Знаменитые авантюристы XVIII века - Автор неизвестен Биографии и мемуары

Глава XXI

Путешествие в Россию. — Казанова в Митаве и Риге. — Первые впечатления в России. — Свидание с принцем Бироном. — Генерал Воейков. — Казанова видит Екатерину II при ее проезде через Ригу. — Прибытие в Петербург. — Казанова на придворном маскараде. — Приключения в Петербурге.

Как уже сказано, Казанова собрал на дорогу около 200 дукатов, т. е. не менее 500 рублей (мет.). Этой суммы было совершенно достаточно для того, чтобы добраться до Петербурга. Но в Данциге он познакомился с молодыми купцами, закутил с ними и убавил свой капитал ровно наполовину. Вследствие этого ему не пришлось, как он рассчитывал, остановиться в Кенигсберге, а он имел туда рекомендательное письмо к фельдмаршалу Левальду. Все-таки Казанова повидался с этим почтенным старцем и получил от него рекомендательное письмо к рижскому губернатору, генералу Воейкову.

Между Мемелем и Митавою, на границе с Польшею, его вдруг совершенно внезапно, среди открытого поля, остановил какой-то еврей и потребовал пошлины за товары, которые Казанова вез с собою.

— Какие товары! — удивился наш герой. — У меня ничего нет, я не купец и не обязан платить никаких пошлин.

— Я имею право произвести досмотр, — настаивал еврей.

— Ты с ума спятил! — крикнул ему Казанова и велел ямщику продолжать путь. Еврей начал удерживать и останавливать экипаж. Казанова вышел из экипажа, вздул еврея палкою и обратил его в бегство. Во все время этой расправы его слуга спокойно сидел, не трогаясь с места. Когда Казанова начал делать ему за это выговор, равнодушный эльзасец (Казанова только что нанял его в Берлине) ответил:

— Помилуйте, если бы я вступился в дело, еврей мог бы потом хвастать, что мы вышли против него двое!

В Митаве Казанова навестил канцлера Кайзерлинга. Тут с ним случилось забавное происшествие. У Кайзерлингов его угощали шоколадом, который ему подавала служанка, чрезвычайно красивая полька. Казанова был тронут ее красотою и положил ей на поднос три дуката. Полька, разумеется, разблаговестила по всему городу о такой щедрости. Дело дошло до сведения местного финансиста и фактора, еврея. Он почуял поживу около блестящего иноземного кавалера, швыряющего дукаты без счета, и сам предложил Казанове деньги взаймы, под вексель на петербургского банкира; он что-то много при этом выгадывал благодаря тогдашней курсовой разнице. Таким образом, зря брошенные три дуката принесли Казанове сотню, которая в ту минуту оказалась для него не лишнею.

Отлично рекомендованный митавским сановникам, Казанова удостоился приглашения на придворный бал к герцогу. Он был представлен герцогине, а затем и знаменитому бывшему временщику Бирону (Biron или Birlen, как уверяет Казанова в своих записках). Он был уже очень стар, но физиономия его еще носила следы красоты. Казанова на другой день долго беседовал с герцогом; разговор шел, главным образом, об естественных богатствах Курляндии и о их разработке. По обыкновению наш герой сумел выставить себя знатоком дела, о котором, в сущности, не имел ни малейшего понятия. Герцог был введен в заблуждение и пригласил его остаться у него недели на две, чтобы вместе объехать его владения и лично осмотреть естественные богатства страны. Отправились на другой же день. Казанова взял с собою и своего слугу Ламберто. Этот малый учился в Страсбурге в какой-то специальной школе, хорошо знал черчение и с ним были кое-какие чертежные инструменты; все это было не лишнее для пускания пыли в глаза. И в самом деле, шик был задан в изрядной мере; Казанова рассуждал, одобрял, критиковал, предлагал меры; в одном месте даже сделали полную съемку местности, начертили план, отметили на нем насыпи, каналы, осушительные и оросительные. Казанова даже сам дивился своим сведениям в инженерном искусстве! Он старался не даром.

