Роза и лев - Элизабет Стюарт

— Если швы ваши разойдутся, девушки уже не осмелятся дотронуться до вашего тела, а оно настолько соблазнительно!

Воины громовым хохотом приветствовали ее шутку, но Аймер вдруг под шумок произнес серьезно:

— Ради того, чтобы вы еще коснулись меня, госпожа, я согласен разорвать все швы, наложенные вами.

Трапеза в столовой замка подошла к концу, и Роберт поднялся из-за стола, заявив, что ему необходимо переговорить с комендантом гарнизона. Джоселин проводила брата наверх в отведенные ему покои. Она приготовила ему ту самую комнату, которую он всегда предпочитал занимать в замке. Но, заметив, что он, оглядевшись, состроил недовольную гримасу, Джоселин поняла свою ошибку.

— Почему я должен спать в гостевой комнате в доме, где я вырос? — злобно спросил Брайан.

— Белавур никогда не принадлежал Монтегью. Де Ленгли его построили и были здесь хозяевами. Ты до сих пор этого не понял?

— Извини, Джоселин! — Брайан криво улыбнулся. — Не принимай мои слова близко к сердцу.

Он стал рыться в седельных сумках, уже заблаговременно доставленных сюда оруженосцем, и извлек оттуда послание Аделизы. Но прежде чем отдать его Джоселин, Брайан произнес многозначительно:

— Нам есть о чем поговорить, сестра. Необязательно сегодня, хотя нам выпал удобный случай остаться наедине.

— Выкладывай, что у тебя на уме, — мрачно отозвалась Джоселин.

Он медлил, вертя пергамент меж пальцев.

— Мы с тобой никогда не были близки. Ни для кого не секрет, что я частенько был груб с тобой и вел себя неподобающе. Но давай об этом не вспоминать. Мы одной крови, сестра, мы выросли в семье Монтегью. Мне нестерпимо думать, что тебя бросили одну на произвол судьбы и некому тебе помочь.

— У меня есть муж. Я не чувствую себя беззащитной.

— Муж, который прикончил свою жену!

— Это ложь!

— Почему ты так в этом убеждена? Потому что де Ленгли назвал выдвинутые против Него обвинения ложью?

Брайан разъярился, но его голубые глаза викинга оставались ледяными.

— Я частенько беседовал с Пелемом… а он многое знает об отвратительных деяниях твоего супруга. Причем из первых уст… от самых доверенных его людей. Аделиза чуть с ума не сошла, когда услышала обо всем этом. Она раскаивается в том, что сбежала тайком, вынудив тебя выйти замуж за это чудовище.

Джоселин смотрела на своего брата, гадая, так ли он наивен, как старается выглядеть. В конце концов, это неважно. Она надежно защищена теперь от всех обид и уколов прежней ее семьи покрывалом любви, которое накинул на нее супруг.

— Аделиза боялась, что Роберт силой овладеет ею. Поэтому и несет неизвестно что…

— Не груби.

— Я говорю в тон тебе. Ты оскорбляешь де Ленгли, благороднейшего из рыцарей…

— Он тебя запугал и по-прежнему держит в заложницах.

— А ты и отец… я была… у вас рабыней. Брайан предпочел не услышать произнесенное ею обвинение.

— Пока, конечно, тебе не грозит расправа, если ты удовлетворяешь его похоть. Но скоро ты ему наскучишь, он заведет себе любовниц…

Джоселин гордо вскинула голову.

— Я супруга ему…

— Маргарет де Грансон тоже была ему супругой. Она была первой красавицей по ту сторону Пролива, но не смогла обуздать это похотливое животное. Их ссоры вызвали пересуды по всей Нормандии, и хоть ты, Джоселин, отказываешься верить в ее насильственную смерть, но то, что ее полгода держали в заключении перед смертью, — это известно всем.

— Замолчи, Брайан! Ты уже достаточно вылил желчи, чтоб отравить мне весь вечер. Если ты привез письмо, то отдай его мне, и на этом закончим.

— Твой гнев понятен, сестрица. Перед Богом клянусь, что был бы рад убедиться, что права ты, а не я. Но знай, что, если тебе понадобится помощь, мы все — Монтегью — встанем на твою защиту.

— Но я уже теперь не Монтегью, а де Ленгли, — холодно ответила Джоселин.

Она выхватила у него из рук послание Аделизы и захлопнула дверь перед носом у брата, который был готов продолжать разговор. Однако ядовитые семена клеветы, посеянные Брайаном, запали в ее душу и смутили покой. Разве мог он или Пелем так беззастенчиво лгать? Слухи не вырастают на пустом месте. Для их появления всегда есть основания.

Джоселин уже не дрожала при мысли о Нормандском Льве. Он стал ее возлюбленным супругом, но неукротимый нрав его тоже стал ей известен. Он проявлялся всегда и всюду, в том числе и в их отношениях. Он то внезапно вспыхивал яростным желанием, то был равнодушен к ней, как лед, будто она не женщина, а он не мужчина.

Иногда она ощущала себя ничтожным червяком, на которого он способен наступить сапогом и не заметить, что погубил создание Божье.

Джоселин открыла дверь спальни и отпрянула, услышав его голос.

— Я уже собирался объявить тревогу и отправить стражу на поиски вас, мадам. Что-то случилось?

— Нет, все в порядке. Я рада твоему возвращению, Роберт.

Он кинул на нее оценивающий взгляд. Он мог бы обладать сейчас любой женщиной из прислуги или заморской красавицей из захваченного обоза купцов из Шрусбери. Но жена его была истинным сокровищем. Никакой монетой, даже полновесным серебряным пенни старой чеканки, не вознаградить ее за каждый поцелуй.

Взглянув на письмо в ее руке, он, нахмурившись, произнес:

— Даю тебе несколько минут на то, чтобы прочитать письмо. А потом попрошу погасить огонь, который так разгорелся, что от нас с тобой останется только пепел, если ты промедлишь, и ни к чему будут тогда твои роскошные наряды, доставленные Брайаном. Я сгорю, и в моих рыцарских доспехах застучат лишь обугленные кости.

Джоселин аккуратно разгладила смятый рукой Брайана пергамент и положила его на столик у изголовья кровати.

— Пусть новости от Аделизы подождут до утра. Я хочу быть с тобой.

— Если б все твои пожелания так легко можно было исполнить.

Он начал быстро раздеваться, но Джоселин медлила. Она задумчиво глядела на бушующий в камине огонь.

— Что с тобой, любимая? Неужели братец успел чем-то отравить тебя?

Она прижалась щекой к его обнаженному плечу.

— То, о чем он говорил, незачем пересказывать.

— Однако он посмел тебя встревожить…

Роберт обнял ее своими сильными руками. Без этих объятий Джоселин уже не мыслила своей жизни. Но он так же обнимал когда-то незнакомую ей женщину Маргарет. Любил ли он ее? А когда он охладел к ней, то что с ней стало? Сгорела ли она в адском пламени ревности? И что будет с нею, с нею, с Джоселин, когда она наскучит ему?

Роберт гладил ее волосы, пропускал меж пальцев пряди, что было всегда прелюдией к их любовным ласкам.

— Ты любил ее… свою первую жену?

Джоселин тотчас пожалела, что эти слова были произнесены. Как они могли вырваться у нее? Она не хотела знать правду и жаждала ее узнать. Одно чувство противоречило другому. Он ответил после паузы: