Путеводитель по классике. Продленка для взрослых - Александр Николаевич Архангельский

вроде «Ринальда Ринальдина», разбойника из романа X. Вульпиуса, и конечная цель его – увезти губернаторскую дочку при содействии Ноздрева. Чичиков на глазах читателя из «реального» персонажа романа превращается в героя фантастических слухов. Чтобы усилить эффект, Гоголь «насылает» на Чичикова трехдневную простуду, выводя его из сферы сюжетного действия. Теперь на страницах романа вместо Чичикова действует его двойник, персонаж слухов. В главе 10-й слухи достигают апогея; для начала сравнив Чичикова с разбогатевшим жидом, затем отождествив его с фальшивомонетчиком, жители (и особенно чиновники) постепенно производят Чичикова сначала в капитаны Копейкина, затем в беглые Наполеоны и чуть ли не Антихристы.

Чичиков выздоравливает и, вытеснив за пределы романа своего «двойника», никак не возьмет в толк, почему отныне его не велено принимать в домах чиновников. Ноздрев, без приглашения явившийся к нему в гостиницу, разъясняет, в чем дело. Принято решение рано утром выехать из города. Однако, проспав, Чичиков к тому же должен дожидаться, пока «кузнецы-разбойники» подкуют лошадей (гл. 11). И потому в момент отъезда сталкивается с похоронной процессией. Прокурор, не выдержав напряжения слухов, умер и тут все узнали, что у покойника были не только густые брови и мигающий глаз, но и душа. Метафора «мертвой души» сатирически сгущается, тема всеобщего омертвения достигает высшей точки своего развития. Чичикову больше нечего делать в пространстве 1 – го тома, чей событийный и смысловой сюжет развязан.

Герой и композиция романа. «Мертвые души», связанные жанровыми нитями с романом-странствием, плутовским и нравоописательным «помещичьим» романами, тяготеющие к «малому эпосу», в то же время композиционно должны были повторить «конструкцию» «Божественной комедии» Данте. В 1 – м томе, по аналогии с «Адом», главный герой круг за кругом погружается в глубины провинциальной российской жизни. Он наблюдает «результаты» человеческого грехопадения – от безобидного Манилова до Плюшкина, почти утратившего человеческий облик, и омертвевших чиновников, которых при их жизни невозможно заподозрить в наличии души. Но 1-й том «Мертвых душ» столько же повторяет концентрическую композицию «Ада», сколько и переворчаивает ее. Каждый последующий знакомец Чичикова по-своему хуже предыдущего, но при этом – масштабнее, сильнее, ярче, а значит – живее.

В Манилове нет ничего, кроме «безгрешной» пустоты, а потому он не связан ни с прошлым, ни с будущим. А «расчеловечившийся» Плюшкин наделен подробнейшей биографией, из которой становится ясно, каким образом мудрая скупость превратилась в неутолимую страсть и поглотила его почти без остатка. В самой нижней точке «падения» находится сам Чичиков, поэтому его биографии, его «предыстории» посвящена вся финальная глава 1-го тома (гл. 11). Чичиков с кучером Селифаном и слугой Петрушкой, от которого всегда исходит запах «жилого покоя», едет в неизвестность, а перед читателем разворачивается вся «кисло-неприятная» жизнь героя.

Рожденный в дворянской семье (столбовое или личное дворянство было у родителей Чичикова – неизвестно), от матери-пигалицы и от отца, мрачного неудачника, он сохранил от детства одно воспоминание – «снегом занесенное» окошко, одно чувство – боль скрученной отцовскими пальцами краюшки уха. Отвезенный в город на мухортой пегой лошадке кучером-горбуном, Чичиков потрясен городским великолепием (почти как капитан Копейкин Петербургом). Но перед разлукой отец дает сыну главный совет, запавший тому в душу: «копи копейку», и несколько дополнительных: угождай старшим, не водись с товарищами. Вся школьная жизнь Чичикова превращается в непрерывное накопление. Он продает товарищам их же угощение, снегиря, слепленного из воску, зашивает в мешочки по 5 рублей. Учитель, более всего ценящий послушание, выделяет смирного Чичикова; тот получает аттестат и книгу с золотыми буквами. Но когда позже старого учителя выгонят из школы и тот сопьется, Чичиков пожертвует на вспомоществование ему всего 5 копеек серебра. Не из скупости, а из равнодушия – и следования отцовскому «завету».

