Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В расчете на секундантство председателя Совета министров ГДР разбираю правовое значение понятия «транзит». Пою ему панегирик. Еще и еще привлекаю внимание к открывающейся для ГДР возможности реализовать свои представления при выработке совместно с Западным Берлином и ФРГ детальных установлений, регулирующих не один только проезд через территорию ГДР. Каждое достижение в отстаивании суверенитета Республики падет здесь на ее чашу весов при обсуждении широких аспектов германо-германских отношений.
В. Штоф откликнулся на мой намек:
– Вальтер, если схема, изложенная товарищем Фалиным, осуществится, то в части гражданских связей и статуса Западного Берлина как политической единицы, не принадлежащей ФРГ, мы выйдем почти на вариант, о котором сами вели речь в узком кругу. Меня заботит другое – удастся ли провести наметки в жизнь. От перспективы чрезмерного спокойствия вокруг Берлина кое-кому делается неспокойно.
Какое-то время Ульбрихт и Штоф переговариваются между собой, затем первый секретарь, глядя на меня с прищуром, произносит:
– Передайте товарищу Брежневу, что мы одобрительно восприняли информацию о ваших встречах с Баром. Ожидаем, что советская сторона будет держать нас в курсе дальнейших событий.
Взглянул на часы – пролетело два с половиной часа. Задерживаться в Берлине, слава богу, не надо. Можно считать, что тылы в диалоге с Э. Баром упрочились. Появилось даже какое-то поле для маневрирования.
Не торопись, однако, радоваться. В. Ульбрихт усиленно что-то припоминает.
– Да, вы упоминали про пожелания западных немцев насчет родственных связей. Во что может это вылиться, как вы себе представляете? Вам, надеюсь, понятно, что отмены защитных мер на границе не будет.
– Пожелание, причем в настоятельной форме, Баром высказано, и мне казалось, что руководству ГДР следует о нем знать. От обсуждения этой темы по существу я уклонялся, отсылая моего партнера к вам. Из слов Бара не вытекает, что в повестку дня ставится проблема пограничного режима как таковая. Берется аспект облегчений в гуманитарной сфере. Центральная мысль – плоды разрядки должны проявиться в ощутимом сотнями тысяч людей виде.
– ГДР находится в угрожаемом положении. Наша граница с ФРГ и Западным Берлином – это одновременно оборонительный рубеж между НАТО и Варшавским договором. С 1961 года ничего к лучшему не переменилось. Нельзя ожидать, чтобы мы сами себя отдали на съедение.
– Товарищ Ульбрихт, установление в рамках соглашения исключения из правила, действующего на границе, есть подтверждение самого правила. Как должно выглядеть изъятие, чтобы правило не стало исключением, – это компетенция ГДР.
В. Ульбрихт и В. Штоф передают приветы советским руководителям. Опять перебив сюжета. Хозяин спрашивает:
– Какое впечатление производит Бар?
– Думающий политик, гибкий и смелый. Если ему бросается вызов, не бежит. Является ли он человеком слова? Это качество проверит только время. В целом дело с ним иметь можно, если усвоить, что он обладает развитым чутьем на серьезность и фальшь.
– Ваше мнение не расходится с нашей информацией. Личность приметная. Вы говорите – смелый. Можно добавить – и ловкий. Любит рассуждать о Европе и мире вообще, но имеет в виду немцев. Близок к Брандту. Нажил себе немало врагов, в собственной партии тоже.
Прощаемся. Ульбрихт помягчел, и рукопожатие не селедочное. Штоф провожает меня до машины. Благодарит за беседу.
– Очень хорошо, что вы приехали и объяснились напрямую. Я не смог вас предупредить, что наш первый намеревался крепко поспорить. Ему дали какой-то материал по вашим встречам. Видно, с подтекстом. Но теперь это прошлое.
В тот мой заезд в Берлин или уже в следующий П. А. Абрасимов устраивает рабочий завтрак почему-то в голубой, так называемой «женской гостиной» посольства. На него приглашены Э. Хонеккер и ряд других руководителей ГДР. Замысел посла, по его словам, – подготовить благоприятный климат для одобрения будущего пакета договоренностей в политбюро ЦК СЕПГ. Невдомек было мне, что культивировалась почва для передвижек в руководстве республики.
