Преступление без срока давности - Мария Семенова

— Спа… — Тело Колуна дернулось, глаза закатились, и на его лице расплылась улыбка — уже посмертная.

«Да, милая, здесь тебе не Канары». Скунс накрыл тело Заболоцкой полотенцем, запер за собой дверь и, спустившись по лестнице, вышел из подъезда. Народ все еще гулял, молодежь каталась на тарахтелках, а любители песни исходили в кустах на шансон. Никем не замеченный, он забрался в «мышастую».

На обратном пути он заметал следы. Сняв с кроссовок маскировочные подошвы, отправил их в первое попавшееся пухто, старательно смыл с рук «антидакт» и, съехав на набережную, утопил в невских водах засвеченный ПСС — от греха подальше. Потом залез в «Ниву» и, вытащив «Псион», привычно пробежался пальцами по клавиатуре…

"Здравствуйте, дорогой друг! На вашу просьбу спешу сообщить нижеследующее. Программа «Восток — Запад» являет собой продолжение научных разработок, касающихся создания и испытания в натурных условиях так называемых вирулентных сперматозоидов — мужских половых клеток с уникальными свойствами. Будучи распыленными над какой-либо территорией, они начинают активно размножаться, заселяя все более или менее влажные места. Через пять-шесть недель все женщины детородного возраста, проживающие в данном регионе, будут беременны с процентной вероятностью, приближающейся к единице.

В рамках программы «Восток — Запад» предусматривается оплодотворение возможных испытуемых посредством вирулентных сперматозоидов с целью получения человеческих зародышей, используемых в дальнейшем для нужд фетальной (клеточной) терапии.

Ввиду крайней секретности темы и жесткого временного лимита прошу вас, дорогой друг, удовлетвориться вышеизложенным…"

На календаре был уже сентябрь, а в природе, похоже, ничего не изменилось. Днем все так же припекало солнце, а в вечернем воздухе по-прежнему роилась мошкара, только, может, желтых листьев на земле прибавилось да потянулись на юга первые ласточки птичьей эмиграции.

Время близилось к полуночи. Сергей Петрович Плещеев сидел в глубоком кресле перед телевизором и подобно Цезарю делал сразу три вещи: листал низкопробное бульварное чтиво, смотрел кино о жизни животных и думу думал. Книга посвящалась чеченской разведчице-лесбиянке, которая по приказу центра враз поменяла ориентацию и, превратившись в нимфоманку, мигом извела на сперму всех врагов мужеска пола. Помогали ей в этом еврей-интернационалист Хаим Соломон, служивший сутенером радист Вася Хренов и отставной герой невидимого фронта активный извращенец Гиви. В фильме половой вопрос также стоял ребром. Была показана трогательная, местами переходящая в нечто большее дружба фокстерьерши Вики и карликового пинчера Эрнесто. Природа-мать пыталась распорядиться по-иному, создав трудности чисто физиологического плана, но смышленые друзья человека обманули злую судьбину и неоднократно брали верх. Собственно, верх брал неугомонный Эрнесто, а чтобы пинчер был на высоте, любящая сука рыла яму и укладывалась в нее на брюхо. Полная гармония.

Зато в мыслях Сергея Петровича гармонии не наблюдалось. Сказать больше, были они какие-то безрадостные. Причин для этого хватало: непоправившийся Лоскутков, непойманный Скунс, недосягаемый генерал Шагаев, ненайденные похитители девиц… Все с приставкой «не». А самое главное, конечно, недобитая сволочь вокруг. Чем больше собиралось данных о власти предержащей, тем муторнее становилось на душе. Сразу вспоминался бородатый школьный анекдот из французской жизни:

— Скажите, а порядочные женщины есть у вас?

— О, конечно, есть. Только они стоят дороже.

«А не послать ли мне все это к чертовой бабушке? — Плещеев отшвырнул книжонку, зевнул и, потянувшись к пульту, принялся использовать свою свободу выбора. — Один хрен, всех не перестреляешь».

На одном канале шел футбол, по другому давали боевик — с пальбой из тридцать восьмого калибра по плохим парням, и, остановившись на вялой эротике, Сергей Петрович вдруг услышал телефонную трель.

«Не спится кому-то, не дай Бог, Людмилу разбудили». Он быстро поднялся, снял трубку и, снова зевнув, приложил ее к уху:

— Слушаю.

— Только внимательно слушай, Плещеев. — Мужской голос был удивительно знакомым, и, сразу же вспомнив седоволосого водителя «Нивы», Сергей Петрович спать расхотел.

— Говорите, я весь внимание.

— Если хочешь Шагаева, двигай к себе в контору и жди у компьютера. — Позвонивший замолчал и, перед тем как отключиться, дал совет: — Не ссы, очком не играй, прорвемся.

