Дневник горничной - Октав Мирбо

Он колебался, не смея продолжать…

— Только… что? — спросила графиня после молчания, которое еще больше сконфузило садовника.

Он крепко сжал свой картуз, повертел его между толстыми пальцами и набравшись храбрости:

— Вот видите ли — произнес он… — Я хотел сказать графине, что жалованье маловато для такого места… Очень уж мало… при всем желании невозможно свести концы с концами… графиня должна бы прибавить немного…

— Вы забываете, друг мой, что вам дают помещение, отопление, освещение… овощи и плоды… дюжину яиц в неделю и литр молока в день… это очень много…

— Ага! Графиня дает молоко и яйца?.. и освещение?.. — Он посмотрел на жену, как бы спрашивая у нее совета и пробормотал:

— Конечно… Это все-таки кое-что… спору нет… это недурно…

Жена прошептала:

— Конечно… это все-таки поддержка…

Потом дрожа и конфузясь добавила:

— Графиня, без сомнения, дает наградные под Новый Год и в день св. Фиакра?

— Нет, ничего.

— Однако, это полагается…

— Не у меня…

Затем он спросил…

— А ласочки… белодушки… хорьки?

— Тоже нет…

Это было сказано сухо и резко, и настаивать было бесполезно… Затем.

— И я предупреждаю вас раз навсегда, что я запрещаю садовнику продавать или давать кому нибудь овощи. Я знаю, что приходится заготовлять их много, чтобы иметь достаточно и что три четверти пропадает… тем хуже… я предпочитаю, чтобы они пропадали…

— Конечно… это везде так!..

— Стало быть, решено!.. Давно ли вы женаты?

— Лет шесть… — ответила жена.

— У вас нет детей?..

— У нас была девочка… и умерла!..

— Ага!.. это хорошо… очень хорошо — одобрила небрежно графиня — но вы молоды, у вас могут быть еще дети?

— Нет никакого желания иметь их, графиня. — Но конечно, этим добром легче обзавестись, чем рентой в сто экю…

Графиня сурово посмотрела на них:

— Я должна еще вас предупредить, что я никоим образом не потерплю у себя детей. Если бы у вас появился ребенок, я принуждена буду отказать вам… сию минуту… Все — только не дети!.. Проходу от них нет!.. Кричат, все портят, пугают лошадей и болеют заразными болезнями… Нет… нет… ни за что не потерпела бы у себя ребенка… Так что, я предупреждаю вас… устройтесь как нибудь… примите меры!

В эту минуту один ребенок, который только что упал, с криком подбежал к матери и спрятался в складках ее юбки… Она взяла его на руки, убаюкала нежными словами, поласкала, любовно прижала к себе, успокоила и отослала его смеющегося к другим детям… Жена садовника почувствовала внезапно тяжесть на сердце…

Она думала, что у нее не хватит сил удержаться от слез… Стало быть, радость, нежность, любовь, право быть матерью существуют лишь для богатых!.. Дети опять начали играть на лужайке… Она почувствовала вдруг к ним дикую ненависть; ей захотелось оскорбить их, поколотить, убить… оскорбить и побить эту наглую, жестокую женщину, эту эгоистическую мать, произнесшую такие ужасные слова, слова, обрекавшие ее на бесплодие, запрещавшие ей быть матерью… Но она удержалась и просто ответила на это приказание:

— Мы постараемся, графиня…

— То-то… я не хочу повторять вам… Это — мой принцип… принцип, которому я никогда не изменяю…

И она прибавила почти нежным голосом:

— Да и, поверьте мне… бедным людям лучше не иметь детей…

Садовник заключил, желая понравиться будущей хозяйке:

— Конечно, конечно… графиня права…

Но в нем зародилась ненависть. Мрачный, дикий огонек, промелькнувший подобно молнии в его глазах, противоречил вынужденному подобострастию его последних слов… Графиня и не заметила блеснувшего в его глазах пламени, так как инстинктивно устремила глаза на живот женщины, только что обреченной ею на бесплодие и детоубийство…

Договор был быстро заключен. Она сделала свои подробные, мелочные наставления, пересчитала все работы, которые ее новые садовники должны будут выполнять и на прощанье заявила тоном, не допускающим возражений:

— Я думаю, что вы не чужды религиозного чувства… Здесь все ходят в церковь в воскресенье и празднуют пасху… Я настаиваю на этом.

Они печально возвращались, в сосредоточенном, тягостном молчании.

Было душно, жарко и пыльно… Бедная женщина шагала с трудом, волоча ногу… она задыхалась… Ей пришлось остановиться, опустить сумку на землю и распустить корсет…

— Уф!.. — вздохнула она полною грудью… и сдавленный живот ее отдохнул, вздулся и ясно обозначилась характерная округлость его — ужасный признак материнства, преступление… Они продолжали свой путь…

Отойдя несколько шагов, они зашли в стоявшую на дороге харчевню и заказали литр вина.

— Отчего ты не сказал ей, что я беременна? — спросила женщина.

Он ответил:

— Вот еще! Чтобы она нас выгнала в шею, как тех троих…

— Не сегодня, так завтра… не все ли равно.

Тогда он процедил сквозь зубы:

— Будь ты настоящей женщиной… ты бы пошла сегодня же вечером к бабушке Гурлот… у нее найдется снадобье!

Но жена принялась плакать… Она простонала сквозь слёзы:

— Не говори этого… не говори этого… это приносит несчастье!..

Он ударил кулаком об стол и воскликнул:

— Не издыхать же с голоду… Черт возьми!..

Несчастье случилось. Через четыре дня жена его имела выкидыш — выкидыш ли? — и умерла в ужасных страданиях от воспаления брюшины.

Садовник окончил свой рассказ, говоря:

— И вот теперь я совершенно одинок. У меня нет жены, нет детей, ничего. Я хотел отомстить… да… я хотел убить тех трех детей, что играли на лугу… Я не зол, уверяю вас, и однако, клянусь вам, я с радостью задушил бы этих детей… с радостью… О, да… но я не посмел… что делать… боязно… нет смелости… Мужества хватает лишь на то, чтобы страдать!

XVI

24-го ноября.

Ох Жозефа нет письма. Я знаю, что он очень осторожен и не слишком удивляюсь его молчанию, но все же мне неприятно… Конечно, Жозеф отлично знает, что наши письма предварительно проходят через руки барыни, и, без сомнения, не хочет поставить себя и меня в неприятное положение, в случае, если барыня будет читать наши письма, или только злоязычничать по поводу того, что мы переписываемся. Однако, он так находчив и мог бы найти возможность дать о себе весточку… Он должен вернуться завтра утром. Вернется ли он?.. Я все-таки беспокоюсь… И думаю, думаю без конца. Почему же он не оставил мне своего шербургского адреса?.. Но нет, я не хочу думать об этом, это расстраивает нервы и приводит меня в раздраженное состояние.