Убить Мертвых (ЛП) - Кадри Ричард

— Ни за что, приятель. Никаких копов, и никаких проповедников.

— Хоть в этом мы согласны. Опусти голову, и ни звука.

Двери по бокам фургонов Стражи отъезжают в сторону, и они устраивают большое шоу по выводу своей армии. Там дюжина ревностных людей в чёрном. Никто из них не держит оружия, но у всех отчётливые выпуклости курток, говорящие о том, что они упакованы. Крупнокалиберная артиллерия остаётся в фургонах.

Я узнаю тех двоих охранников на воротах, которых видел несколько дней назад. Я устроил Дремлющему, Рею, экскурсию на американских горках по Даунтауну. Большинство других я узнаю по тому времени, когда Уэллс вышвырнул меня из своего клуба и вычеркнул из платёжной ведомости Стражи. Даже маршал Джулия здесь, хотя выглядит так, словно предпочла бы оказаться на плавучей льдине на реслинге с белыми медведями.

Уэллс стоит впереди, сложив руки за спиной, доморощенный Наполеон.

— Оставайся на месте, Старк. Положи руки за голову и отойди от машины.

— Ты меня арестовываешь?

— Охрененно уверен в этом, малыш.

— За что?

— Общий долбоебизм перед лицом Господа и разума.

— Знаешь, то, что ты влюблён в того ангела, прячущегося в твоём фургоне, совсем не означает, что ты должен быть её обезьянкой на цепи.

Он качает головой.

— Слыхал истории о Гуантанамо? У нас есть тайные тюрьмы в Арктике, по сравнению с которыми Гуантанамо — пентхауз в «Белладжио»[319].

— Континентальный завтрак включён в стоимость?

Аэлита выходит из фургона в зелёное флюоресцентное освещение стоянки. В этом безжизненном свете все похожи на трупы. Лишь Аэлита выглядит живой. Похоже, дрожащий флюоресцентный свет не оказывает на неё влияние, как на остальных нас. Он как бы обтекает её, позволяя казаться более живой и похожей на человека, чем кто-либо на стоянке.

— Добрый вечер.

— Ничего доброго. Ты случайно не заметила, через что мы только что проехали? Зачем вы играете со мной в игры, когда вашим войскам и огневой мощи следует выжигать этих Бродячих?

— Лос-Анджелес больше не наша забота. С этими заблудшими душами будет иметь дело Бог Или не будет.

Она заговорщически мне подмигивает. Мне кажется, что не будет.

— Теперь каждый сам за себя? Должно быть, я пропустил эту Заповедь. Зачем ты послала за мной тех Лакун? Они едва не порезали мою подругу.

— Кем бы ни была та подруга, уверена, она это заслужила. И я не отправляла за тобой никаких големов. Маршал Уэллс был достаточно любезен, чтобы поместить на тебя жучок, но это всё. Поверь, если бы я кого и послала, то не для того, чтобы припугнуть тебя.

Она говорит правду. Я не могу читать ангелов, как гражданских, но ангел внутри меня может, и он не фиксирует никакой лжи. Итак, кто же хотел, чтобы я перестал делать то, что делаю? Кабал? Аки? Его мама или кто-то, работающий на неё? Возможно. А может, это люди Бриджит хотят, чтобы я не лез в их дела. Чёрт, Фиона и Трейси могли переговорить с кем-то из других нянек зомби. У всех есть причины не желать подпускать меня слишком близко к Учёным. Не то, чтобы действительно стоило волноваться насчёт этого. Кабал уже мёртв. У Аки, Коралин или кто бы ещё это ни был, не будет другого шанса устроить на меня засаду. Сегодня ночью всё заканчивается. Все долги оплачены. Все счета закрыты. Сегодня конец чьего-то мира. Если моего, то будет весьма неприятно.

Уэллс поворачивается к кому-то из своей команды.

— Маршал Сола, арестуйте этого человека.

Маршал Джулия выглядит ещё более смущённой. Но лезет под куртку и достаёт наручники.

Аэлита качает головой.

— Нет. Мы это уже обсудили. Мы не будем этого делать. Не с ему подобными. Он ходячая ересь. Мерзость, и всё, где он находится или куда его помещают, поражает порча, даже тюрьму. Убейте его.

Уэллс с минуту смотрит на неё, потом на меня. Он поворачивается к своим людям и слегка кивает. Внезапно я уже гляжу на стволы уймы пистолетов.

