Рай-отдел - Юрий Павлович Валин

и ярким трибунам… Прав Вано — абсолютно неуместны здесь засмертные блудодеи.

Поднимались переулком от берега, Ворона, лаская тонкими пальцами кисть друга-любовника, спросила:

— И все же почему? Почему его не подразнить? Даже святому немного троллинга на пользу.

— Думал, вы в интернете только порно интересуетесь, — засмеялся хозинспектор.

— На порно-форумах тоже недурно троллят, — заметила Ворона. — Глупейшее изобретение этот интернет, но затягивает. Возвращаясь к Ванечке. Так отчего не подстегнуть парня?

— Вы бы сказали «хочешь присоединиться?» и он бы мигом развопился как подорванный. Шутки шутками, но он сейчас иронию скверно воспринимает. Опять ночи ждет и сладостных страданий.

— Именно. Пусть ночь остается лирике, а днем ему нужен секс. Иначе затянет Танцовщица в бестелесность. Пусть и невольно, но затянет.

Действительно ли танцовщица та призрачная пассия Вано, достоверно оставалось неизвестно. В любом случае от живой личности сохранилось в ней столь немногое, что только впечатлительный начоперот и способен рассмотреть. Умерла девушка тяжко и неудачно, в этом ей можно искренне посочувстовать. Но вернуть ее к людям, пусть и засмертным… Маловероятно. Нет, эскимо свое дело сделало — интерес к лакомству был проявлен — Вано уверял, что даже палочку от мороженного на вкус попробовала, известно ведь что большая часть прелести эскимо в той дощечке и заключается. Но решительного перелома свидание с мороженым не принесло, хотя и порядком вдохновило упорного комсомольца.

— Жизнь — это плоть, — сказала Ворона, думающая, естественно, о том же. — Я никогда не была по-настоящему живой и могу себе позволить определенную циничность. Знаю, о чем говорю.

Она держала голову так, что челка полностью закрыла матовые, без зрачков, глаза и казалась абсолютно живой. Хрупкой. Утонченной. Дьявольски привлекательной и распутной. Желание росло, становилось непреодолимым.

— Отъебите меня! — потребовала полубогиня, ожесточенно пытаясь отбросить с лица слишком правильную челку.

Игорь на миг прижал ее к себе, дал ощутить желание. Она хрипловато засмеялась:

— К тебе или ко мне, красавчик?

Шуточка была малость вульгарна, но керст знал, что в возбуждении Ворона дуреет так же, как и он сам, и понимал, почему так получается.

Бабьегородский был пуст. В распахнутом окне одиноко скрипел граммофон, во дворах никого не было — все ушли на реку. Полумертвые свернули в подворотню — пара игнорирующих физкульт-праздники дворовых котов немало удивилась вторжению. На двери пружины еще не было — не те года. Прохлада узкого подъезда, запах сырости из подвала…

— Хороший у вас был дом. Спокойный, — с придыханием прошептала Ворона.

Игорь хотел сказать, что через сорок лет убьет здесь своего первого живого, но тут же забыл. Сосались по-французски, грубовато лапая друг друга. Потом керст подтолкнул подружку в подвал.

— Блох наберемся, — хихикнула полубогиня, легко стуча по ступенькам каблучками ботильонов.

Облокотившись о стену, Игорь дал ей опуститься на корточки и расстегнуть свои брюки. Ворона алчно полировала его возбуждение, пока он не изнемог и не оттолкнул ставшее скользким лицо. Через мгновение обнимал девушку сзади, ласкал с такой силой, будто она была насквозь чугунной. Плыли по сырому полу солнечные пятна, пробившиеся сквозь низкое подвальное оконце. Еще через мгновение керст сгреб подругу за волосы, нагнул, нетерпеливо нажимая на поясницу. Так и драл, натягивал за волосы и бедра. О, вот теперь и остатки чугунной прохлады расплавились, давала, вертя узкой попкой, мурлыча все громче и громче, пока не сорвалась на визг экстаза. Снаружи заголосили перепуганные коты…

Смеясь и задыхаясь блудодеи приостановились — теперь Ворона оседлала колени партнера, вкрадчиво раскачивались. Оба чувствовали как шатается хлипкая лавка.

— К вам? — прошептала Ворона, покусывая ухо любовника. — Нет ведь там никого?

— Тоже чувствуете? — Игорь сейчас сильно ненавидел дурацкую скамью, мешающую удовольствию полноценно жить. — Пуста берложка. Идем?

— Естественно. Я, сударь, эстетства хочу.

И снова третий этаж, квартира, еще полузнакомая, не коммунальная. Игорь толкнул запертую дверь, вошли. Пока керст из соображений сомнительной тактичности запирал входную дверь на массивный крюк, дабы неурочно вернувшихся хозяев удар не хватил, Ворона сорвала с вешалки пальто, швырнула на венский стул и неприлично села. Игорь опустился перед ней — такой высокомерной, строго-темной, словно сосланная в монастырь баронесса — подождал, пока раскроет портсигар и возьмет папиросу, поднес огонь зажигалки. В полутьме прихожей огонь играл на чертах узкого лица, делая их то неподвижно-черными, то девичьи-нежными, трепетными.

Дохнула струей дыма:

— Долго даме ждать?

Керст медленно сжал тонкую лодыжку, скользнул по ноге вверх и медленно приложился к губами к тонкому ажуру чулка — в последние смены Ворона слегка меняла имидж — белье оставалось черным, но прослеживались веянья следующего века, с лайкрой, латексом и прочими новшествами…

До постели так и не дошли — подруга иной раз брезговала несвежими постелями, предпочитая развратничать на груде верхней одежды. Чем пальто, пиджаки и почти новенькая котиковая шуба лучше перин-одеял, оставалось не совсем ясно, но было хорошо. Накидали окурков, выпили бутылку найденного шартреза. Плевать — Игорю было как-то недосуг выяснять, кто нынче занимает квартиру, семейство нынешних жильцов казалось отчетливо неприятным. Понаехали тут, живут как у себя дома, пахнут воровством, злобой и тайными мечтами об эмиграции. Сгинут скоро…

— Пойдемте отсюда, Игорь, — поморщилась полубогиня, стряхивая пепел в дорогой уродливый хозяйский ботик. — Гнусные людишки здесь нынче. И домработница у них неряха.

— Съедут скоро, — заверил керст, поднимая свой камуфляж и кобуру.

Ворона томно глянула на пистолет — суицидальные игры с «третьим» участником ее необыкновенно возбуждали.

— Понимаю, что я далеко не полностью удовлетворяю вашим взыскательным вкусам, но забавы с оружием разумнее дозировать, — напомнил Игорь. — Приестся, что будем делать?

— Снесем мне голову. Надеюсь, вы не пожалеете пачку пуль. Без вас и настоящей ебли мне станет окончательно невыносимо и бессмысленно, — тихо призналась Ворона.

Они смотрели на «Нэту» — так нарекли неизвестный пистолет. В кассете-обойме имелось тридцать шесть зарядов, мощных, не совсем понятного, видимо, разрывного принципа действия. Режим стрельбы автоматический — нажатие на спуск означает непрерывный,