Врата Мертвого Дома - Стивен Эриксон

Фелисин упаковала сверток и положила его обратно в мешок. Она услышала звук тяжёлых шагов, приближающихся с востока, и выпрямилась.

Бодэн возник меж известняковых выступов, рюкзак у него на плечах, Геборик — на руках. Головорез даже не запыхался.

— Ему нужна вода, — сказал Бодэн, заходя в лагерь и укладывая потерявшего сознание Геборика на мягкий песок. — В этом мешке, девочка, быстрее…

Фелисин не пошевелилась.

— Зачем? Нам она нужна больше, Бодэн.

Громила замер на один удар сердца, после чего снял с плеч мешок и притянул его к себе.

— Хотела бы ты, чтобы он сказал то же, если бы здесь лежала ты? Как только мы выберемся с острова, можем идти каждый своим путем. Но сейчас мы нужны друг другу, девочка.

— Он умирает. Признай это.

— Мы все умираем. — Он откупорил бурдюк и аккуратно вложил горлышко меж потрескавшихся губ Геборика. — Пей, старик. Глотай.

— Это свою пайку ты сейчас отдаешь ему, — сказала Фелисин, — не мою.

— Ну, — ответил он с холодной ухмылкой, — никому бы и в голову не пришло принять тебя за нечто, отличное от благородной дамы. Заметь, то, что на Черепке ты раздвигала ноги перед всеми подряд, достаточное тому доказательство, по-моему.

— Это позволило нам остаться в живых, ты, ублюдок.

— Имеешь в виду, позволило тебе остаться пухленькой и ленивой? Большая часть нашей с Гебориком еды появлялась благодаря услугам, которые я оказывал стражникам-досиям. Бенет давал нам помои, чтоб ты была с ним паинькой. Знал, что мы тебе об этом не скажем. Он смеялся над твоим «благородным делом».

— Ты лжёшь.

— Да как скажешь, — ответил Бодэн, продолжая ухмыляться.

Геборик кашлянул, его глаза открылись. Он заморгал от утреннего света.

— Ты бы себя видел, — обратился к нему Бодэн. — С пяти футов ты — одна сплошная татуировка, тёмная, как дал-хонский колдун. А вблизи видно каждую чёрточку, каждый волосок щетины Вепря. Она покрыла и культю, не ту, что отекла, а другую. Вот, выпей ещё…

— Ублюдок! — взорвалась Фелисин. Она смотрела, как последние капли воды утекли в рот старику.

Он бросил Бенета умирать. А теперь пытается отравить и саму память о нём. Не получится. Я делала то, что делала, чтобы они оба выжили, и они меня ненавидят за это — оба. Вина разъедает их изнутри, вина за ту цену, что я платила. Именно это Бодэн сейчас пытается отрицать. Он затыкает собственную совесть, чтобы ничего не почувствовать, когда один из этих его ножей вонзится в меня. Просто ещё одна дохлая дочь знатного рода. Ещё одна леди Гейсен.

Фелисин громко заговорила, поймав взгляд Геборика:

— Мне снится река крови каждую ночь. Она несёт меня. И вы оба там, но лишь поначалу, а потом вы оба тонете в этой реке. Верьте во что хотите. Я переживу всё это. Я. Только я.

Когда она отвернулась и пошла к своей палатке, обоим мужчинам только и оставалось, что смотреть ей вслед.

Следующей ночью, за час до восхода луны, путники нашли водоём. Он обнаружился на дне большой каменной впадины, где его, похоже, питал какой-то невидимый источник. Поверхность словно подёрнул налёт сероватой пыли. Бодэн спустился к водоёму, но не спешил выдалбливать углубление и пить воду, которая в нём выступила бы. Вскоре Фелисин, у которой голова кружилась от слабости, сбросила с плеч мешок с едой и поплелась вниз, встала на колени рядом с Бодэном.

