Состоятельная женщина. Книга 2 - Барбара Брэдфорд

Хотя принятый закон распространялся только на одиноких мужчин, Эмма в последние дни стала испытывать растущую тревогу. Она внимательно читала газеты, анализировала ход военных событий и понимала, что каждый день фронту требовалось все больше и больше солдат, а людские резервы Британии не были неисчерпаемыми. Эмма предполагала, что призыв в армию женатых мужчин – дело нескольких недель, и оказалась права.

Читая однажды утром в начале мая „Таймс”, она обнаружила, что ее предчувствия начинают сбываться. Она быстро пробежала глазами сообщение о том, что премьер-министр попросил удалить прессу из Вестминстер-хауз, собираясь доложить парламенту проект нового закона о военной службе.

– Джо, мне кажется, что собираются призывать женатых мужчин, – тихо сказала она.

Джо посмотрел на нее через накрытый для завтрака стол, глаза его стали серьезными.

– Этого надо было ожидать, Эмма. Китченер уже какую неделю подряд кричит, что ему не хватает людей.

Эмма кивнула.

– Здесь пишут, что в проекте закона записано: „Каждый британский мужчина в возрасте от 18 до 40 лет подлежит призыву для прохождения действительной службы в регулярных войсках, за исключением тех, кто по каким-либо причинам непригоден к службе”.

– Полагаю, что у тебя таких причин нет? – обратилась она к Джо со слабой улыбкой.

– Нет, любимая, я годен.

Еще через несколько дней Эмма с угрюмым смирением прочла, что, хотя в Парламенте мнения разделились, большинство поддерживает закон, и наконец 27 мая новый закон о военной службе был одобрен. В тот вечер Эмма сидела в гостиной вместе с Фрэнком, который снова гостил у них, и обсуждала с ним эту новость.

– Что все-таки это означает – „одобрен королем”? – спросила Эмма.

– Это значит, что в минуту величайшей опасности для британской нации мы вновь возвращаемся к практике времен норманнов и саксов, когда король имел право забирать любого мужчину, любой корабль и любое движимое имущество своих подданных в интересах защиты нации, – торжественно провозгласил Фрэнк.

Эмма поняла, но это понимание совсем не избавило ее от тревожных мыслей.

Эмма, всегда раньше громко ругавшая бюрократию за ее неповоротливость и волокиту, теперь проклинала ее неожиданную расторопность. Трое самых дорогих для нее мужчин уходили на войну вместе с толпами других призывников. Первым призвали в пехоту Дэвида, а следом за ним – Джо и Блэки, которые уезжали вместе. В конце мая они были призваны в Шотландский полк морской пехоты, в котором когда-то служил отец Эммы и который пользовался самым большим уважением у йоркширцев.

– Если, конечно, забыть о том, что я – не йоркширец, – заявил Блэки. – Ирландец, живущий в Англии, по церковному недосмотру женатый на англичанке, служащий в Шотландском полку и носящий юбку с гетрами. Как вам это нравится?

Эмма и Лаура посмеялись вместе с ним, но на сердце у них было тяжело.

Джо и Блэки немедленно отправили на полевые учения в Райпон. С этим старинным и живописным гарнизонным городком у Эммы было связано немало воспоминаний. Две недели спустя они вернулись домой, имея сутки на сборы перед отъездом в Тилбурн, а оттуда – на фронт во Францию. Хмурым июньским утром Эмма провожала их на вокзал. Беременная Лаура тоже просилась пойти с ними, но Блэки был неумолим.

– Только не в твоем положении, дорогая, – нежно сказал он, гладя ее по голове. – Я не хочу, чтобы ты переволновалась, это может повредить тебе и ребенку.

В последний миг перед расставанием Блэки пришлось чуть ли не силой отрывать от себя Лауру, неистово вцепившуюся в его руку и безуспешно боровшуюся с подступающими слезами. Но ее бледное лицо было необыкновенно мужественным, когда они уходили. Она, будто бледный призрак, стояла за окном и махала рукой им вслед до тех пор, пока они не прошли по садовой дорожке и не скрылись из виду.

В полном молчании они добрались до Лидса. У Эммы закружилась голова, когда они вошли в городской вокзал. Толпы военных из разных полков валили через раскрытые ворота. Угрюмые, замусоренные платформы были заполнены сотнями солдат и женщин всех возрастов и сословий, их жен, матерей, любимых, пришедших проводить своих мужчин. Блэки забрал вещевые мешки и понес их в вагон, а Джо с Эммой остались стоять на платформе вдвоем, держась за руки.

– Прощай, любимая, – сказал Джо, крепко сжимая ее пальцы. – Не беспокойся обо мне, береги себя и детей.

Эмма кусала губы, стараясь оставаться спокойной. Джо был удивительно нежен с нею в эти последние месяцы, предчувствуя скорую неизбежную разлуку, и они во всех отношениях стали намного ближе друг к другу, чем прежде.

– Это ты должен поберечь себя, Джо, – мягко сказала Эмма.

Через несколько секунд Блэки присоединился к ним. Эмма взяла его за руку и притянула к себе.

– И ты береги себя тоже, дорогой.

Она попыталась улыбнуться.

– Смотрите там, вы оба, не вздумайте попасть в какую-нибудь передрягу…

Она не договорила и замолчала, стоя с трясущимися губами.

Джо приподнял ее лицо.

– Где же твоя знаменитая необыкновенная улыбка, любимая?

– Прости…

Раздались свистки кондукторов, клубы дыма и пара окутали их, когда поезд дернулся, готовый увезти их на юг, Блэки обнял ее.

– Прощай, крошка. Веди себя хорошо и приглядывай за моей Лаурой вместо меня. Смотри, чтобы она не поднимала ничего тяжелого, и не позволяй ей волноваться.

С увлажнившимися глазами он поцеловал ее в щеку. Эмма, глядя на него, глотала слезы.

– Я постараюсь. Обещаю тебе, Блэки, не допустить, чтобы что-нибудь случилось с ней или с ребенком.

Блэки вскочил на ступеньку вагона, схватился за поручень и отвернулся, чтобы дать им хоть на мгновение побыть наедине. Джо обнял Эмму.

– Ты была мне самой лучшей женой, родная моя.

Заметив испуг на ее лице, он торопливо добавил:

– Именно поэтому, черт побери, я уверен, что вернусь к тебе.

– Я тоже уверена в этом, Джо. И ты был хорошим мужем. Будь там поосторожнее, умоляю тебя.

Джо, оглушенный расставанием, был не способен говорить и молча кивнул. Он снова поцеловал ее, и Эмма почувствовала, как его слезы, смешиваясь с ее собственными, потекли у нее по щекам. Джо резко отпустил ее из своих объятий и, вскочив на подножку, присоединился к Блэки. Колеса с жутким скрежетом забуксовали по рельсам, и поезд тронулся с места. Он двигался так медленно, что Эмма могла идти рядом с вагоном, держа руку Джо.

Неожиданно раздался одинокий голос какого-то солдата, пронзительный и печальный: „Храни огонь в домашнем очаге, хоть сердце твое и томится…” Его поддержал еще один, потом еще и еще, и наконец вокзал задрожал от мощных звуков припева, подхваченного солдатами из других вагонов и женщинами, стоящими на платформе. Бархатным баритон Блэки, как всегда красивый и сильный, взметнулся над всеми голосами.