Дороги в неизвестность (сборник) - Марик Лернер

Почему-то у усатого в кармане оказались два золотых кольца и серебряная цепочка, а у остальных «Мясо», «Кость» у каждого. Одобряю. Для лечения полезно. «Льдинки», «Клей» и «Иглы» – непонятно зачем. Четыре приличных ножа из хорошей стали. Три одинаковых карабина и один, больше похожий на калашников, чем на винтовку. К каждому четыре обоймы. К тем, что с оптикой, магазины на десять патронов, а к калашу на восемь. Больше ничего интересного не было. Всякие ключи и бумажки я даже смотреть не стал.

– Это «Вепрь-308», «Вепрь-12 Молот» – сказала тихо подошедшая Даша, видя, как я разглядываю очередное чудо техники. – У нас в магазине тоже есть. Сделаны на базе калаша, так что практически все части взаимозаменяемые, только дуло гладкоствольное и прицельная дальность на триста метров рассчитана. Считается охотничьим оружием, но у нас тут армии обычно не ходят, – и этого вполне достаточно.

Рядом громко выругался Павел.

– Ничего не работает, – с возмущением заявил он. – Телефон вообще молчит, даже гудков нет.

– Не шуми, – напряженно сказал Анджей. – Там на улице действительно грузовик, и двое курят. А в доме у пана Тадеуша какой-то шум. Это слишком похоже на переворот, как он и говорил. Вас всех забрать должны были, если бы не… – Парень взглянул на меня и замолчал.

– По людям стрелять приходилось? – спросил я Дашу.

– Бандиты не люди, – сообщила она.

– Тогда еще лучше. На, – протянул ей один из «Вепрей» и маленький глок. – Имей в виду, когда все закончится, отдашь.

– Ты прямо Плюшкин, даже солнечные очки в кучу кинул.

– Кто такой Плюшкин, я не знаю, – наставительно сообщаю, – но если покупатели будут раздаривать хозяевам магазинов свое добытое тяжким трудом имущество, то им потом придется сосать лапу. Порядок есть порядок, я тебя предупредил. Есть у меня такое предчувствие, что стрелять еще придется.

– Пся крев! – ругнулся Павел, глядя в окно.

Я подошел и, отодвинув Анджея, осторожно посмотрел, стараясь не высовываться из-за занавески. Из соседнего дома трое вытащили мужика и, скинув его со ступенек, начали резво лупить ногами. На рукавах у них тоже бело-красные повязки. Павел вытащил пистолет из кобуры, но я поспешно ухватил его за плечо.

– Не лезь, – прошипел ему в лицо. – Отсюда все равно не попадешь, зато они моментально ответят по окнам.

– Даша!

– Я здесь.

– Я сейчас выйду, ты прикрываешь меня сверху.

– Без проблем. Любого на выбор.

– Тех, что у машины, и только когда я начну стрелять.

– Анджей.

– Да!

– Смотри за дверью. Мы не знаем, сколько их еще в доме. Если кто высунется, лупи из автомата. Можешь не стараться попасть, главное, чтобы они испугались.

– Ты, – ткнул в Павла и повернул его в глубь комнаты, где кухарка все так же сидела на полу и бормотала молитвы, непрерывно крестясь, – заткни, наконец эту дуру, только на нервы действует, и к своим женщинам подойди, успокой. Сейчас опять начнется, и только истерик нам здесь не хватает.

Главное в такой ситуации раздать указания и загрузить подчиненных делом. Когда человек что-то делает, ему некогда бояться. Содрал с одного из покойников повязку и натянул ее на рукав куртки. «Ну, помоги мне, праотец Медведь», – толкая дверь и выходя, мысленно попросил я.

Возле грузовика стоял только один. Второй присоединился к своим товарищам, стоящим кружком у лежащего и с веселым хеканьем продолжающим экзекуцию. Очень удобно расположились: все четверо плотной кучкой и спинами ко мне. Даже маскировка с помощью повязки не понадобилась. Начал стрелять сразу, не дожидаясь, пока на меня обратят внимание. Рукоятка «Узи» удобно лежала в руке, так что с двадцати метров никаких проблем не возникло. Несколько секунд – и затвор щелкнул в заднем положении. Четверо «ногобойцев» даже не успели дернуться и разлеглись в живописных позах. Реакция у них паршивая.

Из окна ударил выстрел, и стоявший у грузовика отлетел с дыркой в голове. Я вставил новую обойму взамен опустевшей и осторожно приблизился. Один, получивший пулю в бедро, судорожно пытался отползти. Выстрел в голову. Потом остальным добавил, не подходя вплотную. Вроде все.

– Ты кто? – вставая на колени, невнятно сказал спасенный мужик. Лицо у него было разбито, рубашка разорвана и вся в крови.

– Я тут в гостях, – сообщаю ему. – Мимо проезжал, а тут такое интересное веселье. Никак не мог спокойно мимо пройти.

Подбежали Павел с сыном и помогли ему подняться.

– А, это ты, – с облегчением сказал мужик. – Пусть кто-нибудь поможет моим в доме, эти скоты всех связали. – Анджей метнулся внутрь. – Инквизиторы, суки, – со стоном выдавил избитый. – Новый порядок, говорят. – Он виртуозно и с наслаждением выматерился на дикой смеси русского и польского.

