Жизнь из последних сил. 2011–2022 годы - Юрий Николаевич Безелянский

с утра.

Откуда бы, право,

Такая хандра?

Поль Верлен в переводе Б. Пастернака

И вот он настал, настоящий пенсионный год, без обязательной творческой лямки, без газетно-журнальных публикаций, без колонок, рубрик, датных материалов. Пересыхающий ручеек контактов со СМИ. Лишь книги – завершение трехтомника «Огни эмиграции» да упорные занятия хроникой своей жизни и творчества. Редкие выступления, встречи, приглашения, звонки. Бурная деятельность осталась за окном дома. Можно сказать: человек не у дел, пенсионер, «уходящая натура».

Кто-то остроумно заметил: пенсионер утром встал – и делать нечего, вечером лег спать – и половина не сделана… Ну, это не про меня, я все время нахожу себе дело: разбираю, систематизирую, сочиняю. Но вот нет прежнего конвейера: что-то срочно написать, отвезти, получить вышедшую газету или журнал, гонорар и т. д. Вот этой почти каждодневной обязаловки уже нет. И к новому состоянию надо привыкнуть. Очень тянет к опубликованным текстам, поэтому иногда лезу в архивы, ворошу папки, перечитываю написанное и испытываю некоторую гордость за «проделанную работу». По романсу: «Были когда-то и мы рысаками». И скакали, и гарцевали, и били копытами. Или, как говорят сегодня: зажигали. То есть зажигал…

Ну, а теперь логично перейти к дневнику, точнее, к отрывкам из дневниковых записей… (26 апреля 2019 г.) Но сначала эпиграф (и не помню, а чьи это строки, мои или чужие?):

Все круче возраст забирает,

Блажными мыслями бедней

От года к году забавляет.

Но и на самом склоне дней

И при таком солидном стаже,

Когда одуматься пора,

Все для меня игра, и даже

То, что вовсе не игра…

Ну, а после эпиграфа полистаем дневник, что-то сокращая и опуская совсем.

7 января – православное Рождество. Патриарх Гундяев своим хорошо поставленным пропагандистским голосом призвал к любви. Фарисей! Призывает к одному, а желает что-то противоположное. Первые дни января в темени: рано вечереет и темно читать. «Нет личной жизни, смотрю сериалы. Жду продолженья…» – как признавалась Римма Казакова. Лично я ТВ смотрю отрывками, и плююсь, и возмущаюсь: как все неинтересно и бездарно! И опять Казакова:

Пишу на коленке. Везде, где придется.

Пишу на коленке. Что-что, а коленка найдется.

Я не на коленке сочиняю, а на «Олимпии», которая все время барахлит (ну, и сага о ленте для машинки!), достаю другую «Олимпию» и долблю на ней. Вот из более 70 страниц полного дневника за 2018 год делаю выжимку, отбрасываю ненужные подробности и детали, все эти ахи и охи: быт, здоровье…

И точит мысль, а кому это все нужно? Учеников нет, энтузиастов-эккерманов тоже нет. Для каких-то любителей чтения о былых годах? Это возможно. Книги останутся, – так хочется в это верить!.. Ах, книги-книги. Я иногда достаю с полки огромный фолиант «Человек читающий. Homo Legens», где собраны высказывания и, можно сказать, гимны книге. Да и со школы нам долбили слова Максима Горького: «Всем хорошим во мне я обязан книгам…» А в этом томе столько замечательных высказываний, но сдерживаю себя и не цитирую. Только призыв Всеволода Рождественского о том, чтобы глубоко постигать книжный мир:

Но мы должны спускаться в этот мир,

Как водолазы в сумрак Атлантиды…

Ще с увлечением читает «Маятник Фуко» и считает, что мой стиль немного похож на стиль Умберто Эко, та же ирония и игра словами, только у профессора академических знаний побольше, чем у меня. Я не спорю. Я не знаток, а скорее дилетант, и это совсем не обидно… А еще дилетант (от латинского слова: интересующийся) иногда пишет стихи. Вот строки, написанные незадолго до курантов, возвестивших о начале 2018 года:

Минуты тянутся и медлят,

а годы летят словно вскачь.

Ты маешься, ждешь, а уже пролетели

И годы, и жизнь, и судьба, как ни плачь.

И птичек не слышно, безмятежные трели

Давно отзвучали – они их пропели.

Что делать в итоге?..

Напрасные вопли.

Старик, не слюни. Убери свои сопли.

Пыхти потихоньку где-то в углу,

Невнятно бурча про свое бу-бу-бу.

А жизнь продолжает идти и бежать,

Но только ее не дано нам догнать.

14 января – приезжал Эдуардо с дарами: коньяк, бумага, ручки. Какие-то звонки с ТВ и из редакции газет. Ще восхищенно: «Тебя помнят!» Так и хотелось поддакнуть: «Какая радость!» Но радости совсем нет. Жду верстку. Из носа льет, горло болит, в общем, все как обычно. Рутина. И Дима Быков не утешил, написав в первом номере «Собеседника»: «Чего я жду от 2018-го? Маразм и абсурд будут возрастать». Но стойко думаю: переживем и это…

23 января – получил порцию набора «Эмиграции». Куча ошибок: вместо «нежны» набрано «нужны», «бутырок» – «бутылок», «венки» – «веники» и т. д. Смешно? Нет, грустно. Слова «фауна и флора» переиначены как «фауна и флота» и т. д. Короче, «опечутки»…

Ще ходила в магазин «24», а там молоденькая продавщица-узбечка спросила: «Вы одни? А где дедушка? Он такой симпатичный. Передайте ему два яблочка…» А у дедушки с зубами проблемы, и яблочки ему не по зубам. Смех и грех…

Ушел с исторической сцены Виктор Анпилов, революционер, поклонник Че Гевары. В отличие от папаши Зю ничего не приобрел и ничего не оставил после себя. Пламенный бессребреник. Коммунист-идеалист. Я пришел в латиноамериканскую редакцию, когда он ушел или был отчислен оттуда. И еще одна утрата: Михаил Державин. В некрологе нарекли его «великим». Какой великий? Просто хороший характерный актер. Трогательно исполнял песню про морячку и «когда на море качка…».

Сегодня не качка, а повальное патриотическое воспитание: марши, присяги, песни, и, как написала какая-то учительница в комментарии в «МК» (22 января): «И все это на фоне тотального вранья».

31 января – пугает угроза переселения по программе реновации, а по другому раскладу: капремонт. Не дают спокойно жить. За окном все бело, и вспоминается «Метель» Пушкина, когда герой никак не мог доехать до церкви для венчания. Кругом ни зги. «Далеко ли до Жадрино?» – пытался узнать он.

Громыхнул юбилей Владимира Высоцкого – 80 лет. Обожание после смерти. Много воспоминаний по ТВ, каких-то мусорных и никчемных. При жизни не оценили по-настоящему, не уберегли, а Высоцкий надрывался «Парус! Порвали парус! / Каюсь! Каюсь, каюсь!..» А как он ненавидел начальников, несправедливость, плоских обывателей… И некому с ним сравниться.