас, что в принципе не лезут за словом в карман, - вообще в такие мгновения молчат. Потому что принцип есть принцип, а все слова у них прячутся именно в карман! (Принципы хозяина им известны, так что они прекрасно знают, куда бежать в минуту опасности.)

Так или иначе, оказавшись под воздействием сильных эмоций, мы на какое-то время умолкаем. И тогда, пользуясь долгожданной паузой в нашем постоянном тарахтенье, начинают говорить наши лица. Язык лиц прост и эффективен. Он оперирует древнейшими категориями, проверенными временем. Что, например, написано на лице любого разгневанного мужчины? "Я убью тебя, съем твою женщину и совершу половой акт с твоей собакой!" Даже если это всего лишь пожилой профессор-музыковед не сошелся с коллегой во мнениях по поводу поздних квартетов Бетховена.

Но удивление - это совершенно особенная эмоция. Что конкретно написано на физиономии удивленного человека - не понятно.

Он начал увлекаться удивленными лицами, еще когда работал в "Фотографии" на улице Лесной. Однажды к нему привели фотографироваться совсем маленькую девочку. Приготовившись сделать снимок, он произнес традиционное заклинание: "Внимание, сейчас вылетит птичка!" - и нажал на кнопку. Девочка восприняла его слова буквально и была очень удивлена, что никакой птички не появилось. Выражение ее лица было при этом таким ярким, искренним и интересным, что он тут же нажал на кнопку еще раз. Позже он долго рассматривал эти два снимка. Было совершенно очевидно, что настоящее лицо - на второй, "удивленной" фотографии. А на первой что-то вроде маски. И он понял: удивление - вот направление, в котором стоит работать!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});