Марк Твен - Морис Мендельсон

Все это с особенной ясностью сказывается в главе «Приключений Гекльберри Финна», где изображен завершающий этап спора Гека с самим собой о рабстве, о том, как должно поступить с Джимом.

Только что бессердечные мошенники «король» и «герцог» передали беглого негра в руки рабовладельцев. Гек безмерно возмущен этим поступком, и тут-то, в самый, казалось бы, неподходящий момент, он в очередной раз начинает рассуждать: а правильно ли поступал он сам, спасая Джима? У него даже мелькает мысль, что хорошо бы сообщить владелице Джима — мисс Уотсон о местонахождении ее раба.

А дальше следуют строки, где ирония автора окрашивает чуть ли не каждое слово (хотя сам рассказчик отнюдь не иронизирует). «Но скоро я эту мысль оставил, — говорит Гек, — и вот почему: а вдруг она рассердится и не простит ему такую неблагодарность и подлость, что он взял да и убежал от нее, и опять продаст его?»

Как ни зависим Гек от мировоззрения южных рабовладельцев, он не стал бы, конечно, всерьез упрекать Джима в «неблагодарности и подлости» за попытку высвободиться из рабства. Преувеличивая наивность Гека, автор лишь ярче выявляет уродливость системы рабского труда. В заключительных словах приведенной фразы: «…и опять продаст его» — есть глубокая издевка над самой сутью этики рабовладельцев. Ведь для них стремление к свободе аморально, а закабаляя человека, якобы можно проявить себя поклонником высоких моральных принципов.

Твен продолжает иронизировать, он как бы нагнетает иронию. Повествование развертывается в двух планах: мы видим перед собой и несколько наивного мальчика Гека и стоящего за ним мудрого, богатого иронией автора.

Если Джима и не продадут, то «все равно добра не жди: все будут презирать такого неблагодарного негра, это уж так полагается, и обязательно дадут Джиму почувствовать, какой он подлец и негодяй». Писатель и здесь не все сказал — его сарказм еще не достиг предела. «А мое-то положение! — восклицает Гек. — Всем будет известно, что Гек Финн помог негру освободиться; и если я только увижу кого-нибудь из нашего города, то, верно, со стыда готов буду сапоги ему лизать. Это уже всегда так бывает, — продолжает напластовывать иронию Твен, — сделает человек подлость, а отвечать за нее не хочет, — думает, пока этого никто не знает, так стыдиться нечего. (Нужно ли напоминать, что на самом деле речь здесь идет не о подлости, а о благородном поступке? — М. М.) Вот и со мной так вышло. Чем больше я думал, тем сильней меня грызла совесть, я чувствовал себя прямо-таки дрянью, последним негодяем и подлецом».

Написав письмо мисс Уотсон, Гек испытал облегчение, он «почувствовал, что первый раз в жизни очистился от греха». Но поневоле Гек начинает вспоминать, каким другом был для него негр Джим, как он любил Гека, как заботился о нем. В том, что теперь говорит Гек, уже нет второго плана, нет иронической окраски. Герой книги заканчивает свой рассказ замечательными словами: «И тут я нечаянно оглянулся и увидел свое письмо. Оно лежало совсем близко. Я взял его и подержал в руке. Меня даже в дрожь бросило, потому что тут надо было раз навсегда решиться, выбрать что-нибудь одно, — это я понимал. Я подумал с минутку, даже как будто дышать перестал, и говорю себе: «Ну что ж делать, придется гореть в аду». Взял и разорвал письмо».

Решение Гека пойти в ад, вполне реальное место в его понятии, на вечные муки ради негра, ради своего ближнего, ради борьбы с тем, что в глубине души он считал несправедливостью, поднимает этот образ на необычайную высоту. Гек — сын народа.

В книге нет слов восхищения перед Геком — повествование ведется от имени его самого, а иронически-сдержанный Твен вообще предпочитает обходиться без комментариев. Но в последних главах приводится факт, который бросает новый свет на поведение Гека.

Беглый негр Джим находится под замком на ферме некоего Фелпса. Туда же попадает Гек. Фелпс оказывается родственником Тома Сойера, и вот на его ферму по воле автора романа приезжает сам Том. Гек с Томом решают помочь Джиму скрыться. Освободить негра можно было бы довольно просто, но Том, начитавшись всяких приключенческих книжек, изо всех сил старается придать побегу Джима «романтический» характер и в результате только осложняет положение негра и мучает его.

Мы помним, что Гек сначала не может понять, как это его друг соглашается «украсть» негра — даже во имя восстановления справедливости. И Гек правильно оценивает Тома. Ведь на поверку выходит, что Том согласился оказать помощь Джиму лишь после того, как узнал, что негр уже отпущен его владелицей на свободу. Твен роняет замечание об этом мимоходом. Он сам как будто не придает ему значения. Но теперь ясно, что «побег» нужен был не Джиму, а Тому, и только потому, что он любитель приключений. В поступки Тома Твен вносит элемент пародии. Но вся затянувшаяся история с освобождением Джима начинает казаться возмутительной. Нет, Том не согласился бы последовать в ад за Геком, чтобы спасти беглого негра.

В моральном отношении Гек куда выше Тома. Впрочем, можно сказать, что образы Тома и Гека в «Приключениях Гекльберри Финна» вообще несоизмеримы. В образе Тома есть теперь известная условность, а образ Гека трехмерный, выпуклый.

Твен горячо любит Гека Финна, честного, смелого героя своего романа. Вместе с Джимом Гек представляет то положительное начало, которое, несмотря на все грустные картины, возникающие в «Приключениях Гекльберри Финна», придает книге утверждающий характер.

Уолт Уитмен, чувствовавший биение жизни на всем континенте Америки, спрашивал вскоре после войны Севера и Юга: почему в американской литературе еще не находит отражения подлинная действительность Миссисипи, Запада, Юга? Воинствующий демократ, поднимавший идею демократии на неприемлемую для «позолоченного века» высоту, Уитмен требовал создания положительных образов рядовых американцев.

Своим романом о Геке и Джиме Марк Твен вписал в американскую литературу одну из тех страниц, отсутствие которых Уитмен так остро ощущал.

В «Приключениях Гекльберри Финна» жизнь обитателей долины Миссисипи, да и всей Америки отражена в своем многообразии и противоречиях.

Иные буржуазные литературоведы склонны видеть в книге Твена лишь гимн во славу прекрасной реки и прославление ухода от действительности. Верно, что Гек иногда с грустью противопоставляет прелесть самой реки безрадостной жизни на ее берегах. «Везде кажется душно и тесно, — говорит он, — а на плоту — нет. На плоту чувствуешь себя и свободно, и легко, и удобно». Но и плот оказывается частью реального и недоброго мира. Ведь там находятся не только Гек и Джим, но и «король» и «герцог». Гек не может и не хочет прятаться от жизни. На протяжении всего романа он то и дело уходит от любимой реки в окружающий его мир моральной духоты и несправедливости. Не в характере Гека бояться правды, бояться трудностей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});