Новый год по новому стилю (СИ) - Горышина Ольга

       — Хочу? — почти возмутилась я. — Вообще-то это обязанность поговорить с врачом. Твоя обязанность. Ты — сын.

       — А ты?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

       Вместо ответа между нами встала тишина — ледяная.

       — А я никто. Тебе это наглядно продемонстрировали на вахте. Кирилл, ты понимаешь, что за ним нужен присмотр? Постоянный.

       — То есть ты считаешь, что я должен жить с ним? И на работу не ходить?

       — Отчего же? Он не лежачий больной. Он просто никогда не жил один. Ему надо готовить, за ним надо убирать. Именно это делала всю жизнь твоя мать, а потом я. Ты хочешь, чтобы я платила сиделке?

       Да, я пришла к такому мнению — нам нужна женщина, которая заменит бабу Таню. Другого варианта нет. Только что делать с квартирой?

       — А ты у нас теперь богатая? За все платишь?

       Я сжалась — и внутренне, и внешне — нет, я не собираюсь ругаться. Я собираюсь помочь: Александру Юрьевичу и своей совести.

       — Я давно за все сама плачу. Дай пройти. Меня ждут. Об остальном поговорим потом.

       В палате было шесть человек. Воздух пах стариками. Кровать дедушки Саши стояла под окном, и я надеялась, что его не открывают зимой.

       — Здравствуйте, Александр Юрьевич!

       Я позвала тихо, заметив, что некоторые соседи спят. Кто под капельницей, кто просто так. Или дремлют. И я никому не хотела мешать.

       Мой бывший свекр поднял голову и улыбнулся: никакого удивления моему появлению он не выказал. По всей вероятности, Кирилл предупредил, что я жду в коридоре.

       — И зачем ты пришла? У тебя дела поважнее сейчас. А у меня все хорошо.

       Ответил так быстро, словно выгонял. А я присела на край кровати, не найдя стула и взяла его за руку — вернее тронула пальцы руки, в которой была игла. Именно эта рука лежала вдоль кровати, и мне не надо было никуда тянуться.

       — Я должна была убедиться лично, что с вами все нормально. И сказать об этом Любе.

       — Как она там? — почти перебил меня свекор.

       — Хорошо. Там двое мальчишек чуть ее старше и боевая мама. Ей хорошо. Но она ждет платье от деда Мороза. Мы собирались завтра за ним заехать, — добавила я с горечью, извиняясь за свое не нарочно плохое поведение. — Ну как же вы так, Александр Юрьевич?

       — Да вот, не знаю… Все лекарства принимал… А вот… Да, Лизавета, меня спас твой коньяк… Доктора со скорой мне дали выпить рюмочку перед дорогой…

       Я снова сжала пальцы старика — все еще осторожно, но более чувствительно.

       — Давайте, держитесь! Ради Любы. Ей нужен здоровый дедушка… Обещаете не болеть? — спрашивала я уже через надкусанные губы, стараясь сдержаться.

       Он обещал, а я не сдержала данное себе обещание быть сильной. Расплакалась, как только вышла из палаты. Кирилла, к счастью, рядом не оказалось. Но я нашла, у кого спросить про встречу с врачом. Я даже врача нашла и со мной поговорили. Действительно ничего страшного: сердце сильное, давление высокое, подлечат и отпустят. Но одного оставлять опасно. Возраст. Сами понимаете…

       Да, я все понимала, но не понимала, что делать и как быть… Чтобы всем стало хорошо. Такое возможно вообще на этой планете? Чтобы хоть кому-то было хорошо…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

       Глава 7.2 "Сами с усами"

       — Его надо перевести в другую больницу. Ему нужна отдельная палата. Надо нанять сиделку…

       Конечно, Вербовы лучше меня знали, что делать с отцом Кирилла и со всей моей ситуацией… Они только свои проблемы за столько лет не сумели решить. И их главная проблема молча сидела сейчас с краю стола, согнувшись в три погибели над остывшей послеобеденной чашкой чая, и вдруг Гриша вскочил:

       — Уже поздно, нам пора!

       — Куда? — вопрос задала Елена Владимировна, но готова была задать и я, но Гриша смотрел на молчащего и смотрящего исподлобья отца.

       — Да я Любе пообещал забрать подарок из-под елки, да и завтра у нас дел невпроворот.

       — Знаем мы ваши дела! — процедил сквозь зубы Антон Сергеевич, и даже я вспомнила, что завтра прилетает мать Ульяны.

       — Любе лучше здесь! — отрезала Елена Владимировна, явно думая о том же. — Вы же в больницу ее не думаете брать?

       — Я лучше знаю, что нам лучше! — огрызнулся Гриша.

       Я понимала, что его надо взять за руку, но сидела слишком далеко, чтобы сделать это незаметно. Впрочем, как и другие, боялась обжечься. Воздух вокруг Гриши искрился и даже щелкал. Я вскочила. И со мной поднялся из-за стола хозяин дома, но вот его жена успела схватить за рукав джемпера.

       — Если им будет нужно, они привезут нам ребенка, — выдала Елена Владимировна на одном дыхании.

       — Конечно, конечно, — поспешила я заверить хозяев, кивая так, что голова могла и отвалиться.

       Гриша стиснул мне руку только на лестнице — до этого я наступала ему на пятки, точно конвой.

       — Нам нужно убраться отсюда, покуда за нас все не решили и не сделали. Мы сами со всем разберемся, верно?

       — Гриша, разбираться не с чем…

       — Лиза, я слышу тебя, — сказал он уже за закрытой дверью комнаты, где мы спали. — Очень хорошо слышу, — а чтобы я не слышала его, закрыл мне уши ладонями. — Мы позаботимся об Александре Юрьевиче, даже если Кирилл откажется это делать. Я не хочу, чтобы у тебя болела об этом голова. Если ничего не образуется само собой, я все образую, — изрек он образцовую языковую глупость.

       — Только не образовывая Каменцева, ладно?! — сделала я Гришину глупость еще большей.

       И он почти зарычал, когда затряс головой прямо перед моим носом.

       — Ненавижу эту фамилию… Лиз, ты разрешишь мне дать Любе свою фамилию?

       Во мне снова все сжалось против воли и здравого смысла. Здравый смысл как раз должен был быть на стороне Гриши.

       — Гриша, это…

       — Это правильно! — повысил он голос. — Когда в семье не путаешься в фамилиях — это правильно. Ты же не думаешь брать девичью?

       — А ты?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

       Он зажмурился и засмеялся. Нет, не в голос — просто улыбнулся.

       — Любовь Мороз, Елизавета Мороз… Неа… Не звучит…

       Я провела ладонью по его щеке. Шершавой — с утра у него не было времени побриться.