За завтраком меня одолевали сомнения, не произойдет ли где прокола, который засветит наш с Э. Баром канал и вынудит прокладывать другие окольные пути к согласию. Не бодрило, что после смены караула на Рейне в среде функционеров СЕПГ участились проявления как националистических, так и упаднических настроений. Э. Хонеккер искал повод сказать для затравки нашего обмена мнениями что-то лестное и поэтому в положительном тоне упомянул мою беседу с Эхтернахом. Я же увидел в его замечании предостережение – он не совсем схватывает суть или понимает ее превратно.
В апреле 1971 г. наряду с доводкой конструкции мы занялись с Э. Баром составлением формулировок. До звона бокалов с искрящимся шампанским, коим отмечают становление не только кораблей, но и договоренностей, было еще неблизко. Однако далекая надежда лучше близкой безнадежности. К тому же быть или не быть согласию, зависело в известной степени от нас. На ближайшие четыре нескончаемых месяца Западному Берлину дано было стать основной делянкой, которая лишила меня сна и отдыха.
Семь лет в Семигорье
3 мая 1971 г. на перекладных – до подписания соглашения о прямом воздушном сообщении между СССР и ФРГ пройдет еще полгода – я прибыл в аэропорт Кёльн-Бонн. По обыкновению, вновь назначенного посла встречали чиновник протокольного отдела МИД Федеративной Республики и сотрудники посольства. Взглянуть на преемника посла С. К. Царапкина и, коль получится, задать ему вопрос-другой дали себе труд несколько журналистов. Они-то и стали первыми, кто вступил в диалог со мной на рейнской земле.
Приглашенный обратиться через средства массовой информации с приветствием к западногерманской общественности, допускаю в немецком досадный грамматический ляп. Их будет еще в избытке, сбоев и промахов, всяких и разных. Но так устроен человек – все сопутствующее поднятию или падению занавеса застревает в памяти.
Три четверти часа езды по автобану и предельно загазованной в ту пору федеральной дороге Б9. Вот и вилла Хенцен. С большинством работников, приписанных к резиденции посла, я познакомился в минувшем декабре, когда ненадолго останавливался в Бонне. Как гость я смотрелся и смотрел иначе. Сейчас же нам предстояло общаться каждодневно и довольно тесно.
Здание резиденции – типичный образец архитектуры начала XX в., когда не стесняли себя ни объемами, ни расходами. Поставлено оно в центре парка на самом берегу Рейна. Сердитый Рейн, выходя из себя, затапливал всю территорию и подмывал фундаменты. Стены здания испещрены трещинами. Один угол вообще грозил отвалиться. Владельцы виллы и ее арендаторы обреченно взирали на разрушительные набеги стихии и натиск времени, ограничиваясь припудриванием да подрумяниванием фасада.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Книга воспоминаний - Игорь Дьяконов - Биографии и Мемуары
- Победивший судьбу. Виталий Абалаков и его команда. - Владимир Кизель - Биографии и Мемуары
- Сексуальный миф Третьего Рейха - Андрей Васильченко - Биографии и Мемуары
- Одна жизнь — два мира - Нина Алексеева - Биографии и Мемуары
- Фридрих Ницше в зеркале его творчества - Лу Андреас-Саломе - Биографии и Мемуары
- Роковые годы - Борис Никитин - Биографии и Мемуары
- На войне и в плену. Воспоминания немецкого солдата. 1937—1950 - Ханс Беккер - Биографии и Мемуары
- Светлейший князь А. Д. Меншиков в кругу сподвижников Петра I - Марина Тазабаевна Накишова - Биографии и Мемуары / История
- Лифт в разведку. «Король нелегалов» Александр Коротков - Теодор Гладков - Биографии и Мемуары
- Люди моего времени. Биографические очерки о деятелях культуры и искусства Туркменистана - Марал Хыдырова - Биографии и Мемуары / Публицистика