Старый временщик на прощанье вручил ему две сотни дукатов. Он отправил нашего героя в Ригу в собственном превосходном экипаже и снабдил его рекомендательным письмом к своему сыну, генерал-майору, герцогу Карлу, служившему в Риге. Принц принял его прекрасно и во все время пребывания Казановы в Риге проявлял к нему всяческое внимание. Казанова побывал, конечно, и у генерала «Воякова», как он его называет; он остался в восхищении от этого старого служаки. Казанова бывал у него ежедневно, и они часто беседовали о Венеции, в которой генерал был за 50 лет перед тем.

В то время как Казанова проживал в Риге, через этот город проследовала императрица Екатерина II, направлявшаяся в Польшу. Тут Казанова впервые имел случай видеть великую императрицу. В его присутствии состоялся прием ее лифляндского дворянства; царица была в высшей степени проста и любезна со всеми; всех дам и девиц она целовала, не допуская их к своей руке. В тот же день императрица, любительница карточной игры, устроила для своих приближенных фараон, в котором сама держала банк. Ее банк сорвали на первом же круге, да она, конечно, только ради этого и затеяла игру.

Из Риги Казанова выехал в половине декабря. Стояли морозы около 15 градусов, но Казанова на них не жалуется, потому что был хорошо одет и притом почти не выходил из своего уютного дормеза. Из Риги с ним увязался какой-то француз, который все время, около трех суток, протрясся на облучке. Он был очень легко одет, но на мороз мало жаловался и, видимо, не особенно от него страдал. Впоследствии этот француз был встречен Казановою у Чернышева в качестве «uchitel», т. е. учителя, гувернера.

Казанова ехал безостановочно и без всяких приключений, благодаря казенной подорожной, до самой Нарвы. Здесь у него спросили паспорт, которого у Казановы не было и не могло быть, по причине его особых отношений со своим правительством. Нарвский «губернатор», выслушав его объяснения, несколько призадумался, а потом выдал ему паспорт от себя. Этот паспорт сослужил Казанове столь добрую службу, что у него потом уже ни разу не возникало никаких щекотливых объяснений. От Копорья (Koporie) до Петербурга Казанова видел одну сплошную пустыню без всяких следов жилья. В то время, по его словам, в этой местности не было даже русского населения; тут расстилалась Ингрия, язык которой, как полагает Казанова, не имеет ничего общего ни с каким другим. Жители же той местности будто бы занимались исключительно обворовыванием проезжих.

Казанова въезжал в Петербург в самый момент восхода солнца. Было 9 часов 24 минуты утра; Казанова, добрый космограф, тотчас вычислил, что в районе нашей северной Пальмиры в это время года ночь должна продолжаться 183/4 часа.

Казанова остановился в «большой, прекрасной» улице, которая называется Миллионною (La Millione). Ему отвели за очень дешевую плату две комнаты, в которых были только две кровати, четыре стула и два небольших стола. В комнатах этих Казанову больше всего поразили колоссальные печки; он подумал, что такие печи, вероятно, истребляют страшное количество дров. «Но я ошибся, — говорит он, — в России искусство строить печи доведено до такого же высокого совершенства, как у нас в Венеции искусство сооружения водоемов». Он даже полюбопытствовал заглянуть вовнутрь этих печей и был поражен искусством расположения в них дымовых ходов. Их топят, по его словам, один раз в сутки, а тепло в них сохраняется ровное, «потому что, как только дрова прогорят, тотчас закрывают верхнюю отдушину». Далее он передает о множестве случаев смертельного угара, происходящего от несвоевременно закрытых труб, и о том, что прислугу, виновную в этом упущении, обыкновенно вешают. Немудрено, что наши северные благодатные печи так поразили воображение южанина, почти и не ведающего никаких искусственных способов согревания жилья.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});