Формула Бога. Восхождение - Юрий Витальевич Яньшин

вон пускай молодежь брачуется, а нам то уж куда?! — нерешительно покряхтел он, шаря под подушкой в поисках кисета.

— То есть как это куда? — не понял Захария. — Вы что же собрались жить вне закона? Прелюбодействовать что ли?

— Какое там прелюбодейство?! Я уж и слово такое позабыл. Так бы, сойтись просто, да жить одним домом, чтоб не в одиночку значить, — доставая кисет и приличного размера кусок сельской многотиражки, проговорил он.

— Я все понимаю, — с сочувствием в голосе произнес ангел, — но форму, однако же, следует соблюсти. Хотя бы ради приличия, да и вообще…

Дед, насыпав в газету жменьку табака, стал ловко сворачивать громадную «козью ножку». Захария же продолжал гнуть свою линию:

— Так вот, я наслышанный о ваших безуспешных попытках в этом щекотливом деле готов содействовать принятию решения на основе консенсуса.

— Эк, ты загнул! — восхитился дед, щелкая зажигалкой. — Это она тебе сама значить сказала, что отказывала мне все время?

— Ну да! А что, разве не так?!

— Так, да не так! — выпуская дым и закашлявшись, проворчал Онфим. — Баба! Что с нее возьмешь? Николи всей правды не скажет, значить.

— Ну-ка, ну-ка, изложите свою версию, — чувствуя, что дело не такое простое, как казалось вначале, заинтересовался ангел.

— Все уж у нас было сговорено, еще почитай лет семьдесят назад. И заявление уж в ЗАГС подали, все чин чином, — окутался дымом старик, так, что его было почти не видно, — а только втемяшилось глупой бабе освятить брак церковным таинством.

— Пока не вижу ничего необычного, — пожал плечами полковник. — Многие так делают.

— А ты слухай дале. Вот и пошла она, значить, к попу. А тот и ну ее выспрашивать, что мол, да как. А потом и заявляет, значить, что никак не может совершить обряд.

— Как это не может?! — изумился Захария, неплохо разбирающийся в церковном правосудии.

— А так! Нельзя, говорит, ему жениться, потому как он уже дважды вдовый, а третий брак церковь воспрещает, значить. Во, как, а ты говоришь!

— Как же так случилось то? — сразу нахохлился Захария.

Старик поерзал на кровати, посопел. Раз пустил дым, затем еще раз, как бы собираясь с мыслями и окунаясь в не слишком приятные воспоминания.

— Первый раз женился я еще в царствование матушки императрицы Екатерины Ляксевны в семьдесят пятом годе. Красивая моя была Полюшка — глаз не отвесть. А коса у ей толще руки моей, едва не до пят. Тока-тока свадьбу отгуляли, как забрили меня, значить, в солдаты. А барыне нашей Измайловой уж больно завидно было глядеть на ейную косу. Вот и повелела она схватить мою любушку, да остричь, чтобы значить парик себе соорудить. Не пережила Полюшка позора эдакого, да и кинулась в омут. Я ж тем временем у Суворова Ляксандра Василича служил в полку драгунском. При Фокшанах ядром оторвало мне ногу. Лекарь полковой — Осип Давыдыч спас, храни его, значить, Господь. Списали меня, вчистую. Вернулся домой, долго горевал, а что поделать? Жить-то как-нибудь, все одно надо. Через года три сошелся с одной. Ефросиньей звали ее. Не старая ишшо была, но тоже вдовая. Хорошая была, тихая, да ласковая. Думал, хоть теперь заживем, как ни то. Ан не вышло. Детушек троих, одного за другим, ишшо во младенчестве Бог прибрал, а вскорости до Ефросиньи добрался — померла от нутряной болести. Вот с тех самых годов я к горькой и пристрастился. А тут ужо и Лукерью встретил. У ней, ить тоже жизнь не сахар была, вот и подумал я, что нам по углам от жить, одиночество коротать? Так то.

— Да-а, — почесал в затылке ангел, — это конечно проблема с точки зрения церкви.

Однако чесание в затылке, как утверждал Винни-Пух, порой приводит к поразительным результатам. Так произошло и на этот раз. Почесывание затылка породило в мозгу ангела простую и одновременно оригинальную мысль: «Если есть запрет церкви на что либо, то в истории непременно должен найтись и прецедент его отмены. А кто вправе отменить запрет? Конечно же, верховная церковная власть. Кто на Земле олицетворял верховную власть? Патриарх осуществлял ее в перерывах между Вселенским либо Поместным Соборами. Так-так».

— Послушай меня, Онфим, — начал ангел, — а что если я попробую договориться с одним из наших патриархов о снятии с тебя запрета? Как ты на это посмотришь?

— Батюшка, ангел! — бухнулся тот, почти не раздумывая, на колени. — Век буду Бога молить! Яви такую милость! Ить сопьюсь окончательно от жисти такой!

— Погоди бухаться в ноги! Еще вилами на воде писано. Посиди тихо, мне надо сделать один важный звонок.

Захария достал комтор, и быстро пролистав список абонентов, набрал нужный номер. Почти сразу на том конце прогудел сочный голос Гермогена:

— Я слушаю тебя, отче!

— Прости, сыне, что отвлекаю тебя от дел праведных, — с пафосом начал хитрую игру Захария.

— Я не занят отче, а вечерю будет служить сегодня Феогност.

— Это хорошо, сыне. Посему, прошу тебя, уделить толику времени для свершения в миру церковного подвига. Дело не мешкотное и требующее сугубого разбирательства, которое может затянуться весьма.

— И простой чернец и священник ризоносный одинаково должны беспрекословно являться к членам паствы церковной, для утешения и наущения.

— Тако же, сыне.

— Мантию одевать или рясы с куколем будет достаточно? — уже деловито осведомился Гермоген.

— Надень, — секунду поразмыслив, сказал Захария. — И это… вот еще что…

— Сколько? — спросил, не дожидаясь пояснений, на том конце сообразительный патриарх.

— Пару литров, думаю, хватит для затравки.

— Адрес?

— Выселки-27, Клубничный проезд, 5-я просека. Я встречу.

— С Богом!

— С Богом! — эхом отозвался Захария и отключился.

Связь была отчетливой, поэтому Онфим, сидящий на кровати, и почти не дышавший, слышал каждое слово. Сообразив, что разговаривать с патриархом в таком покровительственном тоне может ангел только очень высокого ранга, он поневоле воспрял духом и уже смотрел на него даже не как на своего спасителя, но как чуть ли не Мессию.

— Все слышал?! — обратился ангел к деду. Тот покивал подобострастно. — Одевайся во все лучшее, что найдешь, и беги к бабке. Скажешь ей, что я пошел встречать патриарха. Скоро буду.

Затем вдруг остановился и неожиданно спросил:

— На баяне то играть умеешь?

— Неа.

— А зачем тогда он тебе?! — удивился Захария.

— Красивый! — с какой-то теплотой и детской наивностью в голосе проговорил старик.

— Тогда захвати и его с собой.

Выпалив эти рубленые фразы, Захария не мешкая, пустился на улицу. Идя скорым шагом по сельской улочке, услышал звонок комтора. Сначала подумал, что это патриарх перезванивает, чтобы уточнить детали, но поднеся комтор к лицу, обнаружил ошибку в своем предположении.