Перстень Дарины - Александра Девиль

И однако же, поселившись в Суроже, я стал с невольным волнением замечать на улицах русичей, которые нередко там бывали. Один из этих русичей, купец Харитон, зимовал в Суроже, даже приходил в нашу корчму и проиграл мне изрядную сумму денег, но обещал вернуть долг в начале лета, вернувшись с новым караваном. Я знал, что этот караван будет сопровождать толмач Калиник и что там будут купцы из Галицко-Волынского княжества. Мне хотелось непременно встретиться с ними и расспросить про боярина Карпа Ходыну и его жену. Наместник еще неделю назад велел мне ехать в Кафу, а я все тянул время, ждал прибытия каравана.

Но впрочем, на что я надеялся, чего хотел? Узнать, что ты несчастлива с моим братом, а потом неожиданно нагрянуть и убить его? Может, такие мечты и бродили где-то в темной глубине моих помыслов, но я не давал им хода, подавлял в зародыше. Как бы я ни ненавидел Карпа, но убить брата не смог бы.

Я мучился, колебался, коротая время за вином и игрой, как вдруг появилась ты. Когда ты бросилась к Антонию и покрывало упало с твоей головы, я узнал тебя окончательно. Потом ты лишилась чувств и я отнес тебя в опочивальню, а своим людям приказал не тревожить меня всю ночь. Они, конечно, решили, что я просто хочу позабавиться с красивой невольницей.

Я положил тебя на кровать и стал разглядывать твое лицо, которое показалось мне еще прекрасней, чем в юности. Я ждал и боялся той минуты, когда ты придешь в себя и наши взгляды встретятся. Мне хотелось, чтобы ты меня узнала — ведь это означало бы, что в твоем сердце жива память обо мне. И, вместе с тем, я не хотел быть узнанным сразу, чтобы под личиной Фьяманджело выведать у тебя всю правду о твоей жизни. И все случилось именно так, как я хотел: ты узнала — и не узнала меня. Я дал тебе расслабляющего напитка, и скоро ты рассказала мне достаточно, чтоб я почувствовал себя почти счастливым. Я узнал, что моя мать жива, что ты давно овдовела, что Зиновий тебя оклеветал, а до этого предал меня. Чем больше я узнавал и чем дольше смотрел на тебя, тем сильнее мне хотелось твоей любви.

Но я не мог открыться тебе до конца, потому что в прежнем Антоне ты видела лишь друга и брата, а не мужчину.

Мне же хотелось предстать перед тобой в новом обличье и пробудить в тебе страсть, о которой прежний послушник не мог и мечтать. Вот почему я удерживал тебя в неизвестности, заставляя думать, что мое сходство с Антоном случайное. И я знаю, в ночь нашей любви ты была уверена, что рядом с тобой — «Огненный ангел», Фьяманджело, а не прежний кроткий агнец Антон.

— Но ты и утром… только что… почему-то не спешил выводить меня из заблуждения, — пробормотала Дарина, невольно опуская глаза под его пристальным горячим взглядом.

— Да, не спешил, хотел узнать о тебе побольше. Но не выдержал и выдал себя, когда услышал, что у нас есть сын. Дорогая моя… Ведь я давно жил без всякой надежды на счастье, жил словно по привычке и даже не боялся смерти, шел напролом навстречу опасностям, а все почему? Нет, не от великой храбрости. А просто я уже не верил, что моя жизнь когда-нибудь вновь обретет для меня ценность. Но случилось чудо — и вот я снова люблю жизнь и верую еще сильней, чем в юности.

— Чудо? — Дарина улыбнулась и нащупала под платьем кольцо-оберег. — Теперь я точно знаю: никогда нельзя думать, что все утрачено навеки и непоправимо, ибо «все разрушится — и все восстановится, и еще не раз». Недаром древние говорили: «Пока дышу — надеюсь». Так и на твоем обереге написано.

— На моем обереге? — удивился Антон. — О чем это ты?

— А вот о чем. — Дарина вытащила из-за пазухи кольцо, сняла его с цепочки и надела на мизинец Антона. — Носи его, оно твое по праву. Это кольцо твой дед отдал твоей бабке в страшное время, когда вокруг них рушился великий Царьград.

— Ничего не понимаю… — Антон повертел кольцо в руках, прочел латинскую надпись. — Оба моих деда и обе бабки давно умерли, и они никогда не бывали в Константинополе.

— Порою мы мало знаем о себе и своих корнях, — вздохнула Дарина. — Но послушай эту историю с самого начала. Когда-то давно, почти шестьдесят лет тому назад, киевская боярыня Елена была выдана за знатного грека и увезена в Константинополь. Вскоре на город напали крестоносцы. Многие греки погибли, в том числе и муж Елены. Она бы и сама могла погибнуть или подвергнуться надругательству, но ее спас один юноша-генуэзец. Елена никогда не любила мужа, но страстно влюбилась в своего молодого спасителя и была с ним близка. Потом они расстались, и скоро она узнала о гибели своего любовника. Елене чудом удалось спастись, она вернулась на родину и там в положенный срок родила мальчика. Все думали, что этот ребенок от ее мужа, и только она знала, что маленький Михаил — это плод ее запретной любви. Прошли годы. Михаил вырос, стал священником — и вдруг встретил женщину… молодую красивую боярыню, которая была замужем за одним грубым и подлым человеком и была очень несчастлива. Священник и боярыня полюбили друг друга.

— Ты хочешь сказать, что… — пробормотал Антон, глядя на нее расширенными от удивления глазами.

— Да. Когда я рассказала боярыне Ксении, что отец Святослава — не Карп, а ты, она тоже открыла мне подобную тайну, которую хранила всю жизнь. Может, потому она и любила тебя сильнее Карпа, что ты унаследовал доброту и благородство своего истинного отца.

— Какое сплетение судеб!.. — Антон потер лоб и немного помолчал, осмысливая услышанное. — Женщина, война и тайна… Значит, это кольцо…

— Возлюбленный отдал его Елене и сказал, что оно укрепляет силы и дает надежду даже в самые трудные минуты жизни. Сын Елены погиб во время татарского разгрома в Переяславле, и она корила себя, что не заставила его надеть кольцо, которое, может быть, послужило бы ему оберегом. У Елены не осталось в живых никого из родственников, но она была крестной матерью моей мамы и перед смертью отдала это кольцо своей крестнице. Мама хотела отдать его мне в день моего шестнадцатилетия, до которого оставался месяц, когда меня похитили разбойники. Мама потом, как и Елена, не могла себе простить, что раньше не отдала мне кольцо, которое, как она верила, могло бы меня уберечь. Когда я вернулась вместе с Карпом и он принудил меня к замужеству, мама рассказала мне историю этого кольца, и с тех пор я носила его на цепочке у себя на груди. Не знаю, в самом ли деле оно волшебное, но бывали минуты, когда меня охватывало отчаяние, и тогда я вспоминала об этом кольце — и находила в себе силы надеяться налучшее. Хотя, может, все волшебство оберегов в том, что мы просто верим в них, а силы-то находим в своей душе?.. — Дарина, улыбнувшись, снова надела кольцо на палец Антона. — Теперь ты будешь носить его, а когда подрастет Святослав, передашь ему. Подумать только, целых семь лет ты был вдали от дома и не думал, что тебя там кто-то ждет! А мы с твоей матерью тоже страдали без тебя. И Святослав, чем старше становился, тем чаще спрашивал об отце. Но теперь, наконец, ты знаешь, что тебе есть куда и к кому возвращаться! Бог награждает нас за все наши страдания! Ведь это счастье, счастье и великое чудо!