Прекрасный Хаос - Маргарет Стол

Сарафина гуляла одна, когда увидела, что Абрахам Равенвуд стоял на том же углу, где она встретилась с ним в первый раз почти год назад. Он ждал ее, как будто знал, что она обязательно придет. Как будто он мог так или иначе видеть, что в ее голове происходят военные действия. Война, в которой она не знала сможет ли победить.

Он махнул рукой, как будто они были старыми друзьями. “Вы выглядите обеспокоенной, мисс Дюкейн. Вас что-то беспокоит? Я могу чем-то помочь?”

С белой бородой и тростью Абрахам напомнил Сарафине ее дедушку. Она скучала по своей семье, даже при том, что они отказылись видеться с ней. “Я так не думаю.”

"Все еще борешься со своей природой? Разве голоса не стали сильнее?"

Они были, но откуда он мог знать? Инкубы пошли не из Тьмы. Они родились во Тьме.

Он попробовал еще раз " С тобой случались непреднамеренные пожары? Это называется Пробуждение огня."

Сарафина замерла. Ей доводилось случайно породить несколько пожаров. Когда ее эмоции усиливались, как будто они на самом деле проявляются в огне. Теперь только две мысли поглощали ее: огонь и Лена.

“Я не знала, что у этого есть имя,” она прошептала.

“Есть много вещей, о которых Вы ничего не знаете. Я хотел бы пригласить Вас учиться со мной. Я могу научить тому, что Вы должны знать.”

Сарафина отвернулась. Он был Темным, Демоном. Его черные глаза сказали ей все, что она должна была знать. Она не могла доверять Абрахаму Равенвуду.

"У Вас теперь есть ребенок, не так ли?" Это прозвучало как не вопрос. " Вы хотите, что бы она ходила по миру, обязанная проклятию, которое относится к временам, когда вас еще на этом свете не было. Или вы хотите, чтобы она сама могла себя объявить.

Сарафина не говорила Джону, что встретила Абрахама Равенвуда в Туннелях. Он не понял бы ее. Для Джона мир был черным или белым, светлым или темным. Он не знал, что они могли сосуществовать, даже в одном человеке, как и в ее случае. Она ненавидела ложь, но делала это ради Лены.

Абрахам показал ей то, о чем в ее семье никогда не говорили — пророчество, связанное с проклятием. Пророчество, которое спасло бы Лену.

“Я уверен, что Маги в Вашей семье никогда не говорили Вам об этом. В руке он уже держал увядшую бумагу, прочитав слова, которые обещали изменить все: “‘Первый будет Черным / Но Второй может возвратиться. ’”

Сарафина чувствовала, как у нее перехватывает дыхание.

“Вы понимаете что это означает? ” Абрахам знал, что эти слова значили все для нее, и прижалась к нему, как будто они были частью пророчества. "Первый природный родившийся в семье Дюкейн будет темным, катализатор." Он говорил о ней. "Но второй будет возможность выбрать. Она сможет претендовать на себя".

Сарафина набралась храбрости, чтобы задать вопрос, который ее разъедал изнутри. "Почему Вы помогаете мне?”

Абрахам улыбнулся. “У меня есть мальчик, мой собственный, не на много старше Лены. Ваш отец воспитывает его. Его родители отказались от него, потому что он обладает очень необычными способностями. И у него также есть судьба.”

“Но я не хочу, чтобы моя дочь пошла во Тьму.”

“Я не думаю, что Вы действительно понимаете Тьму. Ваш ум был отравлен Светлыми Магами. Свет и Тьма — две стороны одной монеты.”

Какая-то часть Сарафины думала, что он прав. Она молила, чтобы это было правдой.

Абрахам также учил ее, как управлять побуждениями и голосами. Был только один способ изгнать их. Сарафина поджигала, выжигая дотла огромные поля и участки лесов. Это было облегчением, которое позволяло ей обрести полную свободу действий. И никто при этом не страдал.

Но голоса опять приходили к ней, шепча все те же слова, снова и снова.

Жечь.

Когда голоса не преследовали ее, она могла слышать у себя в голове Абрахама, остатки их разговоров по много раз: “Светлые Маги хуже, чем Смертные. Они заполнены ревностью, потому что их силы являются низшими, они хотят разбавить наши родословные со Смертной кровью. Но Порядок Вещей не позволит этого.” Поздно ночью некоторые слова приобретали смысл. “Светлые Маги отказываются от Темного Огня, из которого приходит вся власть.” Кое-что она попыталась вызвать глубоко в тени своего ума. “Если бы они были достаточно сильны, то они убили бы нас всех.”

~~*~~***~~*~~

Я лежал на полу по середине моей разгромленной спальни, глядя на голубой потолок. Люссиль сидела на моей груди, облизывая свои лапы.

Ленин голос в моей голове звучал так тихо, что я почти его не слышал.

Она делала это для меня. Она любила меня.

Я не знаю, что сказать. Это была правда, но все было не так просто. Сарафина погружалась все глубже и глубже во Тьму, в каждом видении.

Я знаю, что она любит тебя. Ли. Я не думаю, что она могла бороться с тем, что происходило с ней. Я не мог даже предположить, что буду защищать женщину, которая убила мою маму. Но Изабель не Сарафина, по крайней мере не сразу ею стала. Сарафина убила Изабель, точно так же, как она убила мою мать.

Абрахам был тем, что произошло с ней.

Лена ищет виноватого. Все мы были.

Я слышал переворачивание страниц.

Лена, не прикасайся к ней!

Не волнуйся. Это не вызывает видения каждый раз.

Я думал о радужном свете, что он вытащил меня с этого мира в другой случайно. То, о чем я не хотел думать, было последней вещью, которую говорила Лена каждый раз. Сколько раз она открывала книгу Сарафины? Прежде чем я решился задать вопрос Лене, она уже была в Келтинге.

Это мое любимое. Она написала его много раз на обложке. “Страдание на много сильнее, чем все другое обучение и это привело к пониманию того, чем раньше было твое сердце.”

Мне интересно, чье сердце Сарафина имеет в виду.

Возможно, о ее собственном.

Двадцать четвертое ноября. Более неправильный, чем правый

Это был День Благодарения, а это означает две вещи.

Визит моей тети Каролины

И ежегодный конкурс на лучший пирог между пирогом ореха-пекана Эммы, яблочным пирогом Эммы и тыквенным пирогом Эммы. Эмма всегда побеждала, но соревнование было жестоким, и судейство пирогов создавало большой шум вокруг стола.

Я с нетерпением ждал его более чем обычно в этом году. Это был первый раз, когда Эмма испекла пирог за месяцы, но часть меня подозревала единственную причину, она сделала его сегодня так что никто не заметит. Но я не беспокоился. Между моим папой, одетым в его спортивную куртку вместо пижамы как на прошлый год, Тетя Кэролайн и Мэриан играющие в скрабл с Сестрами, и запахом пирогов в духовке, я почти забыл об увальнях и высокой температуре и моей двоюродной бабушке, отсутствующей за столом. Самое трудное было то, что он напомнил мне о всех других вещах, которые я могу забыть позже — вещи, которые я не хотел забывать. Я спросил себя, как долго я смогу помнить.