Пленники зимы - Владимир Яценко

– Нет-нет, Максим, – запротестовал Герман. – Наличие всегда лучше отсутствия.

– Ну, да, – насмешливо прервала его Света. – Особенно, что касается долгов и увечий.

Максим открыл глаза:

– Что это с тобой? Так и сыпешь афоризмами.

– С кем поведёшься…

– Эй, молодые люди, – крикнул им со своего места Герман. – Уверен, что с вашим остроумием возвращение через пустыню пешком, без воды и пищи, покажется не тяжелее предобеденной прогулки.

Максим промолчал.

– Но что мы будем делать? – настаивал Герман.

– Мы ляжем спать, – уверенно ответил Максим. – Доберёмся до наших бочек, посмотрим на следы вездехода и хорошенько выспимся.

Y

Весь путь к реке я мечтал только о том, как подойду к берегу и с размаху, с грохотом, так чтобы эхо от одного горизонта до другого докатилось, ударю своей поклажей по песку.

Я чувствовал себя вьючным животным.

Я изнемогал под тяжестью бочек и якорей.

Бочек было шесть. Мы их расположили в ряд, боками друг к другу, связали лентами от наших рукавов, штанин и остатков разделанного на полосы рюкзака. Получилась довольно крепкая конструкция, у которой я сразу обнаружил два крупных недостатка: она имела немалый вес и немилосердно жгла голову и плечи. Для моей ненависти этого было больше чем достаточно. Отсюда и такие странные желания…

Но, как всегда, всё вышло совсем иначе. Я сделал один единственный шаг в реку, и тут же по пояс погрузился в ледяную воду. Течение сбило меня с ног, и мне удалось лишь частично исполнить свою мечту: эффектным броском освободить плечи от тяжести. Нам повезло, что с плота упал один из якорей: двадцатиметровый трос быстро размотался, плот ещё метров десять протащил за собой камень и остановился.

Я вылез на берег и вместе со всеми прошёл эти тридцать метров. Конечно, Герман – мот. Сорок метров превосходного троса у него ушло на обвязку двенадцати пустых, брошенных нами бочек. Как это Дзю разрешил?

Я смотрел на подрагивающий под напором мощного течения плот и надеялся, что импровизированные верёвки выдержат: кожа, брезент, прочная синтетика. Они не могли размокнуть и дать слабину на узлах и обвязах. Так что за крепость самого плота я не опасался.

Больше сомнений вызывало управление. У нас не было ни шестов, ни вёсел. А мне совсем не улыбалось выбирать из двух зол: быть затянутым в конце пути течением в тоннель, или спасать в ледяной воде инвалида Германа и Светлану, которая, по её словам, плавала не намного лучше, чем готовила. Пришлось изобрести якоря: два тридцатикилограммовых булыжника размером чуть больше футбольного мяча, обвязанных сеткой троса.

Мы подошли к плоту, но Светлана не остановилась – прошла дальше по течению, скрылась за камнями.

Воспользовавшись её отсутствием, мы с Германом немедленно разделись и, вздрагивая от ледяных брызг, осторожно вошли в воду.

Когда Светлана выпорхнула из-за камней, мы уже успели разложить на гофрированной палубе плота обувь для просушки и облачиться в комбинезоны: шорты и рубашки с короткими рукавами. Детский сад после водных процедур…

Бутербродов больше не было, таблеток спецпитания тоже. Светлана в последний раз обработала мне лицо остатками мази, и мы разместились на плоту: каждому по две бочки.

Я поднял якорь. Течение быстро затянуло нас на середину реки, и оставалось только наблюдать, как стремительно уносятся назад изрезанные многочисленными фиордами и заливами берега. Теперь от нас ничего не зависело.

– Не проморгать бы палатку… – проговорил Герман.

– И не утонуть, – не удержался я. Как же не подбодрить товарища? – И чтоб не съели…

– Перестань, – попросила Светлана. – Всё хорошо…

Она сидела на корме, к нам спиной, и смотрела на горы.

– Ниже голову, Света, – я всё никак не мог разобраться, чего во мне больше: злости или страха. – Может показаться, что всё позади. Это не так. Пока есть живые – есть, кому умирать.

– Да ты оптимист! – натянуто рассмеялся Герман.

– Мне всё равно, – неохотно выдавливаю из себя. – Я лишь пытаюсь спасти остатки экспедиции.

– Раньше ты лучше подбирал слова, – обижено заявила Света.

– Раньше я надеялся, что вы, когда слушаете, слышите.

Я обрываю себя на полуслове, досадуя за нечаянную вспышку гнева. И в самом деле – ничего не кончилось. А значит, по-прежнему от психологического климата будет многое зависеть. И мне ещё не скоро можно будет поделиться с ними своими оценками последних событий.

Они молчат.

Правильно. А что они могут сказать? Что из-за их азарта погибли люди? Всего лишь спортивный интерес: мы сбегаем и посмотрим… и четыре человека долой.

Я беру канистру, наклоняюсь к воде и наполняю её. Потом поднимаю повыше и всю, без остатка выливаю себе на голову. Прямо на кепку.

"Остынь, Максим, – говорю себе. – Они не виноваты. И тебе это известно".

– Ты не можешь нас винить в гибели Наташи и Сергея, – нерешительно подаёт голос Герман. – Как получилось, что погибла Маша, мы не знаем. Но Игорь сам виноват.

Монстры погнались за нами только после его стрельбы…

– Замолчи! – чёрная злоба, поднимаясь изнутри, сбивает дыхание и распускается удушливым цветком ненависти. – Исключительного мужества был человек. До самого последнего мгновения боролся со своим страхом. В одиночку. Никто ему не помог!

Я задыхаюсь. Опять разболелись раны на лице. Слёзы туманят такой ясный всего минуту назад горизонт.

– Дзю – настоящий боец! – я опускаю голову; чувствую подавленность и пустоту.

Приступ бешенства уходит, отпускает, открывает дорогу разуму. Стыдно…

– Извините, – бубню себе под нос. – Погорячился.

– Бывает, – снисходительно соглашается Герман, и моя злость немедленно вспыхивает с новой силой.

Света молчит.

Мне приятно её молчание. Оно даёт надежду, что она что-то понимает, или хотя бы пытается понять. Ко мне опять вернулся мой давешний приятель – одиночество. И сразу потеснил вчерашнюю любовь и позавчерашнюю дружбу…

Натали – милая, ласковая, нежная… Сергей… И Дзю ушёл; он мог быть мне братом, и Маша ушла – она хотела стать для меня всем.

– Максим, – зовёт Герман.

– Что тебе?

– Извини, неудачно пошутил…

"Будь ты проклят со своими шутками", – думаю я, но вслух говорю совсем другое:

– Ребята, держите головы ниже. Ещё лучше, ложитесь лицом вниз, спите, думайте, пойте… Что угодно, только не смотрите на купол.

Они послушно укладываются навзничь, устраивают лица на согнутых локтях. От этого места на плоту, конечно, не становится больше. Мне остаётся только краешек передней бочки, но я доволен. Хоть что-то происходит по моему.

– А ты?

– Я буду нести вахту. При нашей скорости движения, думаю, часов за десять доберёмся.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});