Чужая в чужом море - Александр Розов

— Он мог оставить бомбу в контейнере, — уточнила Поу, — смотрите, Динго полез туда проверять… Joder! Надеюсь, он сделает это достаточно осторожно.

— Слушайте, я пойду туда, — сказала Жанна, — По–моему, он совсем не террорист.

— Все может быть, — согласилась Рити, — Летающие тарелки, морской змей и мусульмане — нетеррористы. Жизнь полна чудес.

Процедура «подготовки к работе» завершилась. «Крот» сидел, прислонившись спиной к стене надстройки, совершенно голый, со связанными шнуром ногами. Одежда, обувь и вещи из карманов лежали на палубе, и Эрче что–то там искал. Кианго и Торин держали «крота» на мушке, и по всему было видно: при любом подозрительном движении, они сделают из парня решето. Он, похоже, это понимал, и старался не двигаться вообще.

— Я все посмотрел! – раздался из контейнера глухой голос Динго, — Там только пустые канистры из–под питьевой воды, пакеты от арахиса, и насрано. Бомбы, похоже, нет.

— А комбайны? – крикнул Эрче.

— Все шесть целы, никаких проблем!

— ОК, закрывай контейнер и иди сюда. Интересные бумаги у этого террориста.

— Я не террорист, — произнес «крот», — Я беженец. Меня зовут Анвар Фаюм. Дайте воды.

Он говорил на «basic–en» с сильным акцентом, и очень хрипло, но вполне разборчиво.

— Не греби нам мозги, — ответил шкипер, листая тонкую книжечку в зеленой обложке с золотистым тиснением и сине–белым рисунком в центре, — Такой сомалийский паспорт можно купить за 300 баксов.

— Я не вру. Я сомалиец, из Харгейсы. Я не покупал этот паспорт. У нас у всех такие.

— Как ты попал в этот контейнер?

— Я бежал в Джибути. Нанялся моряком на танкер в Бомбей. Там в порту нашел «Star of Mumbai», рейс в Паго–Паго. Залез в контейнер. Дайте воды. Я не пил два дня.

Жанна прошлась до камбуза, принесла 2–литровый тетрапак с яблочным соком и хотела передать ему, но шкипер мягко остановил ее, взял тетрапак и бросил Анвару на колени. Следующие несколько минут парень пил. Маленькими глотками. Медленно.

— У него было 30 литров воды, — сообщил Динго, успевший спуститься на палубу, — Этого вполне могло хватить на перегон Бомбей – Паго–Паго.

— Получается, он жил в контейнере почти две недели, — заметил Торин.

— 16 дней, — сказал Анвар, — Я думал, контейнер откроют в Паго–Паго, но его перегрузили. Потом у меня кончилась вода. Потом его еще раз перегрузили.

Динго подобрал из кучи вещей маленький металлический диск.

— Хэх… Типа, армейский жетон. Чей это?

— Мой, — ответил Анвар, — Я воевал. Шесть лет назад. В Джуббаланде, на юге.

— Шкип, я пойду, сменю кого–нибудь из девчонок, — сказал Кианго.

— Да, верно, — ответил тот, — Тут нас троих более, чем достаточно. И дай радиограмму в полицию: наш «крот» — исламист с сомалийским паспортом. Так, на всякий случай.

— ОК, шкип, — ответил Кианго, и отправился на мостик.

Динго выудил из кучи вещей бумажник и начал изучать его содержимое.

— Хэх… Сомалийские шиллинги. Джибутийские франки. Южноафриканские рэнды. Американские доллары… А почему нет индийских рупий?

— Мне было не надо. В Бомбее я не выходил из порта.

— А почему не выходил? – спросил Торин, — Ты мог бы попросить убежище в Индии.

— Не годится, — возразил Анвар, — Меня бы выдали.

— Не греби мозги, — сказал Эрче, — Индия не выдает беженцев.

— Меня бы выдали, как преступника. А Меганезия никого не выдает в исламские страны. Совсем никого. Поэтому мне надо было сюда.

Жанна повернулась к Торину.

— Это что, правда? Если я где–нибудь в Иране ограблю банк, перестреляв там дюжину клиентов и сотрудников, и смоюсь на Таити, меня и тогда не выдадут?

— Не выдадут, — подтвердил он, — Правда, тебя закатают на каторгу, но здесь.

— Могут и не закатать, — уточнил Эрче, — Сю Гаэтано из «Новых Красных Бригад», та, которая устроила теракт Риме, живет у нас, на Тепи. Могу познакомить.

— Познакомь, это интересно. Но при чем тут ислам?

— Для Хартии и для нашего суда без разницы, какая именно теократия, — пояснил он.

— А ты тоже кого–нибудь взорвал? – поинтересовался Динго у Анвара.

— Я любил не ту женщину, которую разрешено, — ответил тот.

— И из–за этого Индия выдала бы тебя, как преступника? Ты гонишь, парень.

— Я говорю правду. Меня бы потребовали за изнасилование.

— Если ты ее изнасиловал, это меняет дело, — холодно заметил Эрче.

Анвар медленно покачал головой.