На улице собиралось все больше народу. Многие с оружием. Очень скоро начался импровизированный митинг. Половина требовала объяснить, что происходит, вторая требовала срочно отомстить и поставить всех врагов раком. Где-то неподалеку, в центре, началась перестрелка, и вопли моментально затихли. Люди настороженно прислушивались. В стороне реки заработал пулемет, потом прозвучало несколько взрывов.

Уже привычно собрав трофеи, я присел на ступеньки и, добыв телефон из-под рубашки, нажал семерку.

– Как у вас дела? – поинтересовался, дождавшись ответа. – А то в городе что-то странное творится.

– Пока тихо, но очень интересно, – ответил Рафик. – Часа два назад мост заняли французы.

– Кто?!

– Французы, – повторил он.

Несколько человек возле меня явно начали прислушиваться.

– Выгрузились с кораблей, пришедших снизу. Флаг трехцветный, эмблема почти как у эсэсовцев – молнии на рукаве, и на своем лягушачьем наречии объясняются. «Огненные стрелы» называются. Хорошо знакомые типусы со сдвигом в чистоту католической религии. Охрану повязали, троих застрелили. Поставили пару безоткаток, чтобы мы не рыпались и не вздумали уйти без разрешения. Потом в Варшаву прошла колонна из трех десятков грузовиков, набитых вооруженными людьми. А встречали их местные, тоже с повязками, только красно-белыми. Поэтому и на мосту без проблем прошло. Свои в гости пришли, а потом начали прикладами по кумполу угощать. Сейчас весь грузовой порт вооружился и забаррикадировался. Сидим, ждем. Речники скорее свой груз спалят, чем отдадут. Они это прекрасно понимают и пока нас не трогают.

– Дай, – сказал побитый, – и протянул руку.

Я с интересом посмотрел на него и ласково улыбнулся.

– Дай ему, – сказала Даша. Она неизменно обнаруживалась возле меня.

– Ну, поговори, – пожимая плечами, сказал я.

– Я Тадеуш Латковский, – сказал он, торопливо выхватывая телефон. – Начальник полиции промышленной зоны. В городе осуществляется попытка переворота, а теперь еще и иностранцы. Связь не работает. Телефоны отключены, радио глушат. Очень важно, чтобы вы сообщили моим людям, что происходит.

Рафик на том конце хмыкнул в трубку.

– Кому важно? – издевательски поинтересовался он. – Мы – рейдеры, охрана, речники и просто жители этого района – в подавляющем большинстве не являемся гражданами вашей замечательной Варшавы. Нас держат за второй сорт и не разрешают элементарных вещей – вроде покупки в магазине. Это именно та самая правильная власть, которую сейчас собрались свергать. Помнится, полиция города вместе с промполицией, вами, глубокоуважаемый пан Латковский, возглавляемой, радостно била в прошлом году вполне мирную демонстрацию граждан, ратовавших о равной оплате труда не только католиков, но и остальных. Вы серьезно надеетесь на то, что мы для нее будем что-то делать? Да пусть вас всех передавят, нам-то какая разница?

– Будет разница, и большая. Тут еще и инквизиция замешана. Эти с повязками в ней работают. Тут скоро костры разжигать начнут.

– Да никуда они не денутся. Что с инквизицией, что без, будете продавать уголь в Зону. Все равно без него не проживете. Цены поднимут? Так и на продовольствие поднимут. А будут выкобениваться, из Славянска спустятся очень злые парни. Тут к вам уже не братья по вере, а вся Зона наведается, и ноги из жопы повыдерут. А то вы не знаете, как вас любят.

– Вот именно, что знаю. Полгорода спалят сначала эти, потом вторую половину еще дополнительно те. Хорошо ли наше правительство и законы или нет, но это мой город. Лучше давить сейчас, пока до большой крови не дошло. Всем будет лучше. Так что давай договоримся. Со мной еще можно, с инквизицией не удастся. Что ты хочешь?

– Интересный вопрос, – задумчиво протянул Рафик. – Я тут посоветуюсь с другими и перезвоню. Это будет не слишком долго, время дорого – я помню. – И он отключился.

Тадеуш сунул мне телефон и заорал на столпившихся вокруг. Я оглянулся на Дашу. Она тут же начала вполголоса переводить, причем, очень похоже, дословно. Через слово шло ругательство.

– Что смотрите, сучьи дети? Желаете подождать, пока Кеслевский начнет всех на кол сажать за опоздание в церковь? Или думаете отсидеться? Всех нас на карьер с киркой отправят. Собрать женщин, детей и всех парней младше пятнадцати лет и в дома к Ходецким и ко мне. Вместе есть шанс отбиться. Нечего добро жалеть. Если нас перебьют, все равно на том свете не понадобится, а нет – наживем новое. – Говорил он напористо, рубя воздух рукой. – Остальные взяли оружие и собрались здесь через десять минут. Ты, и ты, – тыкал он пальцем, – пригнать свои грузовики. Ты – тащи сюда свой гранатомет, а ты – пулемет из сарая. Вы что думаете, я не знаю, у кого что имеется? Всех касается. Наши жизни теперь зависят от этого. Пойдем к правительственному кварталу. Там еще стреляют, попробуем ударить этим скотам в спину. Нет, будем уходить за Дунай. В промзоне у меня триста вооруженных парней – тоже шанс. Без заводов городу не выжить. Все. Нечего смотреть – по домам. Еды возьмите, – прокричал он в спины расходящимся.