Ахульго - Шапи Казиев

– Освободил, – согласился старшина.

– Но этого, – показал он на своего раба, – я купил на базаре за хорошие деньги.

– И я купил! – послышалось из толпы.

– А мой сам пошел в рабы, потому что его семья не могла расплатиться с долгами!

– А если их отпустить, кто вернет нам деньги?

– Всевышний Аллах! – ответил Шамиль.

– Освободившим из рабства мусульманина он вернет столько, сколько не принесут вам тысячи невольников!

Толпа недовольно гудела, люди спорили, но согласия не выходило.

– Эй, мусульмане! – призывал Шамиль.

– Позаботьтесь лучше о своей душе, чем о греховном имуществе. Имея рабов, вы сами становитесь рабами! А молитвы рабов, как сказал наш шейх, не будут услышаны!

Невольники слушали Шамиля, раскрыв рты.

– Лицемерие – страшный грех, – горячо убеждал Шамиль.

– Нельзя быть равными в мечети, а за ее дверями менять свою веру на невольников!

Невольники не могли поверить, что могут стать свободными людьми, а некоторые из них будто и сами этого не хотели, потому что привыкли быть рабами, рабство въелось в них, как проказа, а свобода их пугала.

– Кто мусульманин, тот должен быть свободным человеком, – напоминал Шамиль заблудшим заветы шейха.

– А между мусульманами должно быть равенство.

Вокруг собиралось все больше людей. И даже наибы были удивлены словами Шамиля, потому что у некоторых из них тоже были свои рабы.

– Мусульманин рожден быть свободным, он не должен кого-либо покорять и кому-либо покоряться. Угнетенные должны освободиться, а свободные – отвести от себя рабство! – горячо продолжал Шамиль.

– Для того мы и обнажили наши кинжалы!

– Хорошо, – говорили люди.

– Мы отпустим своих ради Аллаха. Но что делать с русскими?

– С русскими?

– С пленными, которых мы захватили.

– Их тоже отпустить?

– Они же не мусульмане.

– Пусть станут свободными, если примут нашу веру, – объявил Шамиль.

– Или останутся пленными, но не рабами.

– Царь прислал их, чтобы покорить нас, – не соглашались горцы.

– Чтобы нас самих сделать рабами!

– Верно, – ответил Шамиль.

– Их прислал царь. Значит, они пришли сюда не по своей воле,

– Если отпустить, они к своим убегут.

– Пусть бегут, – сказал Шамиль, – и расскажут там, что здесь, в горах, мы боремся за свободу для всех.

– И что тогда будет? – не понимали горцы.

– Один уйдет от нас – десять придут к нам. Или вы думаете, русским приятно быть рабами у своих помещиков? Или чернью у своих генералов? Разве вы не слышали, что многие и так уже переходят на нашу сторону?

– Слышали, – отвечали горцы.

– Только переходят тоже разные.

– Всякие есть.

– Одни свободы хотят, а другие от тюрьмы прячутся. Абреки.

– Много у вас таких? – спросил Шамиль.

– У нас нет, у других есть, – говорили люди.

– Каждый сам ответит за свои грехи, – ответил Шамиль.

– А вы не берите на себя то, что противно нашей вере. Кто хочет быть свободным и готов воевать за свое достоинство, пусть живет среди нас как равный. И когда к нам приходит иудей или христианин, то он должен быть так же свободен, как и мы. Потому что все мы – люди Книги. А в священном Коране сказано: «Их Бог и наш Бог – един».

Шамиль понимал, что одними увещеваниями такие трудные вопросы не решить. Над всем этим нужно было хорошенько подумать, собрав совет почитаемых ученых. Большинство горцев никогда не знало рабства, и спины их гнулись только в мечети или в поле за плугом. Но теперь многое менялось, в Имамат вливались разные люди, разные народы, у которых были свои обычаи, свои представления о свободе и рабстве. А тут еще пленные, перебежчики, бывшие ханские вассалы и даже рабы-добровольцы. Еще недавно на рынке в Эндирее процветала работорговля, пока ее не запретил Ермолов. И поговаривали даже, что в Черкесии продают девушек в турецкие гаремы. Но главное Шамилю было ясно – рабство следовало безжалостно искоренять. Нельзя было терпеть в доме заразную болезнь и не заразиться самому. А человек, кем бы он ни был, не мог называться человеком, если терпел рабское ярмо.

Шамиль смотрел на бывших невольников, которые, казалось, выпрямились и стали больше похожи на людей. Но страх перед будущим все еще таился в их удивленных глазах. Имам поблагодарил их бывших хозяев за богоугодное дело, затем пожал каждому из освобожденных руку и сказал, показывая на своих помощников:

– Юнус выдаст вам оружие.