Серая поверхность слегка мерцала и состояла из утонувших накидочников: их крылья были раскинуты, накладывались друг на друга, покрывая всю поверхность. Фелисин потянулась, чтобы отодвинуть плавающий ковёр из накидочников, но рука Бодэна метнулась вперёд и сомкнулась на её запястье.

— Вода грязная, — сказал он. — В ней полно личинок накидочников, они кормятся телами родителей.

Худов дух, только не личинки.

— Процеди воду через ткань, — ответила Фелисин.

Он покачал головой.

— Личинки испражняются ядом, наполняют им воду. Это устраняет всякую конкуренцию. Пройдут месяцы, прежде чем эту воду можно будет пить.

— Но она нужна нам, Бодэн.

— Она убьёт тебя.

Фелисин уставилась на серую жижу, отчаянное желание, мучительный огонь жёг её горло, её разум. Этого не может быть. Мы умрём без воды.

Бодэн отвернулся. Появился Геборик, пошатываясь, он плёлся по каменистому склону. Кожа старика была чернее ночи, но всё же поблёскивала серебром там, где прорехи в узоре кабаньей щетины отражали звёздный свет. Какая бы инфекция ни охватила культю его правой руки, теперь она начала отступать, оставляя по себе гноящуюся сеть трещинок на коже. От них исходил странный запах дроблёного камня.

Историк был похож на привидение, и, увидев это жуткое зрелище, которое словно вырвалось из ночного кошмара, Фелисин истерически расхохоталась.

— Помнишь площадь, Геборик? В Унте? Аколита Худа, жреца, покрытого мухами… ничего в нём не было, кроме мух. У него было послание для тебя. А сейчас что же я вижу? Ковыляет, пошатывается жрец — только покрыт не мухами, а татуировками. Разные боги, да послание всё то же, вот что я вижу. Дай Фэнеру говорить этими иссохшими устами, старик. Скажет твой бог то же, что и Худ? Правда, что мир — лишь совокупность уравновешенных сущностей, бесконечное шатание туда-сюда судеб и предназначений? Вепрь Лета, Клыкастый Сеятель Войны, что скажешь ты?

Старик уставился на неё. Его рот открылся, но не прозвучало ни слова.

— Что ты говоришь? — Фелисин приложила ладонь к уху. — Жужжание крыльев? Точно нет!

— Дура, — пробормотал Бодэн. — Давайте найдем место для лагеря. Не здесь.

— Дурная примета, убийца? Никогда бы не подумала, что они для тебя что-то значат.

— Побереги дыхание, девочка, — отрезал Бодэн, поворачиваясь к каменистому склону.

— Уже без разницы, — ответила она. — Не теперь. Мы всё ещё танцуем в уголке божьего глаза, но это лишь напоказ. Мы мертвецы, сколько бы ни трепыхались. Какой там в Семи Городах символ у Худа? Они его зовут Клобуком, верно? Говори уже, Бодэн, что выгравировано на храме Повелителя Смерти в Арэне?

— Сдаётся мне, ты и так знаешь, — сказал Бодэн.

— Накидочники, предвестники, пожиратели гниющей плоти. Для них это нектар разложения, роза, разбухшая под солнцем. Худ одарил нас обетованием в Унте, и вот сейчас этот обет исполнился.

Бодэн взобрался на край впадины, её слова летели ему вслед. Окрашенный оранжевыми лучами восходящего солнца, он обернулся. И посмотрел на неё сверху вниз.

— Вот тебе и река крови, — произнес он низким, насмешливым тоном.

У неё закружилась голова. Ноги подкосились, и Фелисин резко села, больно ударившись копчиком о жёсткие камни. Она обернулась и увидела Геборика, который свернулся калачиком на расстоянии вытянутой руки. Подошвы его мокасин протерлись насквозь, открыв истерзанную, покрытую волдырями плоть. Неужели он умер? Всё равно что умер.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});