Я знаю, кто убил Лору Палмер - София Баюн

тоже какой-нибудь оберег.

— Это знаете что?! — Она сунула женщине под нос фотографию венка.

— Я это находила у нее в куртке… она говорила, какой-то оберег… ивовые ветки вроде…

— Кто дал, помните? — Нора медленно отступала из комнаты, продолжая снимать. В подъезде раздавались голоса.

— Девочка какая-то… подружка… сказала, что… ой, сейчас-сейчас вспомню…

Нора слышала, что по лестнице уже поднимаются люди в тяжелых ботинках, и вряд ли это соседи возвращались с рыбалки. Нужно было бежать, если она не хотела, чтобы у нее отобрали камеру и диктофон, но ей нужно было услышать ответ.

— Сказку какую-то, — наконец сказала она. — Сказку рассказала… я не помню, там про смерть и лица. Будто смерть собирает лица… надевает маски… я правда не помню. Вроде если она придет — нужно посмотреть через венок и можно увидеть ее настоящее лицо.

Нора кивнула и выскользнула из квартиры, разминувшись с устало топающим участковым на один пролет. Поднялась на этаж выше, и как только услышала скрип двери, торопливо спустилась и вышла на улицу.

Ее встретила кошка. Она сидела на лавочке у подъезда и укоризненно щурилась в подъездный полумрак.

Глава 15. Собирать на себя, чтоб хватило на всех

У матери Рады в руках был ящик, заставленный банками из-под сметаны, полными сырой черной земли.

Яр стоял в подъезде, не переступая порог. С его волос капала вода.

— Ты хоть бы капюшон накидывал, — проворчала она, со стуком опуская ящик на белоснежный подоконник. — Ну что стоишь-то, заходи.

— Рада хотела уехать, — сказал он, закрывая за собой дверь. — Говорила, что ей бабушка какую-то дачу завещала…

— Там все перекопали. Артур про этот дом ничего не знал, но я сообщила милиции адрес и даже съездила с ними — чтобы калитку не сломали, дверь не вышибли, ну и самой увидеть, если вдруг что… там ничего нет, Яр, — устало вздохнула Надежда Павловна. — Но если ты хочешь поехать и перекопать грядки в старом доме моей матери — я тебе мешать не буду, даже ключ отдам.

— По соседству есть дома синего цвета? Может, какие-то дома называют синими — не знаю, были синими, но их перекрасили, или там алкоголики собираются?

Квартира Надежды Павловны была наполнена особым солнечным светом — отфильтрованным майскими облаками и чистыми белыми занавесками. Яр принес с собой намертво въевшийся запах замерзших деревьев и чадящих хвоей костров.

В прошлый раз он пришел к ней, чтобы забрать отчет о смерти Рады и ее записки, в которых ничего, кроме горечи, не нашел. Списки покупок, планы на день, отрывки стихов и партитур — все, что могло подтвердить, что эта девушка когда-то жила. И чистые страницы, белые, как восточный траур.

Теперь он снова пришел в дом, из которого пытались вымыть горе светом и весенним ветром, приглашенным в открытые окна. Пришел, задает вопросы и говорит, что почти уверен, что Раду убил отец — человек, от которого Надежда Павловна когда-то увезла дочь, спрятав под чужой фамилией. А Яр пришел сказать, что у нее ничего не получилось.

И почему-то она больше не пыталась его прогнать.

— Нет ничего. И я очень надеюсь, что Раде хватило… — она поджала губы и проглотила все неподходящие слова. — Что она не привела этого человека в дом моей матери. Я сама туда ездить не любила — мне там все о маме напоминает, — вдруг призналась она. — И чтобы он… чтобы этот человек… в этом доме…

Яр молчал.

Он вернулся в город и хотел сразу позвонить Норе, но узнал о ее поездках по дачам. И решил, что так будет лучше, потому что был уверен, что она ничего не найдет. Зато будет подальше от города и в компании Виталика, который хоть и Виталик, но все-таки работает в милиции.

Нора была замечательной. А еще она была блондинкой и хотела, чтобы «этот человек» жил.

Иногда Яр представлял, что ее убьют. И не звонил ей. Потому что знал, что все вот-вот кончится — ему обещали там, где черные кедры и догорающий костер, — а значит, Норе рядом нечего рядом с ним делать. Может, лучше наоборот быть к ней поближе, но он не мог позволить себе сторожить Нору. И не собирался, потому что у Норы совсем другая история, а общей у них нет и не могло быть.

К Яне он тоже не стал заходить. Сначала он узнал, где живет Володя и поговорил с ним. Тот рассказал, что Алиса умерла, Яна пьет, разбивает чужие машины монтировкой и стучит в бубен. И тогда Яр подумал, что ему жаль Алису, а Яна ведет себя как Яна, и ничем они друг другу помочь не могут.

Яна очень старалась — рассказывала сказки, пекла пироги и позволяла заражаться своим безумием, чтобы не ощущать собственного, но Яру это было не нужно. И он попросил Володю не рассказывать Яне, что он вернулся.

Недавно Володя позвонил и сказал, что Яна ушла.

Яр приехал к ней, увидел открытую дверь в брошенную квартиру, поговорил с соседкой и отправился в прокат. Нашел за стойкой очень расстроенную Лену, которая пыталась расставлять кассеты по алфавиту. Лена сказала, что Яна исчезла два дня назад, и Лема тоже нигде нет, и она ходила в милицию и к ее родителям. Но в милиции заявление не приняли, потому что Яна брюнетка и все ее знали, потому что за зиму она успела разбить несколько машин и пройти подозреваемой в убийстве. И пропала она совсем недавно. К тому же все были заняты — сторожили мосты. Лене ничего не оставалось, как прийти в прокат, который был так дорог Яне, и следить, пока она не вернется.

Или пока ее не найдут.

— Мы все тут дежурим, по очереди, — морща нос от золотящейся в воздухе пыли, сказала Лена. — Яна же такая… чувствительная. Вот когда прокат ограбили, она тоже сначала кричала, что ни ногой сюда больше, но ничего, коврик поменяла, лампочки перекрутила и успокоилась. А когда Алиса… — Лена тяжело вздохнула. Вытащила из-под прилавка обрывок красной бархатной тряпки, придирчиво осмотрела его, а потом