— Это была бы ложь. Мы с Рагди любили друг друга. Но она принадлежала мужу. У него очень большое влияние там, в Харгейсе. За наш поступок по шариату бывает раджм.

— Про Шариат я слышал, — сказал шкипер, — а про раджм…

— Это когда бьют камнями до смерти, — перевел Анвар, — Рагди убили так. С ней умер наш ребенок, который не успел родиться. А я бежал. Если бы я мог что–то сделать… Но как? Может быть, мне надо было тоже умереть. Может быть, я — трус. Не знаю…

— Если они ее убили за это, то как они могут предъявить тебе изнасилование?

— Так, — ответил он, — Если женщину изнасиловали, ее тоже бьют камнями. Нет разницы.

— Вот, говно, — сказала подошедшая Бимини, — Это где такое?

— Этот парень говорит, что в Сомали, — ответил Торин.

— И это правда, — добавила Жанна, — Я читала об этом. Шариат…

— Но из этого не следует, что он говорит правду про все остальное.

— Проверьте, — сказал он, — Меня ищут. В интернете за меня, наверное, уже дают большие деньги. Тысячу долларов, или даже две. Есть сайт полиции Северного Сомали.

Бимини молча прошлась на мостик, вернулась с ноутбуком, уселась по–турецки прямо на палубе, и принялась щелкать клавишами.

— Свисни, если увидишь что–то по теме, — сказал ей Эрче. Она утвердительно кивнула.

Жанна пристально посмотрела на сомалийца.

— Почему вы не сбежали вдвоем?

— Потому, что не успели.

— Что ты будешь делать в Меганезии? — спросил Эрче, — В смысле, если ты не врешь. Если ты врешь, то вопрос неактуален – тебя сегодня же расстреляют.

— Это понятно, — Анвар кивнул, — Если я вру, то меня расстреляют.

— Ты не ответил на мой вопрос.

— Что я буду делать? Буду как–то жить. Найду какую–нибудь работу. Крышу над головой.

— Тебе все равно, чем заниматься? – удивился Кианго.

Тот пожал плечами.

— Я автомеханик. Могу ремонтировать. Крутить гайки. В армии я тоже был механиком. В Джибути я отремонтировал мотор американского катера. Мне дали двести долларов.

— Значит, ты просто найдешь работу, будешь жить, и все?

— Про остальное не надо говорить, — ответил сомалиец.

— Не вздумай заняться пиратством, — предупредил его Торин, — Здесь тебе не там.

— Я не пират. Пираты в Пунте, на востоке. Хафун, Мудуг, Нугал. А я с юго–запада.

— Он про другое, — предположил Динго.

— Да. Я про другое. Через ваш океан идет много путей. Аллах справедлив. Может быть, я встречу кого–то. Здесь не там. Это хорошо.

— Если устроишь над кем–то самосуд, то у тебя будут проблемы, — предупредил Эрче.

— Меня накажут за самосуд над мусульманином, над исламистом, как здесь говорят?

— Да, или в тюрьму или на каторгу на несколько лет. Сам выберешь, сидеть или работать.

Бимини издала резкий свист. Шкипер подошел к ней и посмотрел на экран.

— Так… Так… Изнасилование и зверское убийство… Так и написано: зверское. 5 тысяч американских долларов тому, кто… Живым или мертвым… И что ты об этом думаешь?

— Хрен его знает, — сказала она, внимательно глядя на сомалийца.

— Поднимись в контейнер, — предложил тот, — Дальняя машина слева. Ищи под накладкой между рулевой колонкой и фарой. Маленький пакет. Как кошелек.

— Лучше это сделаю я, — сказал Динго, передавая ей автомат.

— Ладно. Только осторожнее там.

Анвар пристально посмотрел на нее и на оружие в ее руках.

— Ты такая молодая… Ты уже стреляла в людей?

— Нет, — ответила Бимини, — но попасть в тебя легче, чем в мишень. Никаких проблем.

— Тебе хочется меня убить?

— Нет, — снова сказала она, — И, пока ты выполняешь правила, я в тебя не выстрелю.

Жанна оглянулась на девчонку, и с полной ясностью поняла: если что, та выстрелит без колебаний. Как по мишени. «Где ее этому учили? — подумала канадка, — В школе? Или это особое королевское воспитание? Нет, вряд ли особое. Ни Эрче, ни Торин не удивились ее ответу. Видимо, здесь такое отношение к убийству в порядке вещей…».

Из контейнера появился Динго.

— Порядок! – сообщил он и помахал в воздухе пластиковым конвертом – А что внутри?

— Фото, — сказал сомалиец, — Больше ничего.

— Хэх… Действительно… Это что, та самая девушка?

— Да.

— А что значит эта надпись?

— Прочти… Хотя, ты наверное, не читаешь на арабском.

— Дай–ка, — Эрче взял у Динго фото, и прочел вслух, — «Ana khebek enta Anvar». Если бы я еще помнил слова… «Ana», кажется, значит, «я» , а «enta» — «ты». Типа, я и ты…

— Эта фраза есть в любом разговорнике, — сказала Жанна, — Она значит: «я люблю тебя».