— Ты забыла, о чём мы говорили несколько месяцев назад за донатсами? Об аварийном выключателе и Митре?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Она кивает.

— Да, если ты умрёшь, Митра вырвется на волю и предаст огню всё мироздание. Я помню. И знаю, что ты лжёшь. Ты слишком привязан к этому миру, чтобы дать этому случиться.

— Глупая сука, ты собираешься убить всех в Лос-Анджелесе, потому что слишком хороша, чтобы помочь им? Сколько это Смертных Грехов? Гордыня. Гнев. Алчность. Может, и Зависть тоже?

Аэлита отворачивается от меня. Я делаю пару шагов в её сторону, и пуля распарывает мне правую руку. Это лёгкая месть Рея, Дремлющего. Я гляжу на него, и, кажется, он удивлён не меньше остальных, что выстрелил. Без устного приказа остальные маршалы не уверены, должны ли последовать его примеру.

Пуля Рея всего лишь прошла по касательной. Она содрала изрядно кожи в районе дельтовидной мышцы. При поверхностных ранениях могут быть разорваны множество нервов, и в девяти случаях из десяти боль сильнее, чем при смертельных выстрелах. Конкретно эта рана жжёт, словно прижатая к моей руке от плеча до запястья раскалённая проволока. Мне неприятно это признавать, но боль застаёт меня врасплох. Она приходит достаточно быстро, чтобы я рефлекторно закрыл глаза, когда она наносит удар. Я не вижу, как Аэлита поворачивается к своим людям, но слышу её голос.

— Вы Золотая Стража. Святые Крестоносцы на задании Небес. У вас нет причины или права колебаться. Убейте Мерзость.

Меня поражает её голос, а не угроза. Некая глубокая и вневременная уверенность её тона. Как будто она озвучивает мою смерть со дна колодца на другом конце галактики в миллиард миль глубиной. Когда она велит маршалам убить меня, в действительности она отдаёт приказ убить этот мир. Она ангел. Она видела, как приходят и уходят звёзды и миры. Мы просто живущие на этой планете мухи-однодневки. Может быть, люди действительно созданы по образцу и подобию Господа. От этого нас труднее убить, но и приятнее. Ангелы жаждут мести. Всё сущее жаждет мести, даже если просто за страдание бытия. Звук смертного приговора мне и всему, что я когда-либо знал, о чём заботился или ненавидел, грохоча и лязгая в моём черепе, становясь интенсивнее с каждой секундой, вбирая в себя вес всех эпох, потребовавшихся, чтобы добраться от Большого Взрыва до моих ушей, обрушивается на меня. Господь взял на себя такие хлопоты, создав Вселенную, ангелов, звёзды и этот мир лишь для того, чтобы убить нас. Элис, меня и всех остальных.

Даже ангелы жаждут мести. Всё сущее жаждет мести.

В тот момент, как выкристаллизовалась эта мысль, Аэлита побеждает. Солнечные ветры и замораживающий пустоту между звёздами смертоносный вакуум выдувают остатки Старка. Он падает во тьму. Он не издаёт ни звука. Он не удивлён. Он предвидел, что этот момент настанет. Падая, он не сводит с меня глаз. Это последнее, что я вижу от него, отражающийся в его глазах свет, когда они переходят от белых сфер к остриям булавок, и далее в ничто. Затем он исчезает, и я остаюсь один.

Остался лишь ангел. Людям здесь не место.

Мои глаза всё ещё закрыты. Мир наэлектризовался. Я слышу шорох ткани и растяжение мышц и сухожилий, когда маршалы меняют позы. Страх в их сердцебиении и дыхании сменяется покорностью. От их пальцев словно волны в пруду расходится рябь, когда они увеличивают давление на спусковые крючки пистолетов. Металл движется по смазанному металлу. Мышцы их рук напрягаются. Они уже предвкушают взрывы, когда пистолеты выстрелят. Звук. Вспышку выстрела. Отдачу. Приятный запах кордита.

Я не злюсь и не беспокоюсь. Время медленно и холодно, и оно никогда не останавливается. Что должно случиться, то случится, и ничто этого не остановит.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Моя рука пылает, и этот жар пульсирует до самой кости.

Я слышу грохот взрывов, когда маршалы открывают огонь.

Я не боюсь. Я наблюдаю всё происходящее со дна колодца на другом конце галактики в миллиард миль глубиной.

Боль в руке заставляет меня согнуться пополам. Я горю заживо.