БЕЛЫЙ РАБ - РИЧАРД ХИЛЬДРЕТ

Но тут подоспели остальные охотники с собаками, и вся эта масса обрушилась на Тома. Он не успел сделать и одного движения, как уже был связан по рукам и ногам.

Весь отряд вскоре собрался на месте, где произошло убийство управляющего. Самые ярые преследователи предлагали тут же немедленно покарать виновного и заставить его своей жизнью заплатить за жизнь Снапдрагона.

Но жажда похвастать своей добычей и прославиться совершенными подвигами одержала верх. Да кроме того, чтобы обеспечить за собой получение награды, необходимо было официально удостоверить личность пойманного негра. Поэтому было решено отказаться от несложной процедуры казни на месте, с возможной быстротой добраться до ближайшего поселка, где находились кое-какие судебные учреждения округа, и поместить пленников в тюремную камеру.

Мы находились как раз вблизи довольно значительного поселка, носившего название Эглингтон. Туда уже успели съехаться участники других отрядов. Охота у всех прошла не менее удачно. Чтобы добраться до тюрьмы, нам пришлось пробить себе путь сквозь сплошную массу людей всех цветов и оттенков - белых, коричневых и черных. Здесь можно было увидеть представителей любых сословий и званий, любого возраста - от плантатора, добротно одетого, прискакавшего на отличном коне, до совершенно голого негритенка, верхом на палочке с пронзительным визгом носившегося почти под самыми ногами лошадей.

Мы подъехали к тюрьме. Это было жалкое кирпичное здание с одной единственной камерой, площадью примерно в десять-двенадцать футов. Она освещалась окном, прикрытым решеткой. Оттуда исходил, разносясь на далекое расстояние, нестерпимый смрад. Камера была переполнена неграми, захваченными во время последней облавы. Среди них были и тяжело раненные, без разбора сваленные в эту темную яму, а также две белые женщины, обвиняемые в воровстве.

Пленникам предстояло пробыть здесь до тех пор, пока их хозяева не уплатят награды, обещанной за их поимку, и не внесут установленные на такой случай законом налоги и пошлины.

Победители, отдыхая от трудов, отпраздновали свою удачу при помощи обильных возлияний и поглотили изрядное количество виски и персиковой водки.

Тело управляющего было отнесено в таверну и положено на стол. Это мрачное зрелище постепенно довело ярость собравшихся до высшего предела.

Ввиду того что в камеру при всем желании нельзя уже было больше втиснуть хотя бы одного арестанта, обоих негров, захваченных последним отрядом, пришлось заковать в цепи и привязать к решетке тюремного окна.

С величайшим трудом подавляя охватившее меня волнение, я пробрался сквозь толпу, окружавшую пленников, и попытался приблизиться к тому, кто, как предполагали, был сам прославленный Том.

Я впился в него взглядом. Он страшно изменился, но я не мог не узнать так глубоко запечатлевшиеся в моей памяти черты моего старого друга и соратника, хотя с того дня, как мы расстались, и прошло двадцать лет.

С той самой минуты, как я увидел его привязанным к лошади среди буйной ватаги охотников и услышал рассказ о его подвигах, я в глубине души уже был убежден, что это может быть только Томас. И все же как страшно я был потрясен сейчас, увидев его так близко от себя.

Но было необходимо проявить внешнюю выдержку. Мне это удалось. По выражению моего лица, по нескольким негромко произнесенным словам, с которыми я обратился к нему, Томас понял, что я отношусь к нему с сочувствием. На мгновение взор его, с презрением устремленный в толпу и напоминавший взгляд закованного в цепи льва, смягчился, и он, с мольбой взглянув на меня, попросил дать ему хоть глоток воды.

Я обещал одному из находившихся поблизости негров полдоллара, если он принесет полную флягу воды. Но в ту самую минуту, когда раненый пленник своими закованными руками медленно подносил к губам драгоценную влагу, какой-то хорошо одетый белый джентльмен ударом палки выбил флягу из его рук и швырнул ее на землю.

Я не мог удержаться от нескольких слов протеста против такого варварства.

Человек с палкой на мои слова ответил потоком ругательств. Самым вызывающим тоном он спросил меня, кто я такой, что осмеливаюсь оказывать помощь этому проклятому чернокожему убийце, и, дав таким образом понять собравшимся, что я человек, здесь никому не известный, сразу поставил меня под угрозу расправы со стороны толпы.

Но тут неожиданно послышались яростные крики и вопли, доносившиеся со стороны входа в таверну и возвещавшие о начавшейся потасовке между двумя неполадившими группами. Драка у таверны на время отвлекла внимание толпы; около нас оставался только негр, который ходил за водой и теперь стоял в ожидании обещанного полудоллара. Я обещал ему дать еще столько же, если он наполнит вторую флягу. Он исполнил эту просьбу, и на этот раз моему бедному другу удалось утолить жажду. Напившись, он протянул мне пустую флягу, поблагодарив меня взглядом.

