Сравнительный анализ политических систем - Чарльз Эндрейн

Человеческий потенциал

Индекс, разработанный в рамках Программы развития ООН, трактует человеческое развитие как обеспечение каждому человеку растущих возможностей индивидуального выбора. Согласно этой трактовке, люди могут наилучшим образом реализовать свой человеческий потенциал при достижении высокого уровня реальных (защищенных от инфляции) доходов, получении высшего образования и высокой средней продолжительности жизни. Данные, собранные в течение 1990 г., показывают, что верхнее положение занимают индустриальные капиталистические страны, в которых господствуют согласительные системы. Из 170 стран мира согласительные системы заняли 25 первых мест. Наиболее высокими оказались показатели Японии, Канады, Норвегии, Швейцарии и Швеции. С точки зрения таких показателей, как половая принадлежность и распределение доходов, на первых местах по уровню человеческого развития оказались эгалитарные социал–демократические нации Швеция и Норвегия. За этими капиталистическими согласительными системами следовали восточноевропейские государства, в которых ранее доминировали бюрократические авторитарные режимы, включая такие индустриальные страны, как Чехия, Венгрия и Балтийские страны (Литва, Эстония и Латвия), Россия, Беларусь и Болгария. Из числа развивающихся стран наивысшего индекса человеческого потенциала достигли согласительные системы Барбадоса, Кипра, Уругвая, Тринидада и Тобаго, а также Багамам. Далее следуют новые развивающиеся капиталистические страны, такие, как Сингапур, Аргентина, Венесуэла, Мексика и Бразилия; в этих странах шла борьба за господство между сторонниками согласительной и бюрократической авторитарной систем. Элитистские мобилизационные системы типа Кубы и КНДР отстают от Южной Кореи и Коста–Рики. Замыкают таблицу бедные аграрные бюрократические авторитарные страны, расположенные в Субсахарской Африке, Мал и, Нигерия, Буркина–Фасо, Сьерра–Леоне и Гвинея. Отличаясь персоналистской системой правления, слабой государственностью и экономикой, характерной для натурального хозяйства, эти территории не имели достаточных ресурсов для выработки политики, способной обеспечить высокие реальные доходы, всеобщую грамотность и большую продолжительность жизни[192].

На уровень человеческого развития влияет и государственная политика. Нации, характеризующиеся высоким равенством в доходах, имеют более здоровых и образованных граждан, чем общества, находящиеся на том же уровне развития экономики, но с меньшим равенством. В число таких стран входят скандинавские согласительные системы (Швеция, Норвегия, Финляндия), бывшие бюрократические авторитарные государственно–социалистические системы (Чехия, Венгрия, Монголия), государственно–капиталистические бюрократические авторитарные режимы (Сингапур, Тайвань) и элитистские мобилизационные системы (КНДР, Куба). Правительства этих стран добились равного доступа к народному образованию и здравоохранению. В отличие от них жители территорий, расположенных в Субсахарской Африке — региона с самыми низкими доходами и слабыми государствами, — имели меньше возможностей для посещения школ. Заботу о здоровье проявляли семья, церковь и частные доктора, а не правительства. Ассигнования на здравоохранение составляли обычно менее 2% совокупного национального продукта. Сельская беднота — крестьяне, торговцы, ремесленники — не имели ни медицинской страховки, ни денег для посещения поликлиник. Лечение болезней доминировало над профилактикой. Правительственные чиновники не желали делать ассигнования на программы здравоохранения и образования. Вследствие этого в Африке наблюдались высокая детская смертность, малая средняя продолжительность жизни и низкий уровень грамотности[193].

Заключение

Немногие политические системы способны одновременно соблюдать права человека и обеспечивать быстрый экономический рост, равенство в доходах и высокий уровень человеческого развития. Из теорий структурного развития наибольший оптимизм относительно одновременного достижения всех этих целей вызывает модернизационная. Это мнение основано отчасти на опыте западноевропейских, североамериканских и японских согласительных систем в период после второй мировой войны. В 1950—1973 гг. эти страны переживали свой «золотой век». Люди получили гражданские свободы, высокие темпы экономического роста, большое равенство в доходах и общедоступность образования и здравоохранения. Теоретики модернизации, пользовавшиеся наибольшим влиянием в 1950—1960 гг., полагали, что экономический рост и плюралистическая демократия способны взаимоусиливаться. Увеличивая «экономический пирог», демократические лидеры получают средства для уменьшения неравенства. Однако к середине 70–х годов темпы роста пошли на убыль. Росла безработица. Спад в обрабатывающих отраслях и компьютерная революция восстановили неквалифицированных рабочих против технических элит — технократов, менеджеров, администраторов, промышленников и специалистов по информатике, стимулировавших рост экономики. Наибольшее неравенство наблюдалось, в частности, в Великобритании и Соединенных Штатах.

