Новый мир. № 4, 2003 - Журнал «Новый мир»

Посмотрев эту сложно организованную картину только один раз, я не решаюсь на ее подробный анализ. Всего несколько наблюдений.

Стержень «Арарата» — фильм в фильме, игровая, костюмная лента о геноциде 1915 года, которую снимает пожилой режиссер армянского происхождения (играет эту роль Шарль Азнавур). Поначалу такое фабульное построение сильно меня отпугивало. По мне, «фильм в фильме» — это позор, катастрофа и нарциссизм. Эгоян — едва ли не первый, кто обошел все возможные ловушки и наполнил этот формальный прием реальным художественным смыслом, использовал его во благо художественного целого, а не отразился в нем. Игровое кино — разве это не тотальный обман, фикция, прихотливая фантазия, притворившаяся «природой»?! Эгоян начинает с того, что «подставляет» армянскую версию, пробует ее на разрыв, оформляет посредством срежиссированного костюмного действа, обильно политого клюквенным соком.

Как всегда у Эгояна, многочисленные незнакомые друг с другом персонажи оказываются включенными в сложную систему взаимоотношений. Юноша, чья мать консультирует режиссера, возлюбленная юноши, торгующая наркотиками, актер турецкого происхождения, играющий в фильме Азнавура непримиримого и жестокого защитника турецкой государственности, пожилой таможенный инспектор, подозревающий армянского юношу в пособничестве наркоторговцам, — все эти герои, несущие свою правду, свой опыт, свой взгляд на мир, пересекаются и обучают друг друга, проверяя критерий истинности на прочность. В очередной раз не перестаешь удивляться, каким образом Эгоян умудряется оживлять и делать достоверной всю эту громоздкую драматургическую конструкцию.

Разделяя точку зрения и боль своего народа, Эгоян тем не менее дает высказаться противоположной стороне. Турки полагали и полагают, что в ситуации мировой войны, когда мечтавшая о Константинополе, проливах и объединенной Армении Россия противостояла Османской империи, союзнице Германии, расселенные на востоке страны армяне являлись «пятой колонной», готовой поддержать российских армян и возможное российское наступление. Армян как потенциальных врагов депортировали, а не уничтожали. Некоторые, не такие многочисленные, как утверждают армяне, жертвы, — неизбежное следствие депортации. Единственным свидетелем, на которого опираются «фильм Азнавура», да и фильм самого Эгояна, является некий американец, оставивший страшные мемуары о своем пребывании в самом сердце геноцида. Предпоследние титры картины ссылаются на них как на исторический фундамент.

Я не обладаю информацией относительно мотивов, масштабов, методов и форм. Я безусловно сочувствую армянам, сколько бы их ни погибло. В конечном счете фильм Эгояна — не историческая иллюстрация, а болезненная метафора, сомнение, густо замешенное на реальной человеческой крови. На трагедии, которую нельзя увидеть. О которой невозможно договориться. Потому что киношный клюквенный сок — не аргумент, а национальные интересы слишком, болезненно, разнятся.

«Армяне торгуют, они скупили всю мою страну!» — примерно так высказывается свирепый османский офицер из «фильма Азнавура». Или не высказанная явно, но реально существовавшая точка зрения: армяне мечтают присоединить к Великой Армении часть Османской империи. Это — аргументы или нет?

Актер турецкого происхождения так хорошо играет свирепого офицера, что удостаивается похвалы юноши-армянина: «Обычно я с подозрением отношусь ко всему, что должно спровоцировать во мне какие-то чувства. Но вы так блестяще играли, что к концу эпизода я вас возненавидел. И я наконец понял, что произошло тогда, в 1915-м. Понял и то, почему мой отец стал в свое время террористом и покушался на турецкого посла через семьдесят лет после трагедии!» Что же, разве аргумент — киношный клюквенный сок, горько усмехается Эгоян. Но как же тогда отдифференцировать правду и, добавлю от себя, что делать с этой правдой потом?! На этот вопрос нет ответа ни у Эгояна, ни тем более у меня.

В завершение один потрясающий эпизод, в полной мере иллюстрирующий качество кинематографического мышления канадского постановщика. Современный Торонто. Армянский юноша провожает актера-турка до подъезда. Только что мы были свидетелями той самой сцены, где персонаж турка в полной мере проявил свою волю к жестокости. Мы, зрители, вполне сочувствуем праведному гневу юноши, но тут Эгоян корректирует нашу реакцию на глянцевую, павильонную киношную клюкву. Он демонстрирует лестничный пролет внутри подъезда. Ненавязчиво, за спинами беседующих героев. Ободранная, облупившаяся, грязная стена. Единственный раз в глянцевую буржуазную действительность вторгается сигнал о социальном неблагополучии. Ну, конечно, турок, полукровка, одиночка, изгой — в чужой, благополучной Канаде. Плохо с деньгами, снимает полунищую квартиру. Без колебаний согласился играть «плохого» соотечественника. Никогда ничего не слышал о геноциде 1915 года, никогда: «Было ли?» И чем этот конкретный турок виноват перед армянским юношей, отказавшимся распить с новоиспеченным врагом бутылку шампанского? Только тем, что убедительно сыграл негодяя?