К тому времени умрет отец (не накопивший, вопреки совету, «копейку»); продав ветхий домишко за 1000 рублей, Чичиков переберется в город и начнет чиновную карьеру в казенной палате. Старательность ему не помогает; «мраморное» лицо начальника с частыми рябинами и ухабами – символ черствости. Но, сосватавшись к его уродливой дочери, Чичиков и здесь входит в доверие. Получив от будущего тестя «подарок» – продвижение по службе, тут же забывает о назначенной свадьбе («надул, надул, чертов сын!»).

Нажив было капитал на комиссии для построения какого-то весьма капитального строения (косвенно в этом фрагменте сюжета угадывается история с первоначальным проектом храма Христа Спасителя), Чичиков лишается всего из-за начавшегося преследования взяточничества. Приходится начать «новый карьер», на таможне. Долгое время воздерживаясь от мздоимства, Чичиков приобретает репутацию неподкупного чиновника – и представляет па начальству проект поимки всех контрабандистов. Получив полномочия, входит в сговор с контрабандистами и с помощью хитроумного плана обогащается. Но вновь неудача – тайный донос «подельника».

С огромным трудом избежав суда, Чичиков в третий раз начинает карьеру с чистого листа – в презренной должности присяжного поверенного. Тут-то до него и доходит, что можно заложить мертвые души в опекунский совет как живые; сельцо Павловское в Херсонской губернии маячит перед его умственным взором, и Чичиков приступает к делу.

Так конец 1 – го тома романа возвращает читателя к самому его началу; последнее кольцо российского ада замыкается. Но по композиционной логике «Мертвых душ» нижняя точка совмещена с верхней, предел падения – с началом возрождения личности. Перспектива 2-го и 3-го томов сулила ему «чистилище» сибирской ссылки – и полное нравственное воскрешение в итоге.

Отсветы этой славной сюжетной будущности Чичикова заметны уже в 1-м томе. Автор, словно оправдываясь перед читателем за то, что выбрал в герои «подлеца», тем не менее отдает должное непреодолимой силе его характера. Финальная притча о «бесполезных», никчемных русских людях, домашнем философе Кифе Мокиевиче, который кладет жизнь на решение вопроса, почему зверь родится нагишом? почему не вылупляется из яйца? – и о Мокие Кифовиче, богатыре-припертене, не знающем, куда девать силу, – резко оттеняет образ Чичикова – хозяина, «приобретателя», в котором энергия все-таки целенаправленна. Но еще важнее, что Чичиков, готовый ежеминутно размышлять о «крепкой бабенке», ядреной, как репа, о 200 000 приданого, при этом на самом деле тянется к юным, неиспорченным институткам, словно прозревая в них свою собственную утраченную чистоту души и свежесть. Точно так же Автор время от времени словно «забывает» о ничтожестве Чичикова и отдается во власть лирической стихии, превращая пыльную дорогу в символ общероссийского пути к «Храмине», а бричку косвенно уподобляя огненной колеснице бессмертного пророка Илии: «Грозно объемлет меня могучее пространство <…> у! какая сверкающая; чудная, незнакомая земле даль! Русь!»

Тем не менее Чичиков, каким он предстает в 1-м томе, это не столько будущий «Павел», сколько нынешний «Савл». Процитированный монолог Автора внезапно обрывается чичиковским окриком: «Держи,