Я - счастливый человек - Клара Лучко

Я закончила съемки в картине «Ларец Марии Медичи», приехала из Ленинграда, поставила чемодан и думаю: «Так, кончается эта картина. А что дальше?..» Спрашиваю дома:

— Мне никто не звонил?

— Нет. Никто не звонил.

Значит, никаких предложений нет. Что я буду делать дальше — неизвестно.

Эта постоянная неуверенность, постоянное ожидание стоят нервов. Если не звонит телефон день — два — три, месяц, пять месяцев, актер сходит с ума. Ему кажется, что он сидит в одиночной камере, что все о нем забыли. Что он никому не нужен. Появляется болезненное отношение ко всему, что происходит. Вот в таком подвешенном состоянии — все киноактеры.

И вдруг звонит телефон. Со студии имени Горького от Лиозновой.

С Татьяной Михайловной мы вместе учились у Герасимова — она в режиссерской группе, а я в актерской. Мы с ней довольно редко виделись. Никогда я у нее не снималась. Вообще, как‑то так получалось, что режиссеры, учившиеся у Герасимова, почти никогда не приглашали своих однокурсников — актеров. Почему так получалось, я не знаю.

Но тут позвонили; как всегда в кино, времени нет, сказали, что завтра будет проба. Если я, конечно, согласна играть роль Нуйкиной в картине «Мы, нижеподписавшиеся». Эта острая пьеса уже прошла в трех московских театрах. Зрители ходили смотреть, как играет актер в одном театре, как ту же роль играют в другом театре. Спектакли имели большой успех.

— Но я же не читала сценарий.

— Ничего, вам дадут текст. Вы его у нас и прочитаете.

— Нет, — говорю я. — Так я не привыкла. Мне, пожалуйста, сегодня пришлите сценарий, и тогда я завтра смогу пробоваться.

Курьер привез мне сценарий. Думаю: прочитаю только свои сцены. Потому что мне еще надо выучить текст пробы. Но начала читать и поняла, что это острый социально — нравственный фильм, детектив, очень современный, характеры сложные. И я увлеклась и читала допоздна. Потом начала учить текст. Кто будет моим партнером, я не знала. А это сложно, если не представляешь партнера.

Тем не менее, выучила текст. Поспала часа три и утром поехала на студию. Повторяю текст и пытаюсь понять — какой мне придумать в этом маленьком отрывке характер, чтобы моя проба была оригинальной.

Стали меня гримировать, а мне как бы все равно. Спрашивают, какую вам прическу, я отвечаю: какую хотите. Во что одеть? Говорю: во что хотите…

Пришел партнер. Мы с ним раньше на площадке никогда не встречались, а были знакомы лишь заочно. Поздоровались.

— Ну как?

— Ночь не спала, волновалась.

Мне так хотелось сыграть эту роль! Готова все что угодно отдать за эту роль.

Нуйкина — бюрократ, но она интеллигент, муж у нее профессор. Она считает, что все, что она делает, правильно — это добрые дела. Словом, бюрократ, но классом уже повыше.

Но основное‑то в ней остается: она выполняет только то, что ей скажет начальник. Что бы она ни думала, но, раз получила приказ, должна его выполнять.

Мне очень хотелось играть роли характерные или комедийные. А меня всегда представляли героиней и считали, что я должна играть правильных женщин. Хотя, если честно, я старалась их никогда не играть. Мне удавалось создавать разные характеры. Ведь это самое главное, самое интересное в творчестве актера.

Татьяна Михайловна Лиознова, видимо, почувствовала мое состояние.

— Клара, ты не волнуйся. Вот как ты есть, как причесана, как одета, так и играй.

Пришли в павильон. Свет уже поставлен, мизансцена известна. Мы прорепетировали, и Татьяна Михайловна сказала:

— Можно снимать.

И мы сняли.

Она говорит:

— Ну, всё…

Я спрашиваю:

— Только один дубль?

— Да. Всё нормально. Давайте снимем крупный план.

Сняли.

— Ну всё, Кларочка. До свидания. Спасибо.

— До свидания.

И мне стало так грустно. Даже отчаяние какое‑то… Я столько мучилась. Не спала ночь. А снималась — ну… двадцать минут. И всё.

Я вышла на улицу. Ничего не изменилось. Как солнце светило, так оно и светит. Люди куда‑то торопятся по своим делам…

Я приехала домой и стала думать: зачем же я вот так играла? Надо было совсем по — иному сыграть. И последующие дни я все время проигрывала сцену про себя и находила ошибки.

Слава Богу, меня вскоре позвали на досъемки картины «Ларец Марии Медичи», и я уехала.

Так прошло три недели. Я думала, что, наверное, уже кого- то другого утвердили и снимают. Обычное в кино дело: раз ты не нужен, то никто тебе не позвонит. И даже не скажет: «Прости, был художественный совет, и утвердили, к сожалению, не тебя…»

Наконец раздался звонок ассистента режиссера:

— Клара Степановна, а вот если мы сделаем вас блондинкой, вы бы не возражали?

— А что, меня утвердили?

— Пока не утвердили. Просто мы спрашиваем…

Я разозлилась:

— Знаете что, когда меня утвердят, тогда будем решать, какого цвета у меня волосы.

И повесила трубку.

Недели через две сообщают:

— Клара Степановна, вас утвердили. Завтра Татьяна Михайловна собирает актеров для предварительного разговора…

Я так страдала, так мучилась, мне так было тяжело, и, когда наступил момент, ради которого я так страдала, я даже не обрадовалась. Я просто устала.

Но съемки были интереснейшими. Подобрался великолепный ансамбль: Олег Янковский, Юрий Яковлев, Леонид Куравлев, Ирина Муравьева.

Двухсерийный фильм «Мы, нижеподписавшиеся» вызвал огромный отклик — и в зрительской аудитории, и в прессе. Нас выдвинули на соискание Государственной премии СССР.

На заседании Комитета по госпремиям в защиту картины выступали крупнейшие деятели культуры, а Расул Гамзатов, старый и верный друг моего мужа, произнес взволнованную речь. Когда кончилось заседание, Чингиз Айтматов сказал ему:

— Расул, ты был самым принципиальным из нас.

На что Расул ответил:

— Принципиальность есть, а справедливости не хватает.

Премию нам так и не дали. Впоследствии выяснились детали. Оказывается, Леонид Ильич посмотрел — с большим опозданием — «Семнадцать мгновений весны», растрогался, сам позвонил Славе Тихонову, и тот стал Героем Социалистического Труда. А о Лиозновой в спешке чуть ли не позабыли, потом дали ей орден, а она обиделась, посмела выразить свое неудовольствие, сказав, что ей этот орден не нужен. Кто‑то из чиновников Госкино раздул дело, и поступила команда: премию фильму «Мы, нижеподписавшиеся» не давать. Так что зря наш дорогой Расул Гамзатов произносил принципиальную речь.

Но я ко всему этому отнеслась спокойно. Я достигла главного — после трех московских премьер в лучших кинотеатрах не только зрители, но и критики единодушно высоко оценили мою работу. И это было для меня настоящей наградой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});