И на эти тревожные, страшноватые вопросы у меня тоже нет никакого ответа. Меня впечатляют изящество и мужество, с которыми их задает Эгоян.

Самый тупой фильм всех времен и народов. Я ли не клялся в вечной любви к Альфреду Хичкоку? Тем убедительнее мой жест доброй воли: в данной номинации первенствует давняя лента Хичкока «Поймать вора» (1955), которая попалась мне только теперь. Зачем, спросите вы, тащить в очередную номинацию подобную архаику? Да потому, что «Поймать вора» с Кэри Грантом и Грейс Келли — самая актуальная из самых глупых картин мирового экрана. Чтобы полностью со мной согласиться, вам будет достаточно посмотреть картину от начала до конца. Впрочем, вот лишь одна вопиющая деталь.

Действие происходит во Франции. Главный герой, которого играет Кэри Грант, американец, издавна проживающий в Европе. Когда-то давно он был известен как виртуозный вор по кличке Кот. Проникал в дома и гостиницы богатеев и освобождал тех от бремени богатства, похищая бриллианты, золото и т. д.

Но потом случилась Вторая мировая война. Все «приличные люди» вроде бы вступили во французское Сопротивление. Вот и Кот, и другие воры участвовали в справедливой борьбе. Естественно, после такой инициации все они перестали воровать и преступничать. Все, да не все. В 50-е кто-то, имитируя манеры Кота, взялся за драгоценности нуворишей. Но сам Кот ни при чем! В это не верят его бывшие подельники, ступившие на дорогу чести. Подельники собираются жестоко расправиться с человеком, нарушившим законы священного военного братства (прямо какой-то «Белорусский вокзал»!). А Кот в свою очередь собирается изловить и сдать полиции того, кто его подставляет.

Короче, кончается так. Воровали, подставляли Кота, предавали военное братство исключительно европейцы. А единственный американец в Сопротивлении их блистательно разоблачил, попутно овладев сердцем любимой актрисы Хичкока, красавицы Грейс Келли (в смысле, сердцем ее героини).

Снова — нечеловеческая ловкость! Вот так, еще в начале 50-х, отказавшись от политики изоляционизма, американцы приватизировали и движение Сопротивления, и благородство. Теперь, полстолетия спустя, они приватизировали еще и победу во Второй мировой, и три четверти мира.

А начиналось — с предательства Хичкока, который все же был европейцем по происхождению.

Самое проницательное отечественное кино. Смотрел его в последние часы уходящего, 2002-го, на ОРТ, после многолетнего перерыва. Конечно, наряду с Муратовой, самый проницательный — Гайдай! «Иван Васильевич меняет профессию» (1973), с минимальными комментариями.

«Кемскую область? — отвечает шведскому послу плебейский „совок“ управдом, волею судеб оказавшийся на месте российского Царя. — Да берите на здоровье!»

Ср.: «Берите суверенитета, сколько унесете!»

«Воображаю, какая сейчас драка — на Изюмском шляхе!» — усмехается вор Жорж Милославский в исполнении Куравлева, легким и безответственным движением руки направивший в ад спровоцированного корыстью побоища русские полки.

Без комментариев.

«Дорогой царь, мы пропали!» — «Как пропали? Я т-требую продолжения банкета!!!»

Без комментариев.

Наконец, вот вам реальный Иоанн, оказавшийся под перекрестным огнем милиции и «совков»: «Квартиру Шпака вы брали?» — «Казань брал. Астрахань брал. Шпака — не брал!»

Как говорится, почувствуйте разницу.

CD-обозрение Михаила Бутова

СТРАННОСТИ НА ЗАВТРА

Blood Axis & Les Joyaux De La Princesse, «Absinthe, La Folie Verte», Athanor, 2002

Какую только музыку не объявляли фашистской на моей памяти.

Однажды (в 1977 году) Дэвид Боуи сфотографировался для обложки своей пластинки в кожаной одежде, напоминавшей нацистскую форму, и в провокативной позе, намекавшей на гитлеровский салют рукой. Это повлекло за собой дикий скандал. Евроамериканский мир был еще настолько закомплексован на теме фашизма, что любое напоминание, всякое прикосновение вне зон патентованно «серьезного», «глубокого» искусства или философствования вызывало крайне болезненную реакцию. Элементарное прочтение жеста «от противного» просто никому не пришло в голову. Классический случай для психоаналитика. А обложку, конечно, запретили, и диск продавался в другом конверте.