Удар шпаги - Эндрю Бальфур

С вершины водораздела нам были видны внизу три невысоких, поросших лесом горных хребта, расходившихся, точно лучи из центра, от единственной высокой скалы на самом берегу океана в южном направлении. Узкие извилистые долины пролегали между ними, а вдалеке, за самым отдаленным хребтом, простиралась безбрежная водная гладь, омывавшая восточное побережье острова и тянувшаяся до самого Старого Света и далее в неизвестность.

Все это было неописуемо красиво и, несомненно, достойно восторженного любования, однако мы неотрывно смотрели на вершину скалы — точку соединения всех трех хребтов, — ибо на ней, как и говорил индеец Чиапас, высилось огромное дерево, одинокое и могучее, раскинув в сторону неба и моря длинные ветви, которые даже с такого большого расстояния выглядели мертвыми и лишенными листвы. У подножия этого древнего лесного гиганта лежали другие деревья, поваленные ударом молнии, поразившей их с небес, но они почти истлели и развалились на части, источенные насекомыми и заросшие ползучими растениями-паразитами. Конечно, нам все это не было видно с того места, где мы стояли, и прошло целых четыре часа, прежде чем мы достигли основания гигантского дерева, так как сначала нам надо было спуститься, потом пересечь широкую долину с топким болотистым грунтом, где под ногами на каждом шагу лопались зловонные пузыри, а затем нам предстояло вскарабкаться на ближайший хребет и по нему добраться до цели; но в конце концов мы достигли вершины скалы и остановились, переводя дыхание и озираясь по сторонам.

Это было странное и жуткое место: гигантское дерево возвышалось над нами, опутанное бесчисленными лианами, заканчиваясь развесистым шатром из сухих, мертвых ветвей, лишенных листвы. Огромная трещина проходила с одной стороны вдоль его могучего ствола, начинаясь от вершины и заканчиваясь в восьми футах от земли, где виднелось зияющее отверстие, наполовину скрытое, как и сама трещина, растениями-паразитами; дальше трещина не распространялась, однако дерево издало пустой звук, когда Саймон постучал по его стволу ту. пой стороной широкого ножа, которым он пользовался при ходьбе по лесу, прорубая себе дорогу в тесном переплетении лиан. Заглянув за край скалы, можно было увидеть далеко внизу бушующие волны прибоя, с грохотом разбивающиеся о каменный берег, оставляя после себя сплошную полосу пены, белоснежной, точно горностаевая оторочка на темно-зеленой мантии моря. Вокруг сейбы на расстоянии в двадцать ярдов лежали жертвы громового удара — истлевшие и превратившиеся в труху стволы деревьев, большие и маленькие, извилистые корни, похожие на змей, и сучковатые сухие ветви, все в одинаковой степени заросшие лианами и вьющимися растениями, — а внизу росли живые деревья, густой лес, простиравшийся к югу плотным непроницаемым пологом, покрывавшим склоны гор и устилавшим долины, сплошная зеленая кровля, сплетенная из бесчисленных ветвей и листьев, мирно и безмятежно покоящаяся под знойным тропическим солнцем. Здесь же, несмотря на могильную тишину и уединенность этого древесного кладбища, нам постоянно приходилось быть начеку, потому что гнилые, трухлявые стволы мертвых деревьев представляли собой отличное укрытие для множества змей, то и дело выскальзывавших у нас из-под ног по мере того, как мы приближались к стволу гигантской сейбы; впрочем, они пугались нас куда больше, чем мы их, поскольку за время нашего путешествия мы привыкли к ним и изучили все их повадки.

Итак, мы наконец добрались до дерева, о котором говорил индеец Чиапас, но, хоть эта удача нас очень обрадовала и воодушевила, мы остановились в растерянности и молча посмотрели друг на друга, потому что индеец не сказал, где был спрятан череп, и мы не знали, надо ли его искать внутри дерева, среди гибких стеблей растений-паразитов или между корнями гигантской сейбы; тем не менее, однако, забредя так далеко и достигнув столь многого, мы не намерены были возвращаться с пустыми руками, поскольку, как отметил сэр Джаспер: «Не похоже, чтобы нога кого-либо из смертных ступала на это место с тех пор, как Чиапас припрятал здесь череп со сверкающими глазами и бесценным сокровищем вместо мозгов!»

24. О пустом дереве и о глазах, которые двигались

— По правде сказать, — заявил Саймон, — лучшей копилки для сокровища, чем здесь, не найти, ибо кому придет в голову блажь заниматься кладоискательством в таком безлюдье? Однако как же нам отыскать череп?

По этому поводу мы держали совет и решили начать поиски с самого простого и вероятного места, которое, согласно общему мнению, находилось внутри дерева; мне, как наиболее искусному лазальщику по деревьям, было поручено взобраться по стволу сейбы до отверстия дупла, где заканчивалась трещина, и произвести наблюдения.

Я сразу, не откладывая, приступил к выполнению задания: сбросив с себя все, что могло послужить мне помехой, ухватился за стебли лиан, опутывавшие ствол сейбы, и полез вверх; вскоре я очутился на одном уровне с дуплом, достичь которого оказалось совсем не трудным делом: прочные побеги растений-паразитов обеспечивали отличную опору как для рук, так и для ног, и могли выдержать намного большую тяжесть, чем моя. Очень осторожно я просунул голову в отверстие дупла и сначала из предосторожности посмотрел вверх, поскольку, кем бы я ни был, я все же оставался хитромудрым, как говорят у нас в Файфе.

Итак, как было сказано, я взглянул вверх, но не увидел ничего, кроме пустоты, образовавшейся на месте сгнившей сердцевины дерева, и узкой полосы света, пробивавшегося сквозь трещину в стволе; убедившись, что никакая неожиданность сверху мне не грозит, я обратил свой взор вниз и тут же вздрогнул от неожиданности, непроизвольно вскрикнув то ли от радости, то ли от удивления: на дне дупла сверкали две яркие точки, сияя в темноте, словно два светлячка, — два огонька, расположенные рядом, как и должны были размещаться драгоценные камни в глазницах черепа императора Монтесумы.

Торопясь поскорее удостовериться в том, что это действительно сокровища, я почти до половины протиснулся в дупло и перегнулся, опираясь рукой о край отверстия в теле мертвого лесного гиганта; неожиданно раздался треск, трухлявая древесина, не выдержав столь непривычной нагрузки, обломилась, и я, лихорадочно пытаясь ухватиться за что-нибудь руками, со сдавленным криком провалился внутрь пустотелого ствола, в мрачный и темный колодец, наполненный запахами гниения и еще чего-то очень неприятного. Я падал с высоты девяти с половиной футов 47 и свалился на нечто мягкое, но упругое; убедившись, что падение прошло для меня без последствий, я тотчас же попытался встать на ноги.