Как счастлив я был, что в эти тяжкие мгновения мог оказать ему хоть эту незначительную услугу.

Я понимал, что не в моих силах оказать ему сколько-нибудь существенную помощь, и все же не мог преодолеть властного желания сказать ему, кто я. Я знал, что для этого благородного и великодушного сердца сознание, что его старый друг и товарищ свободен, послужит утешением в последние минуты жизни. Подойдя к нему вплотную, я коснулся рукой его плеча.

- Томас, - прошептал я, - узнаешь ли ты меня? Вспомни Анну, ее гибель и то, как ты отомстил. Вспомни управляющего Мартина, которого мы закопали в яму вместе с его ищейкой. Вспомни, как мы расставались и я пошел на север, а ты повернул на юг. Я - Арчи! Неужели ты не узнаешь меня?

Как он взглянул на меня, когда я наговорил!… Как пожирал он меня глазами, пока я продолжал перебирать наши общие воспоминания!

Ведь и я тоже очень изменился, - пожалуй, больше, чем он… Не успел я договорить, как он узнал меня. Но почти в ту же секунду он отвел взгляд, в котором сразу погасла вспыхнувшая в нем искорка радости, уступая место выражению мрачного и гордого вызова. Казалось, этот взгляд говорил его преследователям: "Дайте волю вашей ярости. Я готов!…"

Почти одновременно я почувствовал, как чья-то тяжелая рука легла на мое плечо, и голос, в котором я сразу узнал голос человека, выбившего раньше из рук Томаса тыквенную флягу, грубо прозвучал над самым моим ухом.

- Что за дружеские разговоры с этим проклятым убийцей? - заорал джентльмен. - Говорю вам, приезжий: вы не выберетесь отсюда, раньше чем будет выяснено, кто вы такой.

Не успел он договорить, как несколько его приятелей ринулись на Томаса и, сняв цепи, которыми он был привязан к прутьям тюремной решетки, поволокли его ко входу в таверну. Драку, которую я издали наблюдал, затеяли, как мне стало теперь понятно, наиболее возбужденные члены ватаги, которых вид мертвого тела управляющего приводил с каждой минутой во все большую ярость. Они требовали немедленного суда и казни Томаса, тогда как остальные считали более целесообразным дождаться прибытия генерала Картера, к которому был отправлен гонец с сообщением о поимке его раба. Эти последние, видимо, опасались, что в случае казни Тома до того, как будет точно установлена его личность, генерал может отказаться от выплаты награды.

Верх одержала группа озверевших пьяниц.

И сразу тут же на месте был создан трибунал в составе трех землевладельцев, и Томас, которого сопровождала по пятам орава обезумевшей черни, предстал перед этим "высоким судилищем".

Я, как лицо явно подозрительное, был взят под стражу, и мне было вполне ясно дано попять, что мной займутся после того, как расправятся с негром.

- Кому ты принадлежишь? - был первый вопрос, заданный пленнику почтенными судьями.

- Я принадлежу господу богу, создавшему всех нас, - спокойно и торжественно ответил Томас.

Этот неожиданный ответ вызвал удивление одних и взрыв хохота остальных присутствующих. Хохот усилился, когда один из судей с насмешкой воскликнул:

- Господу богу, сказал ты? Ну, нет! Скорее уж дьяволу! И отправишься ты к нему без задержки, будь спокоен!

На повторенный вопрос, кому он принадлежит, Томас твердо заявил, что он свободный человек.

Ободренный своим первым успехом у публики, тот же остроумный судья добился вторичного взрыва веселья, потребовав от подсудимого, чтобы он предъявил документы, удостоверяющие, что он свободный гражданин. Дальше все пошло очень быстро.

Выслушав показания двух свидетелей, судьи признали Томаса виновным в убийстве управляющего и с иронической торжественностью спросили его, нет ли у него возражений против применения к нему смертной казни.

- Делайте, что вам угодно, - с возмущением произнес обвиняемый. - Убейте меня или помилуйте - мне это безразлично! Лучшие годы моей жизни я провел в рабстве. Мою жену на моих глазах засекли насмерть. Когда я вырвался на свободу, вы стали травить меня собаками, стреляли в меня из ваших карабинов, назначили цену за мою голову. Но я достаточно долго издевался над вами и платил вам вашей же монетой. Белый, убитый сегодня, не первый, испытавший тяжесть моей руки. Если б у вас хватило смелости напасть на меня в одиночку, если бы вас было двое, трое против меня одного, я бы расправился с вами, как вы того заслуживали! Но дюжина вооруженных до зубов людей, верхом на добрых конях и сопровождаемая сворой хорошо натасканных псов, - с этим не мог справиться бедный негр, у которого для защиты были только руки и нож. В свое время и это было бы мне под силу… Но я состарился. Лучше умереть сейчас, когда у меня еще достаточно сил и смелости, чтобы бросить вам в лицо все мое презрение - да, всем вам, - чем попасть к вам в лапы, когда я буду стар и дряхл!