Нет, все же осень брала свое. Клены в парке стояли с красно-желтыми заплатками на зелени нарядов, воробьи на песчаных дорожках уже чирикали без энтузиазма — чик-чи-рик, лету хана, скоро заморозки; а начальство плещеевское поменяло летний хлопковый костюм на двубортно-основательный из шерсти и, сидя за столом, чем-то напоминало насупленного филина.

— Ну хорошо, Сергей Петрович, информация прошла, так ведь ее проверить надо, и, сам понимаешь, охраняют этот институт болезней мозга не вохровцы с берданками… Чего ж ты от меня хочешь?

— Понимания и содействия. — Плещееву почему-то стало наплевать на всякую субординацию, и, положив на стол крупные, отнюдь не изящного вида ладони, он вдруг с суставным хрустом резко сжал их в кулаки. — Не поможете, буду рассчитывать на собственные силы. Уж что-что, а снимать часовых мои парни умеют… Никуда Шагаев не денется…

— Ну ты разбушевался, Аника-воин. — Начальство с интересом, будто увидев впервые, воззрилось на Плещеева и, покачав головой, совершенно неожиданно раздвинуло улыбкой губы: — Ишь буйный какой. Да для Шагаева ни ты, ни я не фигуры. Я только и слушаю тебя сейчас, потому как все, нет его — холодный лежит.

— ???

— Да, убили вчера, по пути на работу. Все сыскари подняты на ноги, землю носом роют, но уже ясно, что дело «глухарь». Безо всякого просвета. Работали профессионалы не просто экстра-класса, а супер, элита, слов не подобрать.

Ранним утром без шума подняли гаишный вертолет, с точностью до минуты выпасли машину Шагаева и, зависнув над ней, продырявили генералу желудок. Заметь, не голову, а живот, чтобы дольше мучился. Причем стреляли из «вампира», крупнокалиберной винтовки, специальной экспансивной пулей. Она легко прошила бронетриплекс и, разорвавшись у Шагаева в брюхе, напрочь вынесла все кишки. Я видел генеральскую машину вчера. — Начальство положило очки на стол, и особой скорби на его лице не отразилось. — Дырка в стекле с орех, а внутри словно на бойне. Шагаев, говорят, после этого еще жил два часа, если, конечно, это можно назвать жизнью. С вывернутым наружу собственным дерьмом…

«Да, — сказал бы Снегирев, — Санька Веригин привык работать в американском стиле — исключительно в корпус».

ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ

— Все сделано, как просили. — Рябая санитарка со смешным прозвищем Нюся хитровато сощурилась и принялась шуршать завернутыми в тряпочку полтинниками, — Верхнее, исподнее, туфли демисезонные на полукаблуке, опять-таки мне за труды. Вот список, вот сдача…

— Спасибо. — Снегирев сдачу проигнорировал и, глянув на часы, взялся за «Нокию». — Ну так что она там? Скоро?

— Одевается уже. — Довольно улыбнувшись, санитарка спрятала деньги и покосилась в сторону палаты: — Пойду помогу, чтоб побыстрее-то.

— Давай, Нюся, действуй. — Снегирев нажал кнопку памяти и, дождавшись контакта, приложил трубку к уху: — Здорово, Кирилл. Как жизнь? Мексиканский, говоришь, сериал? И даже Ирка нашлась? Это хорошо. Ладно, буду минут через сорок, расскажешь.

Он задумчиво убрал телефон и, покачав головой, вдруг широко улыбнулся: «Ну, Плещеев, молодец, растешь на глазах», а в это время дверь палаты распахнулась и в коридоре показалась бомжующая россиянка Дубровина. Хоть и говорят, что хворь не красит, но Анна Павловна смотрелась куда как лучше, чем до больничных стен, — приличного вида интеллигентная дама бальзаковского возраста. Только вот выражение ее глаз осталось прежним, потерянно-отрешенным, и медицина здесь, видимо, была бессильна…

— Ну что я вам говорил, будет как огурчик! — Выкатившийся из ординаторской эскулап золотозубо улыбался. В левой руке он держал документы исцеленной, а правой цепко ухватился за румяное яблоко и с хрустом смачно пользовал его. — Аппетит хороший, пищеварение качественное, стул нормальный. Даже месячные стабилизировались. Не женщина, а конфетка…

— Пошли, Анна Павловна. — Забрав паспорт, Снегирев повел Дубровину на выход и уже в дверях показал лекарю все свои тридцать два парцелановых: — Привет Гиппократу…

На улице хоть и стояло бабье лето, однако погода была отнюдь не летней. Моросил мелкий противный дождь, кошки убрались в подвалы, менты — в будки, и повсюду на трамвайных путях висели надписи: «Осторожно, листопад».

— Залезай, Анна Павловна. — Сняв «мышастую» с охраны, Снегирев помог Дубровиной усесться и всю дорогу до Бронницкой никакого внимания на пассажирку не обращал: едет себе рядом и пускай едет, думает о своем. Видно, о чем-то не очень радостном, вон опять слезы из глаз и нос всмятку…