Султанбек научит вас драться. Но сначала вы обойдете всех, кто сюда пришел, и приведете остальных рабов… – Шамиль понял, что сказал не то, что хотел, а затем добавил: – Приведете бывших рабов, а теперь – свободных граждан Имамата.

– А если они не захотят? – спросил старший из освобожденных рабов.

– Хозяева или невольники?

– Рабы.

– Человек, отказывающийся стать свободным, виноват больше, чем его хозяин, – заключил Шамиль.

– Такого следует наказать, как изменника, или прогнать от нас, как собаку.

– Значит, можно его убить? – будто обрадовался бывший невольник.

– Это решит кади, – ответил Шамиль.

– Для того и существуют суд и шариат.

– Когда я был рабом у хана, тот убивал кого хотел и как хотел.

– Придет время, мы спросим за это и с хана, – сказал Шамиль.

Бывшие невольники, крича от радости, побежали искать своих бывших собратьев по несчастью.

– Скажи, имам, – спросила женщина, показывая на ребятишек.

– А что будет с нашими детьми?

– Они свободны, – улыбнулся Шамиль и посмотрел в глаза мальчишкам.

– Вы кто?

– Мы – свободные люди, – улыбались ребята.

– Уздени!

– А когда вырастем, будем твоими мюридами!

– Вот теперь вы отвечаете, как настоящие мужчины.

– Шамиль потрепал ребят по головам и отправил к друзьям.

– Бегите, играйте с остальными. А если победите – тоже получите кинжалы.

– Мы победим! – пообещали ребята и помчались к своим сверстникам.

Тем временем наибы горячо обсуждали начавшуюся реформу и собирались было изложить свое мнение Шамилю. Но тут появился Магомед, который вел за узду коня, нагруженного чем-то тяжелым. Поравнявшись с Шамилем, он ослабил веревку, и на землю свалился мешок, из которого, разорвав мешковину,

высунулось дуло фальконета.

– Получай, имам! – гордо выкрикнул Магомед, стягивая с фальконета мешок.

Наибы обступили пушку, разглядывая ее со всех сторон.

– Медная, – сообщил Юнус, поковыряв пушку кинжалом.

– Добыл все-таки, – удивлялся Али-бек.

– Если я что сказал – значит, сделаю, – польщено ответил Магомед.

– Ее надо установить на моей башне, – предложил Сурхай.

– Рано, – сказал Магомед.

– Сначала нужно подставку сделать, а то назад отлетит и башню твою поломает.

– Не поломает, – возмутился Сурхай.

– У меня башня крепкая.

– А подставку эту сможешь сделать? – поинтересовался Галбац-Дибир, с завистью глядя на орудие.

– Я все могу, – гордо сообщил Магомед.

– Если мне не будут мешать, я еще такую же пушку сделаю. И нечего лезть со своими башнями, это же образец! Из него целая артиллерия получится.

– А лошадь где взял? – спросил Галбац, подняв копыто лошади.

– Не наша лошадь. И подковы не наши.

– У казака одного одолжил, – сообщил Магомед.

– Не на себе же такую тяжесть тащить.

– Значит, пушка исправна? – спросил Сурхай.

– И стреляет?

– Еще как! – улыбался Магомед.

– Я сам из нее столько человек уложил!

– И где же ты из нее стрелял? – спросил Шамиль, охваченный недобрыми предчувствиями.

– Как где? У Ташава-хаджи. Ему она теперь не нужна.

– Почему? – спросил Шамиль.

– Ядер у него нет, – ответил Магомед.

– А я достану или сам сделаю. А потом, на него же этот генерал напал, Граббе который.

– Граббе? – изумился Сурхай.

– Не может быть.

– Как не может, когда целая армия пришла! – рассказывал Магомед.

– Что же ты сразу не сказал? – укорял его Али-бек.

– А разве я не сказал? – удивился Магомед.

– Забыл, наверное. Так хотел имама пушкой порадовать… Я теперь точно знаю, сколько пороху надо!

– Рассказывай же, – встряхнул Магомеда за плечи имам.

– Что там случилось?

– Мы генералу покоя не давали, а потом думали сзади напасть, если сюда пойдет, – начал Магомед, насладившись произведенным пушкой впечатлением.

– Под Мескеты Ташав крепость деревянную сделал. И вдруг этот Граббе на нас напал. Ночью, с двух сторон напал.

– И что было дальше? – торопил Шамиль.

– Дрались. А потом крепость сгорела, и Ташав ушел в Саясан.

– А генерал пошел за ним?

– Наверно, – ответил Магомед.

– В Саясане тоже хорошая крепость есть.

Шамиль встревоженно оглянулся на своих наибов, но особенно пристально посмотрел на Сурхая и Али-бека, которых посылал раньше на помощь Ташаву-хаджи.