По сравнению с промышленно развитыми согласительными системами большинство восточноевропейских государственно–социалистических экономик развивающихся стран оказалось в 80–е годы в менее благоприятной экономической ситуации. По всей Восточной Европе снизились темпы роста, усилилась инфляция и увеличилось неравенство в доходах. По мере перехода социалистических режимов к смешанной рыночной экономике проблемы углублялись. У правительств становилось все меньше средств для государственных ассигнований на образование и здравоохранение. С еще большими трудностями столкнулся «третий мир», в частности Латинская Америка и Африка[194]. Везде, за исключением Азии, ВНП на душу населения был меньше в 80–е, чем в 70–е годы. Наблюдался всплеск инфляции и безработицы. В результате расширилась пропасть между богатыми и бедными. Этой тяжелой ситуации избежала лишь Азия, в частности Китай, Южная Корея, Тайвань, Гонконг и Сингапур. В этих странах не произошло резкого роста процентных ставок, увеличения торгового дефицита и оттока капиталов, как в Латинской Америке и Африке. В поиске путей разрешения проблем развития бюрократические авторитарные режимы боролись с согласительными лидерами за господство над процессом проведения политики. За исключением одного–двух оплотов социализма, таких, как Северная Корея, по мере того как нации вливались в мировую капиталистическую систему, элитистские мобилизационные системы теряли влияние.

В конце XX в. перспективы быстрого достижения социального прогресса с помощью политических систем остались отдаленными. Все системы, к какому бы типу они не относились, демонстрируют несовпадение намерений и реальных результатов. Политическое развитие едва ли принесло людям рай земной. Элитистские мобилизационные системы разочаровали революционеров в возможности осуществления своих утопических мечтаний. Бюрократические авторитарные чиновники отказались от любых шагов для создания «рая», а большинство согласительных лидеров на время отложило решение этой проблемы. Но при любой политической системе люди продолжают надеяться на такую государственную политику, которая принесет им больше прав, экономическое изобилие и обеспечит развитие личности.

Примечания

1

В издательстве «Весь Мир» вскоре выйдет в свет Оксфордский толковый словарь «Политика».

2

Dharam Ghai and Cynthia Hewitt de Alcantara, «The Crisis of the 1980s in Sub Saharan Africa, Latin America, and the Caribbean: Economic Impact, Social Change and Political Implications», Development and Change!! (July 1990): 389–426.

3

Robert A. Dahl, After the Revolution? Authority in a Good Society, rev. ed. (New Haven, CT: Yale University Press, 1990), 80. See also Robert A. Dahl, «Why Free Markets Are Not Enough», Journal of Democracy 3 (July 1992): 82—89.

4

Immanuel Wallerstein, «Capitalist Markets: Theory and Reality», Social ScienceInformation 30 (September 1991): 371.

5

James Petras, «Global Transformations and the Future of Socialism in Latin America», New Political Science, nos. 18–19 (Winter 1990): 181–93. See also Haldun Gulap, «The State and Democracy in Underdeveloped Capitalist Formations», Studies in Political Economy, no. 32 (Summer 1990): 145–66.

6

See Robert A. Dahl, «Governments and Political Oppositions», in Handbook of Political Science, vol. 3, ed. Fred 1. Greenstein and Nelson W. Polsby (Reading, MA: Addison–Wesley, 1975), 118–22; Robert A. Dahl, Democracy and Its Critics (New Haven, CT: Yale University Press, 1989).

7

Согласно Йозефу Шумпетеру (Joseph A. Schumpeter, Capitalism, Socialism and Democracy, 3d ed. New York: Harper and Row, 1950), 269. «Демократический метод — это такой институциональный способ принимать политические решения, при котором право решать индивиды приобретают в результате конкурентной борьбы за голоса избирателей». Критику данной Шумпетером формулировки взаимодействия между капитализмом и демократией см.: David Beetham, «Four Theorems about the Market and Democracy», European Journal of Political Research 23 (February 1993): 187–201.