Человек с бриллиантовой рукой. К 100-летию Леонида Гайдая - Коллектив авторов

– достойной страховки у него не было. Фильм запомнился многими смешными гэгами, прежде всего в адрес армии и КГБ, а также надписью в финальных титрах: «Съемочная группа благодарит г-на Дональда Трампа, персонал казино „Тадж-Махал“ и правительство штата Нью-Джерси за помощь в организации съемок». Трамп был владельцем вышеупомянутого казино.

Премьера фильма состоялась уже не в Советском Союзе, а в совсем другой стране 23 марта 1993 года. Фильм получил очередную порцию жестоких пинков от кинокритиков, обвинявших режиссера, как и прежде, в дурновкусии и самоповторах, а также в местечково-брайтоновском юморке, анахронизме ситуаций и решений. «Постоянством трюков он напоминает трехсотый спектакль во МХАТе», как ядовито выражался Денис Горелов. Тем не менее, по нынешнему уровню комедий и вообще отечественного кино, фильм можно считать одной из лучших комедий, снятых отечественными продюсерами и режиссерами за последние тридцать лет. Пережитый инфаркт, трансатлантический перелет на фоне слишком краткой реабилитации после операции, постоянное курение и, не в последнюю очередь, холодный, если не сказать хуже, прием картины не прошли даром. Леонид Иович Гайдай умер от закупорки легочной артерии в бессильной помочь в наступившие времена московской больнице уже 19 ноября 1993 года. И добавить к этому нечего.

В заключение – немного прямой речи актеров, работавших с Гайдаем.

Владимир Этуш: «Каким был Гайдай? Человек в жизни длинный, высокий, худой-худой, не очень здоровый. Мы с ним были в дружеских отношениях. Да и со всеми артистами он дружил. Иначе нельзя. Иначе он не смог бы снимать хорошего кино. Он так вел себя и так умело руководил… Стимулировал всякую импровизацию, всякие трюки, шел на интересные предложения, которые, впрочем, чаще всего… сам предлагал. Он был очень точным и профессиональным режиссером. Я помню, когда он в первый раз показал материал „Кавказской пленницы“, мне он не понравился. Какое-то непонятное было зрелище. А вот когда он его смонтировал, подрезал, спрессовал, возникло совершенно другое впечатление. Получился очень динамичный и органичный фильм. Этим впечатлением, наверное, прониклись и зрители».

Леонид Куравлев: «Моя первая встреча с ним была на картине „Иван Васильевич меняет профессию“. Я быстро понял по поведению Леонида Иовича, по тому, как он работает и общается с актерами, что ему нужны такие же труженики, каким был он сам всю свою жизнь. Хорошим был человеком Гайдай, хорошим… Талантливым, подарившим миру блистательную плеяду фильмов. Уникальный комедиограф на экране, Гайдай не был записным весельчаком в жизни. Он не рассказывал смешные байки, но был по-детски азартен, мог часами играть на игровых автоматах. А потом возбужденно рассказывать, что надо было бросать жетоны не так, не туда и не столько, а вот если бы он бросил их так, туда и столько, то получилась бы сказочная комбинация с фантастическим выигрышем. Свидетельство самоиронии Леонида Иовича – эпизод из „Брайтон-Бич“, в котором он снялся в эпизодической роли старичка-фанатика, которого выносят из зала игровых автоматов на носилках с ручкой от „однорукого бандита“ в руке и поющего: „Люди гибнут за металл…“

Гайдай завоевывает другие поколения, и мы сегодня не можем представить себе кинематографа без Гайдая. Кинематограф Гайдая вечен, потому что в его фильмах мы чувствуем любовь к отдельному человеку и ко всем нам, которых он оставил жить на земле. И для будущих поколений он оставил этот замечательный рецепт: улыбайтесь! Улыбайтесь!»

Светлана Аманова: «К себе он относился с определенной долей иронии и вообще ко всему относился с юмором. Люди тянулись на фильмы Леонида Иовича и вообще на такой жанр, на комедию, потому что хотели отдохнуть, отойти от своих проблем, хотели просто порадоваться».

Дмитрий Харатьян: «Он неповторим, он самобытен, он единственный, его нельзя и невозможно ни с кем сравнивать. Если только с Чарли Чаплином, которого он очень любил. Он считал, что он воспитан в профессии именно на Чаплине и его работах. Он был для него кумиром, авторитетом, ориентиром. Я считаю, что фильмы Леонида Гайдая и являются теми самыми духовными, абсолютными ценностями, которые так необходимы нашему народу. И поэтому они востребованы».

Михаил Пуговкин: «Я очень глубоко и тяжело воспринял его уход из жизни. Конечно, мне было грустно, потому что у нас с ним были планы. Леонид Иович говорил: „Михаил Иванович, до конца моей жизни, вашей жизни мы будем снимать и играть комедию, только комедию“. Помню, он дал мне сценарий „Иван Васильевич меняет профессию“. И мы начали пробовать. В сцене, когда я играю с актрисой, мне чего-то не хватало. В это время в студию вошел актер Мартинсон. И я говорю: „Сергей Александрович, вот что-то мне не хватает, я говорю, что я с ней репетировал, это моя работа… какое бы слово мне…“ – и Мартинсон мне говорит: „Надо по-французски сказать: это мое профессион де фуа…“

При жизни к Леониду Иовичу на „Мосфильме“ режиссеры-гиганты, относились, так сказать… снисходительно. Мне тоже часто говорили: ну что ты опять у Гайдая снимаешься, это же ниже пояса, это к искусству не имеет отношения… А я считаю, это имеет к искусству прямое отношение, и говорил: не дай бог, Леонид Иович уйдет из жизни, но на следующий день он будет классиком».

Вячеслав Невинный: «Гайдай был режиссером, который ставил задачи и начинал решать их задолго до съемок, то есть еще на сценарном уровне, когда он писал вместе с соавторами свои сценарии…

Гайдай всегда твердо знал, что и как нужно делать действующим лицам. А артисты у него снимались отборные, даже в эпизодах играли замечательно. Правда, некоторые из них эту гайдаевскую точность и определенность не принимали и не любили. „А почему нельзя иначе попробовать? Давайте сделаем по-другому…“ Гайдай говорил: „Хорошо“, и когда ему что-то показывали, он соглашался: „Хорошо придумано! Но только это не из нашего кино“. То есть у другого режиссера можно и этак. А у него должно быть только так и никак иначе.

Иногда на съемках, когда репетировался откровенно смешной эпизод, артисты сами не выдерживали и делали все со смехом. Гайдай раздражался и говорил: „Ну что тут смешного?! Плохо, когда артисты смеются, потому что им кажется, что это весело. А зритель увидит и ему будет не смешно!„ – „А что же смешно, Леонид Иович?“ – „По-моему, вот что…“ И он почти со стопроцентной ясностью представлял актерам, что и как нужно сделать, чтобы было смешно.

Гайдай был комедиографом по определению, можно сказать, Божьей милостью. Поэтому он был настолько требователен и аскетичен, что позволял себе в монтаже довольно смешные эпизоды вырезать ради того, чтобы не было длиннот в картине.